Юлий Гарбузов "Полное собрание сочинений"

Мы молчали, поверженные в шок. Милочка робко начала выпутываться:

– Ты же знаешь, что болела…

– Да ничем я не болела! Я же все помню. Я всегда была здорова. А как так получилось, что я за год успела…

– Ладно, Ларочка, станешь чуть постарше – все поймешь. А сейчас иди заниматься.

Она вышла с гордо поднятой головой, самодовольно улыбаясь.

В воскресенье в шесть утра Милочка ушла на базар, а я, едва продрав глаза, лежал в постели, отгоняя от себя остатки сна. Я слышал, как Лариса вышла в туалет, потом в ванную и тихими шагами подошла к двери нашей с Милочкой спальни. Тихонько приоткрыв дверь, она заглянула и нежно улыбнулась, встретившись со мной взглядом.

– Доброе утро. Можно к тебе?

– Входи, доченька. Чего тебе в такую рань не спится?

– Пообщаться с тобой хочу.

Она подбежала к кровати и, прежде чем я успел опомниться, нырнула под мое одеяло. Не зная как себя повести, чтобы не обидеть ее, я попытался отодвинуться. Но она крепко обхватила мои плечи и обняла меня коленом.

– Ларочка, так нельзя с папой. Это нехорошо.

– Почему нехорошо? Просто я люблю тебя, вот и все.

– Любовь к отцу нужно проявлять иначе, моя радость.

– А не к отцу?

– Но я же отец тебе.

– Папа, я все уже знаю.

– Что, что это ты уже знаешь?

– А то, что никакие вы мне не родители, а я никогда не болела. Вы все выдумали, чтобы объяснить мне мое появление на свет.

– Это кто тебе сказал такие глупости?

– Никто. И никакие это не глупости. Я все прочла в твоей коричневой тетради. Ты нашел в лесу яйцо, за которым ухаживал, а потом из него появилась я. Теперь мне все стало понятно. Непонятно только откуда взялось это яйцо и как можно объяснить появление из него человека, внешне не отличающегося от всех прочих.

– Кто тебе позволил рыться у меня в столе? Ты ничего не поняла. Это все выдумка, материал для фантастического произведения!

– Нет, папочка, ты обманываешь меня. Я же понятливая, ты знаешь. Я люблю тебя, сколько себя помню. Маму… ее тоже люблю, но по-другому. Я твоя… вся твоя…

Она обнимала меня, извиваясь и страстно дыша. У меня потемнело в глазах. Я забыл обо всем на свете, хотелось только впиться в нее губами и целовать, целовать без конца. Но она, не дожидаясь этого, сама в меня впилась страстным поцелуем, потом еще, еще…

– Ларочка, что ты делаешь?… Полюби лучше молодого парня… А я, я… стар для тебя…

– Нет, меня тянет только к тебе… Остальные мне безразличны. Ты мой… мой… А я твоя, только твоя…

Близость молодого, теплого, упругого женского тела, ее горячее дыхание и страстный шепот помутили мой разум, и я накинулся на нее, как хищник на жертву. А она стонала и вскрикивала, закрыв глаза. Ее белые тяжелые волосы разметались по подушке, ее влажные губы, раскрасневшиеся щеки и белое как мрамор тело – все в ней было неописуемо прекрасно и дышало, кипело огненной страстью. И мы сливались воедино вновь и вновь, пока я окончательно не обессилел.

– Ларочка, зря ты это сделала. Как нам теперь дальше быть?

– Не знаю. Все решится само собой, вот увидишь.

– Да, но как решится? Чем все кончится?

– Во всяком случае, ничем плохим это кончиться не может.

Она любовно погладила мои плечи и грудь, наклонилась над моим лицом и нежно поцеловала меня в губы. А когда она снова откинулась на подушку, я увидел, что дверь в спальню приоткрыта, и на пороге стоит Милочка. С минуту мы все пребывали в оцепенении.

– Так вот почему ты отказался идти на базар! И давно это у вас?!

– Милочка! Пойми… Прости ради Бога, – лепетал я как провинившийся школьник.

Лариса лежала, довольная собой и радовалась, что все так получилось.

Милочка круто повернулась и вышла в залу, а Лариса, еще раз поцеловав меня, встала и, запахнув на ходу халат, вышла с высоко поднятой головой. Я остался лежать в одиночестве, мучимый раскаянием и невозможностью возврата к прошлому, хотя бы на пару часов назад.

Я вошел в залу как побитая собака. Милочка сидела в кресле, обернувшись к его спинке, и, уткнувшись в нее лицом, сотрясалась в рыданиях. Я подошел к ней и попытался обнять, но она решительно откинула мою руку.

– Милочка, дорогая! Давай поговорим. Понимаешь, это произошло не по моей воле… Я не соображал, что делаю…

– Как ты мог, Костя? Ты… с этой… с этим… существом! В нашей супружеской постели! Ты осуждал моего покойного Толика за то, что он ходил к Ирке, а сам? Только на словах ты порядочный!

Я снова попытался обнять ее, но она опять оттолкнула меня с остервенением, и в ее взгляде было столько презрения, столько искренней брезгливости, что я невольно отпрянул.

– Фу! Как ты гадок! Как ты мерзок мне! Не прикасайся, слышишь?

– Милочка, послушай! Даже преступнику в суде дают оправдаться!

– Здесь тебе не суд! А ты… ты для меня больше, чем преступник! Ненавижу и презираю предателей! Я ухожу от тебя!

И она начала поспешно складывать вещи.

– Хорошо, что я тебя не послушала и не продала свою квартиру! Хоть есть куда уйти!

– Милочка, не горячись, успокойся, пожалуйста. Я тебе все разъясню.

Она молча сложила свои вещи и села к телефону.

– Алло! Такси можно заказать?

Лариса сидела в своей комнате и спокойно читала книгу. Когда я вошел, она подняла на меня томный взгляд и одарила обворожительной улыбкой.

– Видишь, Ларочка, что ты наделала… Мама ушла от нас.

– Значит, она тебя не любила по-настоящему.

– Ты своим поступком разрушила нашу семью.

– Ну почему разрушила?

– Я лишился жены.

– Наоборот, ты приобрел молодую, красивую жену. Да ей до меня, как до Киева на четвереньках!

– Ларочка, ты же понимаешь, что мы не можем быть мужем и женой.

– Почему? Мы уже стали ими.

– Глупости! Мы не подходим друг другу ни по какой статье!

– Наоборот, подходим по всем статьям. Она хорошая и со временем все поймет. А я быстро научусь и готовить, и за чистотой следить, и все остальное делать. Ты же знаешь, я очень способная.

– Даже слишком.

Милочка приехала еще раз на такси, чтобы забрать остальные вещи, улучив момент, когда ни меня, ни Ларисы дома не было. Ключи она оставила у соседки, и всем сразу стало ясно, что Милочка ушла от нас насовсем. На мои телефонные звонки она не отвечала. Вернее, отвечала, но, едва заслышав мой голос, сразу клала трубку.

А Лариса тут же, как и обещала, полностью взяла на себя роль жены. Через недельку-другую она уже умела и стирать, и поддерживать идеальную чистоту и порядок в доме, и вкусно готовить, и все прочее, что обычно делает в доме женщина.

Я, разумеется, не мог устоять перед напором ее красоты и страсти. В который раз я убеждался, что женщина в этом плане намного сильнее мужчины. Мы проводили бурные ночи. Вскоре об этом заговорили все вокруг: и соседи, и сотрудники, и знакомые. Школьные друзья и подруги отвернулись от Ларисы, но ее это никак не трогало. Таким образом, мы превратились в изгоев.

Лариса подробно расспрашивала меня об обстоятельствах ее появления на свет, и я выкладывал ей все «на чистоту». Как-то она сказала, что хочет сходить со мной в лес на то место, где я нашел то самое яйцо.

– Да я уж точно и не помню этого места, вряд ли смогу найти.

– А я помогу тебе. Мы быстро найдем, вот увидишь.

– Каким образом?

– Этого не знаю. Знаю только, что смогу, вот и все.

– Тогда зачем тебе моя помощь?

– Так быстрее.

– Но какая тебе разница, где это место? Зачем тебе это нужно?

– Не знаю. Просто чувствую, что нужно, – и все.

– Ларочка, ты меня все больше удивляешь, родная моя!

Ответом было молчание.

На другое утро (это была суббота) мы с Ларисой отправились в лес на поиски места, где я обнаружил то самое яйцо. Июньское солнце уже припекало основательно, и в лесу было так хорошо! Лариса шла рядом, и я был счастлив вдыхать аромат ее тела, чувствовать близость ее упругой женской плоти. На ней были джинсы в обтяжку и легкая голубая блузка. Один только вид ее фигуры, стройной и грациозной, приводил в трепет мое сердце, и я шел, слепо выполняя ее волю.

– Это где-то здесь, в зарослях сныти.

– Нет, мой любимый, это дальше. Где-то чуть-чуть дальше, в ту сторону.

Мы пошли дальше и вышли на небольшую поляну, густо заросшую снытью.

– Это место тоже похоже.

– Да, да! Это где-то здесь, рядом!

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и все.

Да, это было то самое место. Я увидел две кучки земли, вынутой кротами наружу, уже поросшие двухлетним засевом бурьяна.

– Вот это место, Ларочка, между тропинкой и этими кучками, готов поклясться!

– Да! Это оно.

Она присела возле этого места, окунувшись по грудь в буйную зелень сныти, и начала, наклоняя траву, водить по земле руками. Потом стала лихорадочно рыть землю, ломая розовые ноготки и раня пальчики о щепки. Я хотел помочь ей и начал разгребать вместе с нею землю.

– Я сама! Не трогай! – зашипела она на меня как разъяренная кошка и так сверкнула своими небесно-голубыми глазищами, что я невольно попятился.

Она вырывала траву и разгребала землю, пока не нашла какой-то прозрачный овальный камешек, похожий на белую кварцевую гальку, отполированный до зеркального блеска. Отерев о бедро, она сунула его за пазуху и поднялась с корточек.

– Все, пойдем домой. Я устала.

Всю дорогу до самого дома она молчала и на мои вопросы не реагировала никак.

– Ларочка, что ты там нашла и для чего это тебе?

– Еще не знаю, – устало ответила она и пошла в ванную.

С этих пор Лариса преобразилась коренным образом. Она стала задумчивой и серьезной. Многие мои вопросы она не удостаивала ответами, отмалчиваясь. Мы почти не разговаривали. Но едва наступала ночь, мы, забыв обо всем на свете, предавались любовным утехам. И ее страсти стали еще более пылкими.

Так продолжалось с неделю. Однажды я увидел, как она, выходя из ванной, что-то несет, завернутое в полотенце.

– Что там у тебя, Ларочка?

Она улыбнулась усталой улыбкой.

– Это наши с тобой детки. Вот, посмотри.

Она развернула сверток на диване, и я увидел три яйца размером с утиные. Я оторопел. Вот это да! Она снесла яйца!

– Потрогай. Они такие приятные!

Я погладил одно, потом другое, потом третье. Опять меня охватил тот же трепет, что и в те времена, когда я гладил то самое яйцо, из которого появилась Лариса.

– Что же теперь будет, Ларочка?