– Слушаем внимательно! – Владимир упал в кресло, всё также не вынимая пальцев из петель пиджака и выжидающе уставился на друга юности.
– Ты говоришь, что Германия может прекратить снабжение деньгами, если поймёт, что ты ей мало полезен…
– Это факт!
– Возьми деньги у Америки.
– Даст?
– Даст. Даёт всем направо и налево. Всем, кто хоть чуть-чуть может быть полезен.
– Какой их интерес?
– Ослабить две великие европейские державы – Германию и Россию. А Россию по возможности и уничтожить. Раздробить на множество мелких губерний, чтобы российской империи и в помине не было. Есть информация, что и война в принципе спровоцирована Америкой.
– Как они это себе представляют?
– Революция – раз. Свержение царя и новое правительство – два. В это правительство входят полезные для Америки люди, которые и довершат начатое.
– И кто эти люди? Имена уже известны?
– А как же! Главная кандидатура – Львов Григорий Евгеньевич. Также и Керенский Александр интересен.
– Алексашка? Земляк. Далеко пошёл…
– Да, мы, трое, земляки, – кивнул Михаил.
– Помню, как папаша его золотой мой аттестат испортил четвёркой по логике… Но – зато дал мне положительную характеристику для поступления в университет… Впрочем, Алексашку я плохо помню. Он нас лет на десять моложе был, так?
– Да, тогда ещё – совсем ребёнок.
– Хм… Львов и Керенский, говоришь? Вот как! Оба масоны.
– Да.
– Ну-ну. Вот я и говорю – на другую лошадь поставили.
– Они на всех лошадей ставят. А там – какая к финишу первая придёт, той и победа.
– Победа! Сладкое слово!.. Так, батенька, как ты это себе представляешь? Я про американские деньги. Как? Через кого?
– Троцкий!
– Троцкий?
– Родственник у него крупный американский банкир, готовый снабжать деньгами.
– Да мы с ним постоянно собачимся! Он даже не большевик до сих пор. Я с ним далеко не в близких отношениях, мягко говоря…
– Значит, надо сблизиться.
– Хм… И сколько они дадут? Если тысяч десять – мало.
– Двадцать дадут. Миллионов. Вот увидишь…
– Звучит заманчиво. Но страшно подумать – что господин Троцкий с меня за это попросит? Абсолютную власть? И чтобы я у него на побегушках был?
Владимир нервно барабанил пальцами по столу.
– Но, Володя, – осторожно заметила Надежда. – Пусть он даст эти деньги, а там… видно будет.
– Троцкий… Знаю я этого хитрого еврея, Бронштейна… Сомневаюсь я, Миха. Крепко сомневаюсь… Вот если бы каким-то другим путём, не через Троцкого… Что, на его дяде банкире весь свет сошёлся?
– Нет, конечно. Есть и другие банкиры, и другие возможности.
– Валяй. Какие другие?
– Ну, например, получить те же двадцать миллионов долларов через некую масонскую ложу…
– Какую?
– «Сыны Завета».
– А! Я уже давно в эти игры не играю.
– Зато я играю.
– Поможешь?
– Для этого я здесь.
– Ну, что ж… Вот и ладненько… Вот и договорились… А пока можно и двух коров подоить – то есть, Германию я пока со счетов не списываю. До поры до времени. Пока они не поймут, что всё бесполезно.
– Бесполезно?
– Не верю я в революцию, не верю!
– Я не узнаю тебя! Думаю, эта хандра у тебя временная… Так вот… Отчего же ты не спросишь, что масоны хотят взамен этих двадцати миллионов?
– Знаю, чего хотят: революцию хотят, свержения самодержавия хотят…
– И не просто хотят, а ждут и как можно быстрее! А ты – «не верю, не верю»… Не веришь – не видать тебе денежек. Ещё не сыграл, а уже проиграл…
– Ну ладно, ладно! Ты прав – хандрить сейчас не время.
– То-то же… Думай! А мне пора.
– Что так скоро? Посиди ещё. У меня шикарный ликёр есть. Поляки подарили. За разговорами забыл предложить.
– Спасибо, но мне действительно пора. Выпей сам этот ликёр со своими очаровательными спутницами. За веру в успех. А у меня поезд в пять утра. Надо собраться. Да и выспаться не мешало бы.
– Стало быть, завтра в Россию? И какие планы, если не секрет?
– Участие в конференции союзников.
– Ах, в этой самой?.. А какова её цель?
– То, что на поверхности – обсудить обеспечение русских войск оружием и боеприпасами, помощь всяческая… А то, что за кулисами переговоров будет – прощупать почву на предмет того, как себя чувствует самодержавие, какая политическая ситуация внутри страны… Да, в общем-то, и обсудить, как можно побыстрее царя свалить и переворот организовать. Не может эта агония самодержавия долго длиться.
– Ух ты! А союзникам-то зачем русского медведя валить? Не проще ли жар чужими руками загребать? Русский медведь немца порвёт, а союзнички, в сторонке отстоявшись, свои преференции получат. Разве не так?
– Россия слишком уж развоевалась. Немец почти сломлен. А если победа над немцем будет достигнута благодаря России – тогда Россия заявит свои права на многое из того, на что претендуют союзники… Политика-с! Если же сейчас, накануне победы, Россию вывести из игры, оставив ей роль пушечного мяса, тогда…
– А ну, как без России немца-то не осилить?
– Чтобы немца осилить – немного потрудиться осталось. К тому же роль России в войне готова сыграть Америка. Американцы поставили условие перед союзниками – провернуть в России переворот, убрать царя, а тогда Америка примет участие в войне на их стороне и совместными усилиями очень быстро немец будет побеждён.
– Ах, какой политес, какие игры! – Владимир довольно потирал руки, ноздри его возбуждённо раздувались. – Ах, какая игра-то интересная затевается! Поучаствовать бы в ней! Так вот засел здесь, как медведь в берлоге! Какая досада!
– Я посоветовал тебе, как действовать, дальше решай сам.
Михаил поднялся, Владимир стремительно шагнул к нему.
– А я уже решил – я согласен.
– А как же твой пессимизм?
– Ну, с двадцатью миллионами – какой пессимизм? С такой суммой можно ввязаться в игру. И выиграть.
– Другого ответа я от тебя и не ждал. Жди от меня сигнала. А в том, что не подведёшь, я не сомневаюсь.
– Не подведу, дорогой друг!
Приятели сердечно пожали друг другу руки.
– Ну, прощай, Миха! Рад был повидаться! Сколько лет, сколько зим…
– И я рад, дорогой Володя! Эх, молодость…
Надежда подошла, слегка переваливаясь, и тоже пожала Михаилу руку, неожиданно крепко, по-мужски. «Вот так амёба, – с удивлением отметил он про себя. – Такая и коня на скаку остановит».
– Удачи вам, Михаил Иннокентьевич. Может, ещё встретиться доведётся…
– Спасибо, Надежда Константиновна. Был бы счастлив.
– Да и мне пора, – засобиралась Инесса.
– Позвольте, провожу, – предложил Михаил.
Владимир, после ухода Михаила и Инессы, глубоко задумавшись, подошёл к секретеру и, выдвинув один из ящичков, достал оттуда тонкую пачку банкнот, несколько мгновений смотрел на неё, словно бы не решаясь пересчитать, затем решился, пересчитал, нахмурился и, закинув деньги обратно в ящик, с шумом задвинул его.
– Деньги стремительно кончаются! – с досадой воскликнул он, болезненно искривившись. И оглянулся на жену, которая безо всяких эмоций смотрела на него выпуклыми серыми глазами. – Скоро вышвырнут нас отсюда за шкирку, Наденька!
– Давай откажемся от ужинов, – буднично предложила она.
– От ужинов, от вина, от сливочного масла! – в сердцах бросил Владимир. – Но! Миха обещал…
– Приятный человек! – подхватила Надежда.
– А если не Миха, то… Значит, Троцкий…
– Да, к Троцкому надо присмотреться, – подытожила Надежда Константиновна.
Ночью Владимиру Ильичу приснился сон: прилетела к нему птица счастья, только не синяя птица, а, скорее зеленоватая, сложенная из долларовых бумажных купюр. Он ухватил её за хвост и тотчас почувствовал успокоение – птица счастья в его руках! И тут, откуда ни возьмись, окружил его народ, толпы народа. Он видел, что те, которые стоят в первых рядах, смотрят на него с обожанием и рты их с готовностью приоткрыты. И он начал говорить, а говорил он вдохновенно, с упоением, и, увлекшись речью, размахивал денежной птицей так, что только перья в виде купюр летели во все стороны, и народ на лету ловил их, а когда он в своей речи сыпал лозунгами: «Землю – крестьянам!», «Фабрики – рабочим!» – народ, размахивая пойманными купюрами, в ликовании кричал: «Ура!» И всё было замечательно, да только денежная птица счастья вырвалась из его рук и – улетела, уронив рядом с ним одну сиротливую бумажку очень скромного достоинства… И – что же? Народ отвернулся от него, развернулся и – вот уже и нет никого…
Владимир проснулся и произнёс вслух:
– Вот что им надо всем! Деньги! Только деньги решают всё! За нашими популистскими лозунгами они видят только деньги! Кто им больше посулит – за тем они и пойдут!
– Что ты говоришь, Володя? – сонно пробормотала супруга.
– Извини, разбудил тебя… Я тут подумал, Наденька, – Владимир взял руку жены и положил себе на грудь. – Я подумал, что в принципе людям наплевать на высокие слова и идеалы, для людей всё упирается в деньги, в выгоду: земля – крестьянину, фабрики – рабочему…
– Что ж тут такого? – возразила Надежда. – Мы для того и стараемся, чтобы люди наконец-то нормально жить стали.
– А если не станут лучше жить, то – подумать страшно, что они с нами сделают… Русский бунт бессмысленный и беспощадный… Обещали много чего, а ничего не сделали, стало быть, обманули…
– Ну, сразу-то ничего не делается, надо это людям объяснять, надо, чтобы они сознательные были, чтобы понимали.
– А давай, Наденька, помечтаем, – Владимир устроился поудобнее и, поглаживая руку супруги, заговорил: – Представь себе, что революция совершилась! Представь, что люди сознательно отнеслись к построению нового общества… Не все, конечно… Но те, которые без понимания, просто не выжили. А те, которые остались, в новом обществе стали новыми людьми. Не они, так их дети… Новый человек! Это такой человек, сущность которого не искажена пороками несовершенного строя. Ему не важны деньги, а потому в коммунистическом обществе их и не будет, не важна нажива… А зачем? Ведь всего будет в изобилии… Для нового человека важен труд! Созидательный труд! Он будет трудиться, радостно трудиться, Наденька, и наслаждаться жизнью! И это будет, обязательно будет!
– А чтобы это случилось – новый человек! – подхватила окончательно проснувшаяся Надежда. – Надо его с детства лепить, формировать, воспитывать. А для этого надо особое внимание уделить системе образования.
– Правильно, Наденька, всё так!
– Когда мы победим, я бы именно этим хотела заняться – создать новую систему образования.
– Отличная мысль, Наденька! Надо только победить.
– А как? Какой-то план у тебя появился?
– Появился, Наденька. План у меня появился. Я знаю, что надо сделать, чтобы победить… Так что – не конец ещё, не конец, а – начало.
2
