Александр Леонидович Кириллов "Джентльмены удачи 2"

Джентльмены удачи 2
Александр Леонидович Кириллов

Занявшись морской торговлей, Александр Михайлов и его товарищи продолжают бороться за своё место под солнцем в жестоком 18-м веке. На суше и на море молодым людям приходится вести торговые войны, сражаться с пиратами и разбойничьими отрядами вражеских государств. Несмотря на это, герой гнёт свою линию, а в его личной жизни происходят судьбоносные встречи.

Александр Кириллов

Джентльмены удачи 2

Глава 1. Джентльмены удачи

В обеденном зале крепости в Аяччо разговаривали немолодой мужчина и девушка:

– Дядя, Александр был в Аяччо?

– Да, Лаура, он пробыл здесь сутки и потом ещё раз заходил на своём бриге.

– Почему вы не известили меня?

– Потому что Александр сказал, что ему нечего тебе предложить. Смирись, Лаура. Выбери себе достойного корсиканца и живи полноценной жизнью.

– Теперь не могу, дядя. Ведь он сказал, что не прощается, потому что наша новая встреча обязательно будет. Дядя, я решила.

– Что ты решила?

– Я поплыву в Таганрог.

– Девочка моя, Александр сказал, что не видит тебя в своей жизни.

– Вот пусть и скажет мне это в глаза.

– Эх, девочка моя! Подумай, там чужая страна, язык и люди. Что ты будешь делать, если он не примет тебя?

– В этом случае назад я не вернусь, но что-то буду делать.

– Даже не думай! Возвращайся. Для всех ты поедешь в морское путешествие. Никто здесь не попрекнёт тебя.

– Хорошо, дядя Паскаль. Я возьму Альбера, и мы поедем.

Дядя отвёл глаза, лишь тяжело вздохнув.

За время службы в Академии наук я проделал довольно много работы, обобщив и систематизировав результаты опытов и теоретических изысканий Ломоносова. Побывал даже на заседании академического учёного Совета, где «рулил» хитрый и продуманный академик Шумахер, имеющий большой вес среди иностранцев. В общем, поварился я в одной кастрюле с великим учёным, познакомился с другими преподавателями и профессорами, после чего мой научный энтузиазм угас. Надоело мне корпеть над каракулями, разбираясь в сути исследований – устал я от российской науки. Не видел перспективы внедрения в России новых разработок. Всё должно было прийти из-за границы, и только тогда наши власти могли наладить производство этого товара, а могли и не наладить.

К ноябрю из учебного плавания по Балтике вернулись наши корабли. Я совершил прощальные визиты домой к Ломоносовым и Ростовцевым, к Приходину – на работу, а в Корпус заявилась вся наша банда из бывших гардемаринов. Затем был разговор с капитаном Барбером, его помощником Линчем и остальными шотландцами. Они отдали нам свою долю от прибыли с галеона и обязались привезти в Тенерифе тонну кофе из Гвинеи. Тем самым они выкупали в свою собственность трофейную шхуну, которую собирались переименовать в "Новый Глазго" и приписать к порту Глазго.

Шотландцы, вывесив британский флаг и имея официальную купчую на шхуну, отправились в своё Глазго, а галеон и бриг повернули к берегам Норвегии. Я сделал запись в судовом журнале о том, что шхуна утонула в Северном море. Ноябрь в Северном море – это начало крепких штормов и холодных ливней.

Не рискуя идти через бушующее море с мелями в самых неожиданных местах, мы продвигались на север вдоль норвежского берега. Я командовал галеоном, который шёл первым номером. Шторм стих. В туманных сумерках в полумиле от нас вахтенные увидели силуэт парусника. Об этом мне доложил Огоньков, после чего я вышел из каюты и взошёл на шканцы. Рассмотрев тип парусов, сделали вывод, что корабль относится к семейству барков. Вскоре судно скрылось в одном из фьордов, коими в бесчисленном множестве изрезаны берега Норвегии. Сигнальщик зажёг в фонаре свечу и стал семафорить вахтенным на бриге: «Вижу судно. Делай, как я». Дождавшись ответа, фонарь убрали.

Галеон повернул следом за тающим в ночной темноте парусом. Не зная фарватера, Огоньков приказал убрать большинство парусов, а баковые матросы стали промерять глубину лотлинем. С глубиной всё оказалось нормально. Я и Гагарин рассчитали, где оказались, по морской карте определив, что самым близким к нам городком являлся порт Ставагер. Возможно, здесь у бриттов была база. Берег делал небольшой поворот, после которого фьорд расширялся в широкий водный рукав, на котором были разбросаны островки. Увидев расширение, Олег проговорил: "Кэп, точно, это залив Ставагера. Других похожих фьордов поблизости на карте не отмечено. Предлагаю бросить якорь, а дальше идти на шлюпках.

– Согласен.

– Сигнальщик, передай команде брига: "Встать на якорь и ждать".

Бриг подошёл вплотную к галеону и встал на якорь. Его вахтенные видели, что мы спустили шлюпку. Соблюдая тишину, с него так же была спущена шлюпка, причалившая к борту галеона. По сброшенному штормтрапу на палубу взобрался Кораблёв. Я сообщил мичману: «Дмитрий, передай Медакину, что мы увидели барк и хотим его захватить. По возвращению разведчиков, пусть спускает все шлюпки с матросами и присоединяется к моей группе».

Бриг был довольно скоростным корабликом с прямыми парусами, но трёхмачтовая баркентина со смешанным парусным вооружением являлась ещё более манёвренной и быстроходной при любом ветре. Так что если мы её сможем увести, это будет отличное усиление нашей маленькой эскадры. Но вначале следовало дождаться Гагарина, который на шлюпке с четырьмя гребцами отправился на разведку. Часа через два парни вернулись и лейтенант доложил:

– У пристани стоят три судна. Когда подошли поближе, увидели, что матросы сходят на берег.

– Отлично, Олег. Вахтенный, шлюпки с командами на воду!

Поднятые по тревоге матросы и офицеры по талям соскальзывали в спущенные на воду шлюпки. Восемь забитых моряками лодок скрылись в ночном тумане. Через час мы догребли к гавани, где стояли корабли. Осмотревшись, определили, что у пристани стоят два 50-пушечных фрегата и баркентина. Не зная, где находятся команды фрегатов, решили их не трогать. Все-таки на таком судне команда составляет человек 300 и, если все они на корабле, то не мы их, а они возьмут нас в плен. А вот баркентина только пришла с патрулирования, поэтому экипаж отпустили на берег расслабиться, а на судне осталась дежурная смена, да те моряки, что решили отоспаться в кубрике.

Моряки, установив на борта лодок пробковые фашины, чтобы не было громкого удара о корпус корабля, вплотную подходили к корме судна. Зацепив верёвку с кошкой за борт, диверсанты полезли наверх. Первыми были самые крепкие матросы. Прячась в темноте, морпехи подобрались к квартердеку, на котором сидели четыре укутавшиеся в тёплые куртки матроса и офицер. Их расстреляли из арбалетов и добили ножами. Затем скинули шторм трап, чтобы народу было легче забираться. Все поднявшиеся на корабль матросы занялись поиском оставшихся на судне англичан. Проверяя каюты и кубрики, захватили двенадцать матросов и офицера, а остальные члены экипажа сошли на берег.

Оставшиеся в шлюпках гребцы повели их в обратный путь, а находящиеся на палубе подняли якорь и поставили нужные паруса. Ветер с гор наполнил их, команда приступила к развороту судна, а затем покинула гавань. Объединившись с остальными кораблями, на баркентину добавили матросов и офицеров, сформировав команду. Я перешёл капитаном на трофей, Медакин остался капитаном знаменитого брига, а Лобов возглавил галеон. Дождавшись шлюпок с моряками, подняли их на борт, развернулись и продолжили поход.

Три судна вышли из фьорда и взяли курс в океан, попав в тёплое течение Гольфстрим, которое сносило нас севернее к айсбергам. Пришлось лавировать, пока суда не пересекли течение, а затем повернули к острову Тенерифе. Кратчайший путь через Ла-Манш мы даже не рассматривали, решив снова обойти Британию со стороны океана. Выйдя в открытое море, я приказал пленных выбросить за борт. Матросы пошушукались, но приказ исполнили. Это были враги и, чем больше я их уничтожу, тем легче станет жить в мире. Возможно, определённая часть побед англичан была добыта тем, что они уничтожали пленных, либо те заканчивали свой век в рабских ошейниках на колониальных плантациях. Ведь уничтожая пленных, победитель навсегда лишал своего противника обученных солдат или матросов. Мичман Михаил Лобов вёл галеон в кильватере остальных кораблей, улыбаясь своим мыслям: «Мишка Лобов – капитан. С юности мечталось, а стал, так страшно. Ничего, раз Михай назначил, значит, знает, что справлюсь. Главное, не терять головы».

Бриг «Кардифф» легко бежал по волнам, почти месяц назад выйдя из североамериканского Ричмонда. В трюме лежали мешки отличного вирджинского табака, тростникового сахара и рулоны хлопковой ткани. Все время кораблику сопутствовали погода без штормов и попутный ветер, отчего он выигрывал несколько дней у стандартного графика. Стоя на мостике, капитан Бэрридж попыхивал трубкой и поглядывал вдаль. И вот в один прекрасный момент он увидел то, что ему очень не понравилось. По левому борту в его сторону двигались три корабля – шустрый бриг, ещё более скоростная баркентина и тяжёлый галеон. Капитан пыхнул трубкой и произнёс: «Хм, а ведь эти парни решили взять меня на абордаж. Что же, поиграем. Боцман, поднять паруса, курс зюйд-зюйд-ост!»

Кораблик изменил курс на юго-юго-восток, побежав, подгоняемый волной. Преследователи так же скорректировали свой курс, лишь галеон придерживался первоначального направления на юго-восток. Резать угол, идя по катету, гораздо короче, чем идти вдоль гипотенузы воображаемого треугольника. Мы шли по перпендикуляру, а будущий трофей наискось, отчего мы сокращали расстояния, отыгрывая мили. Левее от баркентины курс «Кардиффа» пересекал бриг Медакина, а ещё левее шёл отставший галеон Лобова. Баркентина на всех парусах неслась в погоню, всё увереннее сокращая расстояние до брига.

Вечерело, и британцы надеялись сбежать в темноте. Капитан ругался, стоя на мостике и оценивая ситуацию: «Три тысячи чертей и бутылка рома! Слишком они близко и слишком медленно темнеет. Не уйдём». Я спокойно стоял на шканцах, поглядывая на удирающий бриг и заходящее солнце, размышляя: «Не уйдёшь, капитан. Ещё час и мы возьмём твой кораблик!»

Когда расстояние сократилось до пары кабельтовых, с нашего корабля холостым выстрелила пушка. Капитан брига не отреагировал, продолжая удирать от погони. Через полмили его курс пересечёт корабль Медакина – британцу не уйти. Мы бы давно открыли бы огонь, но я желал взять трофей целым. Тем не менее, скомандовал:

– Артиллерия, к бою товсь! Мичман Ленский, надо попасть ему по палубе, чтобы уничтожить капитана и вахтенную смену.

Расчёт зарядил носовую пушку осколочным снарядом, провёл измерение дальности и, когда оно сократилось до 200 метров, отправил снаряд в полет. В этот момент нос нашего судна задрался на волне, отчего «огурец» упал в воду. Покрасневший от досады Ленский давал новое целеуказание:

– Мимо! К стрельбе товсь, огонь по готовности!

– Есть по готовности!

– Есть попадание!

Взрыв на палубе внёс коррективы в поведение англичан. Они подняли белый флаг и стали спускать паруса, гася скорость. Вскоре мы шли параллельным курсом, а когда сблизились, то сцепили корабли абордажными крючьями. На палубу торговца перебирались наши матросы с тесаками, а десяток контролировал ситуацию, стоя на палубе с заряженными мушкетами. Попадание осколочного снаряда в район грот-мачты убило рулевого, капитана и вахтенного офицера, поранив десяток матросов. Боцман принял решение капитулировать. Он же докладывал Невову о потерях среди экипажа, откуда идут и что везут в трюме:

– Ядро убило шкипера и подшкипера, да матросов поранило. Груз не стоит жизни. Мы сдаёмся.

– Ты прав, боцман, собирайте и переносите раненых – им окажут помощь у нас на корабле.

Все тридцать британцев перешли в трюм баркентины. Я же оценил адекватность боцмана, обещав высадить их в Уэльсе и выплатить месячную зарплату, чтобы они добрались домой. На "Кардифф" перешла часть команды, а капитаном судна я назначил лейтенанта Самарина. Наш отряд сделал крюк и бросил якорь у берегов Уэльса, высадив кельтский экипаж на их родной земле. После этого я выплатил всем месячное жалование и тройную матпомощь раненым. Затем прошло третье перераспределение моряков наших судов по новым кораблям. «Азовом» остался командовать Медакин, а у него в помощниках были ветераны команды: Кораблёв, Ларин, Орлов, Шевин. Бриг «Кардифф» возглавил Самарин, его помощниками стали Гагарин, Быков, Марков и Лаушкин, а главным артиллеристом – Ленский. Галеон под своё начало получил Лобов с товарищами по оружию: Огоньковым, Шубяном, фон Элистом и артиллеристом Алексио. На баркентине, которую переименовали в «Ростов», теперь капитанствовал я лично. Управлять судном мне помогали Поповкин, Невов, Надеждин, Донской и Пятигоров. Кроме них были мичманы и штурманы из нового призыва, а многие матросы-ветераны с «Азова» моим приказом были произведены в унтер-офицеры и боцманы и равномерно распределены на все суда.

По курсу показались острова. Мы бросили якорь в лагуне у замеченной деревни, отправив на берег шлюпку. Узнали, что это порт Санта-Круз, а остров называется де ла Пальма. Мы добрались до Канар. Сориентировавшись по карте, подошли к острову Тенерифе, дожидаясь шотландцев на рейде одноименного порта. По очереди команды кораблей сходили на сушу, чтобы почувствовать под ногами землю. Встретившись в таверне на берегу, поинтересовался у 24-летних капитанов Самарина и Лобова, каково быть капитанами. Парни улыбались, отвечая:

– Вроде всё, как на вахте, но страшновато быть главным. А как осознали, что последнее решение мы должны принимать, так робость и пропала.

– Так и есть, когда становишься «последним рубежом», поначалу робость появляется, а затем пропадает.

А ещё мы поговорили о пиратстве.

Вопрос поднял боевой, но слишком принципиальный Медакин:

– Михай, когда мы учились в Корпусе, я мечтал быть русским офицером, служить на военном корабле и совершать подвиги во имя страны.

– Серёж, твоя мечта осуществилась.

– Это да, но я хотел сказать о другом. Я понимаю, когда мы сражались с английской эскадрой. Это был бой, который мы выиграли только лишь благодаря твоим снарядам. Когда мы увели английскую баркентину – тоже всё правильно. Но меня смущает, зачем мы захватили бриг капитана Бэрриджа? Ведь это обычный торговец, которого ждут дома родные. А мы взяли его и убили.

Мы стали не офицерами флота, а самыми настоящими пиратами, которые ради наживы готовы убивать любого.

Я вздохнул, почесал голову и ответил:

– Парни, вы все так думаете или только Серёга задумался об этической стороне моих приказов и наших общих поступков?

Мнения разделились, но в целом Сергей остался в одиночестве – народ не терзался сомнениями по поводу захвата чужих судов. Британцы – это враги, а враг должен быть побеждён.

Выслушав молодых офицеров продолжил:

– Сергей, ещё с допетровских времён, когда Россия попала в сферу политических и торговых интересов Британии, её представители стали нещадно грабить нашу страну. Обрати внимание, если в мире против России начинаются войны или восстания, обязательно ищи английский или французский след. Вот ты пожалел торговца, а почему тебе не жалко военных моряков? Их так же ждут дома семьи. Чем они хуже? Молчишь? Просто их работа – убивать своих противников. Понимаешь, не сеять, ни растить детей, а убивать тех, на кого укажут правители. Теперь о торговцах. Торговцы тоже бывают разными. Работорговцы тоже люди, которые торгуют рабами, без жалости разрывая семьи негров или каторжан, сосланных в колонии правительством. Вот везёт торговец чугун из Перпиньяна в Плимут. А где гарантия того, что чугун не переплавят в сталь, которая пойдёт на пушки? А из этой пушки прилетит ядро, попадёт в крюйт-камеру и твой бриг пойдёт на дно – 10 килограмм металла погубят 80 человек, которых так же ждут дома родные.

Понимаешь, можно долго говорить о заповедях Христа, которых ни одно христианское правительство не соблюдает. Большая политика состоит из тысяч крохотных эпизодов, в которых маленькие человечки сражаются на своём участке фронта.

– Ты прав, Саня. Все мы сражаемся против обычных людей, только в другой форме. Не мы их, так они нас.

– Правильно Миша. Хочу заметить, что всё в мире взаимосвязано. Давайте поясню это на своём примере. Я попал к англичанам и заработал денег. На эти деньги я смог купить поместье с крепостными. У меня появились возможности, чтобы я смог сделать сверхснаряды. В съёмной квартире я бы их никогда не сделал. И даже если бы что-то получилось, это было всего лишь несколько экземпляров. А не окажись у нас тротиловых снарядов, половина из нас лежала бы на дне Мраморного моря после встречи с «Бристолем», а оставшиеся загибались на плантациях сахарного тростника на Барбадосе. Вот и вся диалектика жизни!

С каждым кораблём мы становимся сильнее, можем привезти больше товара, а, значит, стать богаче. Когда я стал богаче, у меня появилось больше возможностей помочь обычным людям. Вы же знаете, как живут мои крестьяне и крестьяне других помещиков. Как минимум, я уже делаю доброе дело. Я не альтруист, поэтому окрепнув, крестьяне станут выкупать дома и платить аренду, возвращая мне потраченные деньги. Но это далёкая перспектива – я не выжимаю из них соки, а даю встать на ноги, ощутить радость нормальной жизни. Для меня важны не деньги, а цель. А чтобы достичь цели, нужны ресурсы, в частности, деньги. Я хорошо зарабатываю, но тут же пускаю их в дело. У меня появились производства, и теперь я могу сделать сто снарядов за один месяц, а не за всю зиму, как было раньше, а, значит, повысился наш шанс победить в бою и всем вам вернуться домой. Я планирую делать ещё много разных полезных вещей, но для этого нужны деньги, люди и время.

Так что, братцы, возвращаясь к большой политике в её малых составляющих, скажу – я веду свою войну с врагами моей страны. Я не могу добраться до главных вершителей судеб, но стану беспощадно сражаться с теми, кто составляет шестерёнки государственной машины наших противников. А попутно буду повышать своё благополучие, чтобы развивать производства. Я хочу быть сильнее своих врагов. Итак, друзья мои, я понятно объяснил свою позицию?

– Вполне. Даже у меня не осталось сомнений.

– Серёга, это радует, ведь недосказанность порождает недоверие и противодействие. А чтобы побеждать, мы должны полностью доверять друг другу.

В душе я порадовался, что этой речью я разъяснил свои поступки и приказы, иногда весьма жестокие.

Дождавшись "Новый Глазго", перегрузили заказанный кофе, после чего тепло попрощались и разбежались. Теперь у шотландцев был свой, независимый от нас, бизнес.

Домой возвращались под русским флагом, полные решимости топить британцев и португальцев. У берегов Испании догнали британскую шхуну с грузом красного дерева, капитан которой сдался. По этой причине топить шхуну и команду не стали, забрав груз, пушки, порох и запасные паруса. Ободрённые лёгким призом, мы стали рассуждать о новых захватах. Как всегда это бывает, Фортуна щёлкнула по носу. Пришлось героически драпать к берегам Франции. Вместо безобидных торгашей мы нарвались на британскую военную эскадру, состоящую из восьми линейных кораблей и фрегатов. Они засекли нас и пустились в погоню. Налетевший шторм спас нас от неравного боя. Британцы повернули в океан, а мы рванули в неспокойный Бискайский залив, решив отсидеться в широком устье реки Гаронна, имевшем название «эстуарий Жиронда».

Погода окончательно испортилась. Мощные ноябрьские шторма заперли нас в эстуарии, где отстаивалась уйма парусных судов. Ветер с океана каждый день и ночь приносил холодные осенние ливни. Просидев пару дней в каютах и кубриках, нам стало скучно, и офицеры отправились заводить знакомства с ближайшими соседями по стоянке. За бутылочкой бордоского вина выяснили следующее. В 20-ти лье выше по Гаронне расположился город Бордо. Это были ворота Франции, через которые завозились товары из всех колоний. Поэтому городской рынок считался самым крупным в стране рынком колониальных товаров. Сам же регион являлся винодельческим центром Франции, так что все берега Жиронды были усеяны виноградниками. Окидывая взгляд, с обоих берегов реки виднелись дворянские замки и фермерские винодельческие хозяйства, в которых производили знаменитые на весь мир белые и красные бордоские вина. Раз попали сюда, решили прикупить их у местных производителей.

Затем на «Азове» отмахали 90 километров по Гаронне, бросили якорь у причала и отправились смотреть город. Он, действительно, был крупным по меркам этого времени. Местный мэр всерьёз взялся за облагораживание города, поэтому шли стройки монументального собора, каменных набережных, моста и красивых зданий. В городе мы задержались на неделю. За это время баталёры прошлись по торговцам, выясняя цены. Я же купил готовых химреактивов типа кислот, ингредиенты для создания тротила и легирования железа, бочковую и стеклянную тару. На рынке лично выбрал и накупил для пропитания экипажей и посадки в имении несколько десятков тонн картофеля и тонну томатов.

Война шла своим чередом, приближаясь к главному морскому сражению всей кампании. В Париже проходило совещание военных руководителей страны. Говорил военный министр Франции Шуазейль:

– Господа адмиралы и маршалы, война затянулась. Считаю, что надо решить все проблемы одним ударом.

– Именно так, господин министр, вы зрите в корень.

– Вы правильно сказали, генерал Лизо. Я предлагаю осуществить высадку 20-тысячного корпуса в Шотландии. Там англичан не любят, поэтому можно надеться, что к нашей армии присоединяться шотландцы. Транспортные суда стоят в Па-де-Кале. Находящийся в Бресте военный флот должен прорвать английскую блокаду и принять под охрану транспорты с войсками. Маршал де Конфлан, поручаю вам возглавить эту операцию, а адмирал Мазури пусть командует транспортным флотом.

– А что делать Средиземноморской эскадре?

– Адмирал Шеву, вам надлежит блокировать Гибралтарский пролив.

Из-за штормов в начале ноября блокирующий французов флот адмирала Эдварда Хоука был вынужден оттянуться от берега. Пользуясь этим, 14 ноября маршал де Конфлан вывел в море французский флот, состоящий из 21 линейного корабля и 3 фрегатов. Пройдя вдоль берега к ближайшей бухте, они наткнулись на пережидающую там шторм английскую эскадру.

– Господин маршал, вижу британцев. Их всего восемь!

– Капитан Пежот, имея трёхкратное преимущество, приказываю вам атаковать и утопить англосаксов.

Адмирал Роберт Дафф изволил обедать, когда постучавший в дверь каюты вахтенный матрос доложил: