Город, где начинаются дороги
Александра Мурзич
Убежавшая собака и пропавший брат. Загадка недописанного стихотворения и поиск своего Дела. Совершенно разные дороги приводят Мишку, Люду, Алёку и Славку в Город, а там…Улицы меняются местами по собственному желанию. В городском Архиве хранятся вовсе не старинные документы. На таинственной Пустоши подстерегают призраки, а Поляна Костров отпускает домой только тех, кто говорит правду.И это ещё не всё! Ведь дороги здесь только начинаются…В книгу вошли две части повести.Продолжение следует.
Город, где начинаются дороги
Александра Мурзич
Тому, кто показал мне Город,
с любовью и благодарностью.
© Александра Мурзич, 2023
ISBN 978-5-0062-0520-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
(которое можно прочитать, когда угодно)
Есть на свете много городов, больших и маленьких.
Одни – высокие и стеклянные, в них много людей, много машин и много огней. Люди всё время куда-то спешат, машины гудят, а огни не гаснут даже ночью. Это очень усталые города. Они кажутся бодрыми, деловыми и весёлыми, любят громкую музыку ночных дискотек и считают, что время – деньги. Но где-то в глубине своей городской души они тоскуют по тишине. Ведь кто угодно устанет, если ночью как следует выспаться не получается, а днём и подавно не отдохнёшь, потому что нужно сделать множество срочных дел.
Есть города совсем другие, уютные и неторопливые, с узкими улочками, запахом кофе и велосипедами. Обычно это старые и мудрые города. Они всегда незаметно улыбаются чему-то и иногда старчески покряхтывают углами домов. И отдыхают по ночам! Потому что звуки фортепиано, виолончелей и саксофонов, доносящиеся из концертных залов и ресторанов, совсем не мешают спать, даже наоборот – навевают приятные сновидения.
Ещё есть города-работяги, города-музеи, города-солдаты и города-Герои.
А ещё есть на свете Город. Один-единственный, совершенно особенный. Туда не доехать на поезде или на машине, не долететь на самолёте и не доплыть на корабле. Разумеется, речь идёт об обычных поездах, кораблях и самолётах, потому что ведь как-то люди туда всё-таки добираются. Чаще всего в Город находят дорогу дети. Хотя, впрочем, некоторые взрослые тоже.
Трудно сказать, большой он или маленький. Если бы кому-нибудь удалось сфотографировать его с высоты птичьего полёта, то, наверное, Город показался бы крохотным. Однако те, кому посчастливилось в нём побывать, знают: в Городе такое количество улиц, переулков, проспектов и площадей, что даже удивительно, где они все там помещаются и как пересекаются. Например, если выйти на проспект Воздухоплавателей с улицы Самолётной и зашагать по направлению к Площади Фонтанов, то через два квартала будет поворот на улицу Исследователей. А вот если на проспект выйти с Корабельной улицы, то в том же самом месте никакой улицы Исследователей не окажется, зато обнаружится улица Путешественников.
Проспект Воздухоплавателей тянется через весь Город с востока на запад. Он начинается возле аэродрома с лётным полем, которое именно поле. Сесть на него могут только маленькие одномоторные самолёты или вертолёты.
Вторым своим концом проспект упирается в шлагбаум. Рядом стоит полосатая будка, а в ней дежурит сторож. Дело в том, что за шлагбаумом начинается улица Винчестера-и-Кольта, а детям до десяти лет входить на неё категорически запрещено. Ведь там можно повстречать самых настоящих разбойников с самого настоящего Дикого Запада, а совсем рядом за окраиной простираются широкие прерии, где пасутся мустанги и охотятся индейцы. Да и вообще мало ли какие приключения могут подстерегать на улице с подобным названием! Малышам там не место! Но, конечно, время от времени шустрые мальчишки и девчонки пытаются пролезть под шлагбаумом и отправиться на поиски приключений без разрешения, так что дежурный сторож в полосатой будке всегда начеку.
С севера на юг Город пересекает Ремесленная улица. Она соединяет два городских порта, Северный и Южный. Если точнее, Южный Порт и Северную Пристань, потому что слово «порт» к ней совсем не подходит. Там не увидишь больших кораблей. Причаливают к берегу только остроносые славянские лодьи, скандинавские кнарры и драккары – корабли викингов.
В мастерских северного конца Ремесленной улицы трудятся гончары, резчики по дереву, кожевенники и мастера по бересте. Дальше – художники, которые расписывают яркими красками шкатулки и подносы, камнерезы и чеканщики. Ещё дальше, там, где дома уже каменные, есть золотошвейная мастерская и стеклодувная, есть пекарня, игрушечная лавка и мастерская часовщика. А у самого Южного Порта стоят две особые и очень важные мастерские. В одной изготавливают верёвки и канаты разной толщины и прочности, а в другой шьют паруса. Важные эти мастерские потому, что в Южный Порт тоже никогда не заходят круизные лайнеры или тяжёлые грохочущие баржи. Здесь – царство парусников! Бриги, шхуны и фрегаты швартуются к самому причалу или покачиваются на рейде, и когда какому-то кораблю требуется срочный ремонт, в канатной и парусной мастерских работа закипает с удвоенной силой.
Скажем по секрету, проспект Воздухоплавателей и Ремесленная улица – одни из немногих в Городе, которые для всех остаются на одном и том же месте.
Парки тоже сами по себе не меняют расположения, другое дело – окрестные улицы… Но ведь парки за них не в ответе, правда? Если вам посчастливится попасть в Город, непременно разыщите хотя бы один. Цветочный парк очень нравится маленьким девочкам, потому что там живут феи. Ребят постарше привлекает Таинственный парк, потому что в нём из живых кустарников устроены зелёные лабиринты с загадками и головоломками. Говорят, где-то там даже спрятана дверь в подземный ход. Ну а Радужный парк по вкусу всем без исключения, ведь нигде больше не найти таких качелей, каруселей, горок и батутов! Ещё есть Музыкальный парк, Тенистый, Озёрный и Старый, в котором растёт огромный дуб, такой же старый, как и парк. Чтобы обхватить его ствол, понадобится, наверное, человек десять, а то и больше.
В каком-то из этих парков живёт крылатый конь Пегас, но отыскать его – задача не из лёгких. По собственной воле конь показывается только тому, кто умеет сочинять стихи. Конечно, это совсем не тот Пегас, что жил в Древней Греции вместе с Олимпийскими богами, но он очень гордится своим именем и считает себя потомком того греческого Пегаса.
Если оказаться в Городе до рассвета, то обязательно стоит забраться на Часовую Башню, чтобы увидеть, как солнце поднимается из-за пологих горных склонов. В жаркий летний полдень хорошо пройтись по Бульвару Мороженщиков, а поздним вечером – прогуляться по Району Полуночных Крыш. В дождливый день можно послушать «Дождливый концерт» на Осенних Террасах, а когда подует ровный упругий ветер – отправиться на Ромашковый Пустырь и запустить воздушного змея.
Словом, о Городе можно долго рассказывать, но всё-таки лучше хотя бы однажды там побывать, а для этого… Как вы думаете, что для этого нужно?
Часть 1. Площадь Фонтанов
Собака с неправильным хвостом
Верный не был чистокровной лайкой, но хвост колечком ему всё же достался. Мишке очень нравилось, как Верный вилял им не разворачивая, когда радовался. А радовался Верный часто. Он обладал весёлым характером собаки, которой повезло с хозяином.
Василий Дмитриевич, учитель математики на пенсии, души не чаял в своём питомце. Верного ещё крохотным щенком подарил ему бывший ученик. Он занимался разведением западносибирских лаек. Одна из его собак, серая красавица по кличке Астра, однажды пропала. Говорили даже, что её украли. Возможно, так оно и было, однако через месяц Астра вернулась сама, уставшая и голодная, но здоровая. Вскоре выяснилось, что она ждёт щенков. Кто был их папой, осталось неизвестным, и щенки не могли считаться чистопородными лайками. Другой человек, более брезгливый и высокомерный, мог бы от них избавиться самым жестоким образом. Но хозяин Астры по-настоящему любил собак. Малыши подросли, и он подыскал им добрых хозяев из тех, кому не важна родословная, а просто нужен пушистый друг.
Всё это Мишке рассказал сам Василий Дмитриевич. Выйдя на пенсию, он давал частные уроки, и Мишка ходил к нему подтягивать математику. Папа считал, что в четвёртом классе иметь по этому предмету тройку абсолютно непростительно.
– А что ты будешь делать в десятом? Нужно всегда во всём разобраться с самых азов, тогда дальше будет легко, – сказал папа и отправил сына к репетитору. Мишка уныло подчинился. Даже не стал выяснять, что это за азы такие. Математику он не любил и рассмеялся бы тому в лицо, кто заявил бы, что вскоре он, Мишка, будет с радостью бегать на занятия.
Василий Дмитриевич оказался человеком незаурядным. Он совсем не был похож на Мишкиного школьного учителя математики, зануду и сухаря, которого ребята прозвали Сусликом. Это потому, что шипящие звуки он произносил с лёгким присвистом, а ещё имел привычку объяснять материал, сложив руки на животе, что при его небольшом росте и заметной полноте делало математика и впрямь похожим на суслика. Василий Дмитриевич был вовсе не таким. Высокий, подтянутый, несмотря на свои шестьдесят семь лет, он больше напоминал спортивного тренера, чем школьного учителя. Придя к нему на первый урок, Мишка с самого порога и думать забыл о математике – столько интересных вещей он увидел вокруг. На стене в коридоре висели причудливые деревянные маски, в комнате стояла большая стеклянная витрина, как в музее, а в ней на полочках были разложены разнообразные ножи, длинные, короткие, узкие, широкие, все с красивыми ножнами. Там же в комнате на стене висели лук и узкий колчан со стрелами, какое-то старинное ружьё и странного вида топор, небольшой, на длинной рукоятке, украшенной мехом и перьями.
Пытаясь решать примеры, заданные учителем, Мишка украдкой поглядывал на этот топор. Нестерпимо хотелось спросить, почему он висит здесь вместе с оружием и зачем на нём перья, но ведь шёл урок, а Мишка был воспитанным мальчиком, поэтому помалкивал. Однако после того, как ученик пятый раз подряд спутал плюс с минусом, Василий Дмитриевич строго взглянул на него поверх очков и сказал:
– Молодой человек, если вы на ближайшие полчаса всё-таки сосредоточитесь на уравнениях, то после занятия я, так и быть, расскажу про оружие, которое вас так заинтересовало.
Мишка слегка оторопел от подобного обращения, ему ещё никогда не говорили «вы». И, разумеется, послушать обещанный рассказ ужасно захотелось, так что он честно уткнулся в тетрадь.
Когда урок подошёл к концу, Василий Дмитриевич неторопливо собрал учебники и наглядные пособия, подождал, пока ученик сложит свои тетради и ручки, после чего снял очки, улыбнулся и уже совсем не строго, а очень даже весело сказал:
– Ну а сейчас, Миша, я заварю нам чай и расскажу тебе про томагавк.
– Про что? – не понял Мишка, но Василий Дмитриевич только подмигнул ему и ушёл на кухню. Появился он спустя минут десять с чайником и чашками на подносе.
– Вот так. Давай нальём чаю и побеседуем. Тебе понравилась моя коллекция, не правда ли?
– Понравилась! Только почему вместе с луком и стрелами, и ружьём висит топор? Да ещё такой странный, с перьями…
– Миша! – Василий Дмитриевич вскинул брови. – Ты в самом деле не знаешь, что такое томагавк?
– Не знаю… – смутился Мишка, как смущался всегда, если не мог ответить урок.
– М-да, – вздохнул учитель. – Вы, молодёжь, теперь читаете совсем другие книги и смотрите другие фильмы. А вот ещё твои родители в десять лет наверняка знали и что такое томагавк, и что такое вигвам, и про тропу войны слыхали. Ну что ж, восполним и эти пробелы в твоём образовании.
Он отхлебнул чаю, откинулся на спинку стула, помолчал немного и продолжил.
– Так вот, Миша, всё, что ты здесь видишь: ножи, лук, стрелы, ружьё, томагавк – всё это привезено из Северной Америки и имеет прямое отношение к истории североамериканских индейцев. Этим оружием они пользовались на охоте и во время войны, в том числе войны с бледнолицыми.
– И ружьём? – уточнил Мишка. Он, разумеется, слышал про индейцев, но в его представлении это были сущие дикари, не знавшие огнестрельного оружия.
– И ружьём, – подтвердил Василий Дмитриевич. – Конечно, ружья появились только после того, как в Америку пришли европейцы, но пули из них нередко летели в своих же создателей. Однако давай сперва про этот, как ты выразился, «топор». Всему не индейскому миру он известен как томагавк. Только это всего лишь английское слово, довольно искажённо передающее соответствующее название на языке какого-то одного народа. Скажем, на языке племени поватан оно звучит приблизительно как «тамахаак», на языке племени делаваров, например, уже «темахикан», а на наречии дакота – «онспеканнонпа», разумеется, тоже приблизительно.
Мишка затаил дыхание, неизвестные слова звучали таинственно и притягательно. Василий Дмитриевич встал, снял со стены томагавк и положил его на стол, продолжая рассказывать.
– Железными томагавками индейцев тоже снабжали переселенцы, прежде оружие этого типа имело вид обычных деревянных дубинок или каменных топориков. В кино часто можно встретить сцены, где ловкий краснокожий сражает своего врага, метнув в него такой топорик, но это правдиво лишь отчасти. Индейцы действительно умели использовать томагавк как метательное оружие, однако редко делали это в реальном бою.
– Почему? – удивился Мишка.
– Видишь ли, Миша, среди индейцев высоко ценилась воинская доблесть, мужество. Побеждать врагов на расстоянии порой необходимо, для этого есть лук и стрелы, позднее – ружья. Стрелку требуется умение, но здесь нет особой храбрости. Куда почётнее поразить врага с близкого расстояния, когда и он тоже может достать тебя своим томагавком. К тому же разбрасываться оружием в бою нерационально, ведь его нужно вернуть, а на это может не оказаться ни времени, ни возможности.
О чае Мишка давно забыл.
– А этот, у вас, это настоящий боевой томагавк? – спросил он.
– Можно и так сказать, – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Разумеется, он не древний, это реплика, то есть точная копия оригинала. Но, попадись мой томагавк в руки какому-нибудь шайену или дакота, будь уверен, они бы нашли ему достойное применение.
– А почему на нём перья?
– Индейцы часто использовали перья в качестве украшений. Думаю, здесь они появились потому, что это всё-таки сувенирная вещь. Хотя рукояти настоящих томагавков тоже украшали мехом, кожей, резьбой. В традиционных культурах, Миша, редко можно встретить ничем не украшенные изделия. Ведь любой узор – это символ, имеющий своё значение. Одни символы защищали, другие призывали удачу, третьи просто рассказывали о хозяине: кто таков, откуда, какого рода-племени. Своеобразный документ.
В соседней комнате послышался странный звон, шипение, а затем какие-то надтреснутые звуки равномерно один за другим, пять раз. Мишка догадался, что это бьют старинные часы. Они представились ему большими, наверное, выше него самого, в коричневом деревянном футляре и с тяжёлым бронзовым маятником.
– Однако времени уже много, – спохватился Василий Дмитриевич. – Что же это за тобой не приходят?
– А мы живём в соседнем дворе, – ответил Мишка. – Папа меня привёл, потому что первый раз, а так я сам буду ходить.
– Понятно, – кивнул математик. – Ну тогда на первый раз достаточно. Тебе однозначно пора домой.
– Да, пора, – Мишка с сожалением поднялся, взял рюкзак и вышел в прихожую. Уже зашнуровав кроссовки, он всё-таки набрался смелости и спросил:
– Василий Дмитриевич, а в следующий раз вы расскажете что-нибудь ещё про индейцев?
– Расскажу. Но, – учитель поднял вверх указательный палец, – при одном условии. Если ты без ошибок выполнишь домашнее задание.
– Я постараюсь! – горячо пообещал Мишка. – До свидания, Василий Дмитриевич!
Дома Мишку, конечно, сразу же спросили, почему он так сильно задержался. Он и не подумал ничего скрывать.
– Василий Дмитриевич рассказывал мне про томагавк.
– Прекрасно, – вздохнула мама. – Вы же вроде математикой занимаетесь?
– Мы занимались! – Мишка вытащил тетрадь. – Вот, смотри, сколько исписано. Рассказывал Василий Дмитриевич после урока. У него такая коллекция! Одних ножей штук сто! Ну или пятьдесят… И все из Америки! И томагавк почти настоящий! А в следующий раз, если я домашнее задание без ошибок сделаю, Василий Дмитриевич мне ещё что-нибудь расскажет про индейцев.
– Ты сделай сперва, – фыркнула сестра Люда. Она была на полтора года старше брата, училась в пятом классе и получала в основном пятёрки и четвёрки.
– А вот и сделаю! – обиделся Мишка. – Что, думаешь, не смогу?
– Очень захочешь, так сможешь, – пожала плечами Люда.
Вообще-то они жили дружно, а школьные отметки уж тем более никогда не были поводом для ссор. Да и учился Мишка нормально, только вот математика… Порой Люда подшучивала над братом за его нелюбовь к точным наукам, но, если он просил, всегда помогала с заковыристыми задачками. Однако нынче случай был особый, так что никакой помощи Мишка просить не стал, а сразу же сел решать заданные примеры, пока ещё держались в памяти объяснения Василия Дмитриевича.
Он не слышал, как на кухне мама сказала папе:
– Кажется, твой репетитор не только математик, но и психолог по совместительству. Может, хоть этими рассказами об индейцах он подружит Мишу с математикой.
– Что-то раньше наш сын ничем подобным не интересовался, – ответил папа.
