– Меня постигло худшее горе. Встретил я в лесу могучую ётуншу, звала она меня за собой, но я отказал безобразной. Тогда прошипела, злобная, мне в спину проклятие, что сполна заплачу я за отказ жить с нею. Так оно и случилось. Давали обеты в праздник Йоль, и дал я обет жениться на той, что, как теперь я узнал, уже обручена с тобой.
Хельги сказал:
– Себя не вини – может быть, обет твой вскоре исполнится. Сын Хродмара Альв вызвал меня на поединок, хочет отомстить за отца. На третью ночь будем биться с ним на Сигарсвеллире. Чую, вряд ли я возвращусь оттуда. Так что обет твой весьма для тебя к благу.
Хельги сказал так потому, что предчувствовал свою смерть. Понял муж Свавы то, что не дано было понять простодушному Хедину: под личиной безобразной ётунши скрывался дух-двойник самого Хельги, который, зная о скорой кончине конунга, искал себе новое тело.
И добавил тогда Хельги, открывая брату правду:
– Ехала в сумерки верхом на волке та, что захотела стать твоей спутницей, Хедин. Знала она, какая судьба ожидает сына Сигрлинн на Сигарсвеллире. Но о том я не печалюсь, ибо верю, что предстоит мне после смерти вновь возродиться уже в другом обличье.
После встречи с братом Хельги со своим верным слугой Сигаром отправился на Сигарсвеллир, на песчаный мыс, где его соперник, пылающий жаждой мести, по обычаю уже оградил место поединка ореховыми ветвями. Между конунгом и Альвом началась великая битва, и в ней получил Хельги смертельную рану. Лёжа на песке возле Волчьего Камня, наказал он слуге: пусть тот скорее отправляется за дочерью Эйлими и её поторопит, если она пожелает застать своего мужа живым.
Сигар, не мешкая, прибыл к дому Эйлими и обратился к Сваве:
– Прежде чем отправиться в Вальхаллу, конунг желает видеть тебя.
Свава воскликнула:
– Ты мне принёс жестокую весть! Что же с Хельги, сыном старого Хьёрварда? В волнах ли он погиб? Зарублен мечом? Я отомщу за гибель героя.
Сигар сказал:
– Конунг, который был лучшим под солнцем, пал в бою у Волчьего Камня. Альв может гордиться победой, только напрасно он её одержал.
Свава тотчас поспешила к злосчастному месту и застала своего мужа умирающим. Хельги встретил её такими словами:
– Здравствуй, Свава! Об одном прошу тебя – умерь свою скорбь и выслушай меня внимательно. Это наша последняя встреча – меч Альва рассёк мне грудь возле сердца. Исходит кровью рана. Свава, жена, прошу, не сетуй! Исполни мою последнюю просьбу – постели ложе моему брату Хетину. Полюби его, как супруга.
Свава сказала:
– В день, когда ты выбирал мне кольцо, поклялась я в родимом доме, что, если погибнешь ты от меча или утонешь в море, никогда не обниму я по собственной воле другого.
Свава была безутешна и металась в горе. Видя её отчаяние, Хельги сказал:
– Слышал я, мой дух-двойник решил перебраться в Хетина. Мой брат – это я теперь, люби его как меня.
Тогда Свава послушалась и вышла замуж за сводного брата Хельги. Так обет был исполнен.
Вскоре, собираясь в путь, Хедин сказал жене:
– Поцелуй меня, Свава. Не суждено мне вернуться ни к тебе, ни в отчий дом, пока не отомщу я за сына Хьёгварда, лучшего конунга под солнцем.
Говорят, Хедин убил Альва.
Говорят, что Хельги и Свава вновь родились.
Песнь о Хельги убийце Хундинга
(на основе глав «Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга» и «Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга»)
I
Вте дни, когда орлы клекотали и со склонов Химинфьёлль струились ручьи, жил в Бралунде конунг Сигмунд, сын конунга Вёльсунга (всех его потомков называли впоследствии Вёльсунгами). Был бралундский конунг женат на юной Боргхильд. К тому времени он имел уже от другой женщины сына Синфьётли. Имел он и могущественного врага – конунга Хундинга, у которого было много сыновей. Они, как и их отец, отличались крайней воинственностью. Между Сигмундом и Хундингом постоянно шла вражда, и конца-краю не было видно обоюдной мести.
Вскоре Боргхильд понесла и родила сына. Сигмунд, немало прослышанный о подвигах Хельги, сына норвежского конунга, с именем долго не раздумывал. Когда Хельги Вёльсунг появился на свет, стояла глубокая ночь, и в дом явились норны предрекать будущему правителю Бралунда судьбу. Говорят, норны так усердно пряли нить, что содрогались стены дома. Наконец, когда золотая нить была свита, норны крепко-накрепко привязали одни её концы к небу и к палатам Луны. Затем протянули другие концы на восток и на запад, отмечая ими земли будущего властителя, а ещё одну нить бросили на север. Люди Сигмунда слышали, как один голодный ворон каркнул другому с высокой ветки дерева:
– Узнал я, братец, добрые вести! Сына Сигмунда видел в кольчуге! Всего день ему от роду, но взор его зорок – это взор не дитяти, а воителя. Он – друг волкам! Будет нам праздник! Досыта наклюёмся человечьего мяса!
По обычаю Сигмунд отдал сына на воспитание некоему Хагалю. На хуторе Хагаля и возрос благородный вяз на радость друзьям: в десять лет он скакал на коне, владел копьём и мечом, метко стрелял из лука, и по всему было видно – из сына Сигмунда вырастет знатный воин.
Предчувствуя грозящую опасность, конунг Хундинг послал к Хагалю своих воинов, приказав им во что бы то ни стало убить подрастающего волчонка. Но его замыслу не суждено было сбыться – пастух Хагаля вовремя прибежал на двор хутора и рассказал о том, что встретил в поле вооружённых людей. Хельги успел переодеться рабыней и принялся молоть зерно жерновами. Воины Хундинга ворвались на хутор: везде они искали, перерыли погреба и амбары, но не смогли найти отпрыска Сигмунда. Тогда, обратив внимание на скромную рабыню, которая во дворе занималась своим делом, один из воинов по имени Блинд, которого звали еще Злокозненным, воскликнул:
– Подозрительно сверкают у рабыни глаза! Уж не мужчина ли это вращает жёрнов? Сильно грохочет основа! Женщина не может работать так споро. Сдаётся мне, тяжёлая доля досталась герою – зёрна молоть. Этой руке более привычна рукоять меча, а вовсе не палка, что заставляет вращаться жёрнов.
Хагаль, хозяин хутора, которому Хундинг приказал не причинять вреда, ибо не хотел получить себе новых кровников, сказал на это:
– Ничего удивительного нет в том, Блинд, что основа грохочет – ведь вращает жёрнов не простая рабыня, а валькирия. Прежде носилась она над облаками, однако Хельги взял деву в плен – теперь в моём дворе валькирия трудится и старается за двоих!
Недоверчивый Блинд не решился раздеть рабыню – вдруг и впрямь та окажется девушкой. Позора было бы тогда ему не избежать. Воины Хундинга уехали ни с чем, и Хельги был спасён.
Когда сыну конунга исполнилось пятнадцать зим, отец отдал Хельги во владение земли Хрингстадир, Сольфьёлль, Снефьёлль, Сигарсвеллир, Хрингстёд, Хатун и Химинвангар. А его старшему брату Синфьётли Сигмунд подарил разящий меч.
II
Всвои пятнадцать зим Хельги задумал убить Хундинга, собрал дружину и, внезапно напав на врага, поразил его мечом. Вернулся он домой с богатой добычей. С тех пор стали называть Хельги Убийцей Хундинга.
Сыновья Хундинга Альв, Эйольв, Хьёвард и Хервард потребовали за отца большой виры, но Хельги и не думал платить – он бросил вызов сразу всем четверым, заявив, что желает железных копий и ярости Одина. Враги решили сойтись на битву у склонов горы Логафьёлль возле Орлиного Камня. Именно там собрались на сходку мечей воины сыновей Хундинга. Хельги же отправился к Логафьёлль морем.
В то время в Сварингсхауге жил конунг Гранмар, который имел трёх сыновей – Хёдбродда, Гудмунда и Старкада. Гранмар решил женить своего старшего – Хёдбродда. Знал он, что у конунга Хёгни есть дочь – валькирия по имени Сигрун. Вместе с другими валькириями она носилась по воздуху и по морю. Гранмар поехал к Хёгни и просватал сына. Однако женитьба так и не состоялась, и вот почему: когда Хельги прибыл к бухте Брунавагар, встал на якорь и резал угнанный скот на берегу, насыщая себя и воинов сырым мясом, Сигрун была там и носилась над его кораблями. Подлетев к драккару Хельги, она спросила:
– Кто направил к берегу драккар? Где живёте вы, смелые воины? Чего ожидаете в бухте? Куда отсюда держите путь?
– Живём мы на острове Хлесей и здесь ожидаем попутного ветра, – ответил ей Хельги. – Будем путь держать на восток.
– Где ты сражался, могучий воин? – спросила Сигрун. – Где кормил воронов? Почему твоя кольчуга обрызгана кровью? Вижу, ты ешь сырое мясо, не снимая шлема.
Хельги ответил:
– На западе я убил медведей и племя орлов накормил до отвала. Досталось пищи и воронам. Вот и причина, почему самим нам досталось мало мяса, чтобы варить его в котлах на кораблях.
Сигрун тогда сказала:
– Знаю я про этих медведей! Битва там была, мщение за родичей. Хитрецом назову я сына Сигмунда, за то, что ведёт он о своей победе тёмные речи. Кровь конунга Хундинга, что был тобою, Хельги, зарублен, омыла струёй твой меч.
Хельги сказал:
– Хундингу я сполна отомстил за родичей. Откуда ты прознала про это?
– Вместе с сёстрами летала я над битвой, отбирая Одину лучших, – призналась Сигрун. – Стоял ты в драккаре, залитом кровью, а вокруг резвились ледяные волны. Всё о тебе знает дочь конунга Хёгни.
После этого Сигрун умчалась, а Хельги направил свои корабли к склонам горы Логафьёлль. Началась великая битва, и в ней Один благоволил сыну Сигмунда: Альв, Эйольв, Хьёвард и Хервард были в том бою убиты. Засеяв поле битвы трупами врагов, Хельги отдыхал после сечи под Орлиным Камнем. Вдруг над ним блеснули молнии, ударил гром, и в небе в кольчугах, обрызганных кровью, промчались валькирии. Шлемы дев ярко сверкали, с их копий срывались искры. Сигрун была с ними. Подлетев к отдыхающему и отпустив своего коня, дочь Хёгни бросилась Хельги на шею, поцеловала его и призналась, что полюбила конунга с тех пор, как увидела его в первый раз.
– Обещана я злому Хёдбродду, – сказала Сигрун, – кошачьему отродью, но хотела бы выйти за другого. Страшен мне гнев моего отца, потому что, подобно Гранмару, он ненавидит весь род Вёльсунгов. Но пошла я против его воли. Не желаю кривить душой – хочу любить только тебя.
– Мне нисколько не страшен гнев Хёгни, – ответил Хельги. – Не боюсь я его вражды. Ты мила мне, Сигрун, и будешь всегда со мной.
Дав такую клятву, Хельги послал гонцов по суше и по водам скликать на битву с несостоявшимся свёкром Сигрун Гранмаром всех славных викингов, обещая, что после победы щедро всех одарит. Он ждал всеобщего сбора на острове Брандей. Когда с острова Хединсей прибыла последняя рать, Хельги ранним утром сорвал шатёр на носу своего драккара, и его дружина разом пробудилась ото сна. Увидев, что наступил рассвет, воины принялись ставить расшитые паруса: зашумели вёсла, зазвенело железо, загремели щиты. Корабли Хельги, убранные золотом, снялись с якорей у мыса Стависнес, и стая драккаров понесла дружину в открытое море.
Вскоре разразилась буря – дочери Ран кидались на корабли словно бешеные. Волны бились о длинные кили с таким грохотом, как будто прибой разбивался о скалы. Хельги приказал выше поднять паруса. Верная Сигрун оберегала дружину, летая над кораблями и подсказывая конунгу, куда направлять драккары, – благодаря ей Ран и её дочерям не удалось затянуть его флот в пучину. Вскоре море успокоилось, и корабли Хельги в ярком убранстве вошли в залив Унавагар.
Сыновья конунга Гранмара сидели на скале, когда корабли Хельги подплыли к берегу. Один из сыновей, Гудмунд, вскочил на коня и поехал узнать о прибывших. Вёльсунги тем временем убирали свои паруса. Гудмунд подъехал к ним и спросил:
– Кто этот вождь, плывущий с дружиной?
Старший брат Хельги, Синфьётли, славящийся острым языком, вздёрнув на мачту свой червлёный, с золотой каймой, щит, дерзко ответил:
– Вечером узнаешь его имя, когда будешь кормить свиней и псов на заднем дворе! Одно разумей: славные Вёльсунги прибыли из-за моря. Ведёт их любимец Одина, что не ведает страха в бою. Нередко в битвах насыщал он воронов и орлов, пока ты кувыркался дома с рабынями.
Гудмунд сказал на это:
– Видно, юнец, позабыл ты древние саги, если встречаешь героев такой подзаборной бранью. Видно, падали досыта ты наглотался! Всем ненавистный, словно пёс шелудивый, будешь ты ползать среди камней, корчась и раны зализывая.
Синфьётли не полез за словом в карман:
– Что слышу за мышиный писк? Не иначе колдуньей ты прозябал на острове Варинсей – только злая карга может такое молоть. Ведьмой ты был и дерзко восставал на Одина, за что стал у него грязной рабыней, и эйнхерии в Вальхалле затевали из-за тебя, из-за беспутной бабы, распрю. С тобой, похотливой волчицей, девять волков мы прижили на мысе Саго.
Гудмунд не сдавался:
– Не можешь ты быть отцом тех свирепых волков! Всем известно, что дочери ётунов тебя оскопили ещё у Гнипалунда на мысе Торснес! Ты валялся в лесу, безудый, и выл на луну, точно пел волчьи песни. Мочились в рот тебе все, кому было не лень!
Не унимался и Синфьётли:
– Был ты кобылой, взнуздали тебя и седлали. Я на тебе, уморённом и тощем, всласть наскакался по кручам. Был ты шельмецом-нищебродом, что тайком сосёт козье вымя, грязным был оборванцем и вонючим свинопасом.
Гудмунд не выдержал:
– У Волчьего Камня дай мне насытить вороньё твоим трупом! Пусть боги тебя покарают как должно!
Тут вмешался Хельги и крикнул брату:
– Не лучше было бы тебе, Синфьётли, битву затеять на радость орлам, чем бросать на ветер никчёмные речи?
Затем он обратился к Гудмунду:
– Плохи, мне сдаётся, дети у старого Гранмара. О героях, показавших, как славно умеют они разить мечами, лгать не годится – вот только настоящие воины не мелют зря языками.
Тут Гудмунд повернул коня и поскакал домой рассказать о приближающемся войске. Встревоженные родичи встречали его у ворот. Были там Хёдбродд в железном шлеме, Старкад в воинских латах и сам Гранмар. Гудмунд сказал им:
– В заливе бросили якорь чёрно-синие драккары сына Сигмунда, все в убранстве из золота. Сотни щитов у проклятого Хельги. Пятнадцать дружин сходят за ним на берег. Сдаётся мне, Вёльсунги не станут медлить с битвой.
Хёдбродд решил:
– Пусть всадники мчатся на тинг. Пусть явятся к нам все воины из тех, что способны держать в руках разящий меч. Хёгни зовите и сынов его – Браги и Дага. Зовите Хрига с сыновьями Ингви и Атли и старого Альва – жаждут они сразиться с Вёльсунгами. Мы разобьём пришельцев с востока.
Вскоре две рати яростно сшиблись у Волчьего Камня. Хельги в той битве рвался вперёд и без устали поражал мечом и копьём врагов, не ведая страха. Вёл он себя, словно заговорённый. Впрочем, так оно и было – сам Один любовался любимцем. Валькирии ринулись, подобно свирепой грозе, на помощь сыну Сигмунда, и впереди их – Сигрун. Кружили также над битвой вороны, подкрадывались к ней волки: не зря надеялись на поживу – Хельги Вёльсунг в ту ночь щедро накормил их добычей. Оказалось её столь много, что не было драк между пирующими.
В страшной сече у Волчьего Камня пали все сыновья Гранмара и все его ярлы. Пали Хриг и старый Альв со своими сыновьями. Погиб и отец Сигрун – Хёгни. Остался в живых лишь брат валькирии, израненный Даг – он получил пощаду и дал клятву Вёльсунгам на верность.
Ночью Сигрун опустилась на поле битвы и нашла там Хёдбродда. Тот умирал. Торжествующе сказала ему валькирия:
– Не покоиться мне, дочери Хёгни, Хёдбродд-конунг, в твоих объятиях. Сам ты вот-вот достанешься ненасытным волкам.
Затем Сигрун нашла Хельги и сказала любимому, оттиравшему кровь с меча:
– Отныне твои по праву сокровища Гранмара и его сыновей, возьми их золотые кольца. И я, дочь Хёгни, тоже на долгие годы твоя. Кончена битва!
Хельги печально ответил:
– Вместе с Хёдброддом убит отец твой, Хёгни. Волей судьбы посеяла ты между нами раздор.
Сигрун заплакала, а Хельги сказал:
– Сигрун, утешься. Нам не оспорить судьбы.
