За всё то время что Баст путешествовала с караваном, небо прояснилось лишь однажды, и то на небольшой промежуток времени. Сам караван после памятной рощи так и не вставал не на одну длительную стоянку. Заминки случались лишь тогда, когда какая ни будь из телег случайно съезжала в размытую калию и другим возницам приходилось её вытаскивать. Только в таком случае караван и вставал, всё остальное время он шёл с определённой скоростью и без задержек. Возницы сменяли друг друга, давая время своим товарищам отдохнуть, часто и сами купцы подменяли уставших возничих, а бойцы на силионах спали, прям на своих ящерах, просто перестраиваясь, уходя ближе к повозкам, тем временем уже немного отоспавшиеся всадники растягивались по внешнему периметру, прикрывая караван со всех сторон. На семнадцать гружёных возов приходилось порядка тридцати восьми всадников на силионах, что позволяло им спокойно меняться во время вахты и не ослаблять защиту. Если кому из возничих или купцов требовалось отойти во время движения, то они просто оставляли управление транспортом на сменщика, если в это время они сидели на руле, спрыгивали с телеги или повозки и отходили с дороги чтобы не мешать движению. Затем нагоняли оставленную телегу, на силионе вместе с кем ни будь из охраны, и снова брал управление повозкой на себя, или если сейчас была не их смена, могли дальше лечь спать или заниматься чем пожелают. Охранникам было и того проще, съехал с дороги, а потом нагнал караван. Питание тоже происходило в пути. У гномов, как и у самой Баст с собой были сухари, вяленое мясо и фляги. Время от времени в одной из повозок начинала работать походная кухня на колёсах, и всем выдавалось по миски наваристого бульона с кусками разваренного мяса и недоваренного рса, белой крупы варёной прямо со стеблями, придававшими блюду ещё большую жирность. Бастэт тоже удалось попробовать это странное блюдо, мясо было сильно пересолено, а крупа практически не проварилась, но была весьма склизкой из-за разварившихся стеблей, и как приходилось признавать, в голодное время и такое пойдёт на ура. Учитывая, что на улице было всё так же прохладно, и моросил дождь, горячая пища приходилась как раз кстати, и хоть совсем немного, но согревала озябших странников.
После очередной остановки и выталкивания телеги из колеи, Бастэт перебралась в крытую повозку к Синоку, и так – как тот был самым молодым, как среди купцов, так и среди охранников, они быстро сдружились, а затем раскисшая хлябь под колёсами сменилась каменистым трактом. Тордион с чего – то начал возмущаться по поводу медлительности их продвижения и принялся подгонять как своих подчинённых, так и возниц и никто ему в этом не мешал, словно это было само собой разумеющееся явление.
За то время что караван уже двигался по нормальной дороге, Синок объяснил Баст, что за те два с половиной оборота, что они находятся в пути, им удалось преодолеть отрезок длинной равной трём с половиной оборотам. С учётом погодных условий это было по-настоящему удивительно.
Поначалу Баст удивлялась, как купцы определяют время без затемнённого купола. Где-то после пяти смен возничих, во время трёх из которых Баст, и сама поспала, она всё же спросила об этом у Синока. Тот показал ей песчаника, и попутно объяснив, как им пользоваться.
Песчаник представлял собой медную полусферу, размером с небольшой кулак на длинной цепочке. Внутри песчаника находились десять разноцветных стеклянных трубочек – усиков с засечками равными десяти, двадцати и соответственно тридцати тактам. Соединялись трубочки усики в центре меньшей сферой заполненной песком, образуя тем самым что-то наподобие объединённой Тланьи и Риммы, какими их обычно изображают на рисунках маленькие дети. Из меньшей сферы, песок пересыпался в расположенный на данный момент в низу ус. По заполнению того срабатывал вращательный механизм заменяющий заполненный песком ус, на пустой. Вращение происходило по направлению движения Риммы, с права на лево. Это означало, что данный песчаник был создан гномами, у которых главным светилом считается именно красное светило, человеческие песчаники имели вращение по ходу движения Тланьи, с лева на право, и отличались своей массивностью. Посмотреть время на песчанике можно было, сдвинув плоскую медную пластину, закрывавшую полукруг, с одной стороны, вверх на половину, и посмотрев какой из усов сейчас наполняется песком. Благо цвета песчаника не сильно отличались от тех, что были привычны и известны Баст ранее, просто было их меньше, чем она привыкла считать.
В приюте всех в обязательном порядке обучали времяисчислению. Делалось это на воднике, большом стеклянном колесе с вращающим механизмом сзади. Состоял водник из двадцати разноцветных волнистых трубок, менявших свою яркость от низа к верху и заполняемых водой из располагаемой в центре водной сферы, благодаря которой устройство и получило своё название. Помимо изменения оттенка на трубки были нанесены засечки равные одному такту. Из тридцати тактов состоял один час, каждому часу соответствовал цвет трубки водника. Обороты состоял из двадцати часов или одного оборота водника. Двенадцать оборотов составляли суотки, которые в свою очередь повторяясь шестьдесят раз составляли неделю. Год делился на четыре неравных цикла, синий, сдвоенный, красный и соответственно тёмный.
Синим циклом, считалось время, когда холодная голубая Тлань путешествовала по небу с гномьих гор к морю. Синий цикл делится на четыре цикла (четверть цикла), состоящих каждый из пяти недель: Первоснег знаменующий восход Тланьи. Беленья приносящий благословение Тланьи на землю и укрывающий всё снежным покрывалом. Позём, время полного господства Тланьи над землёй. Таль, время, когда с моря начинает подниматься и дарить своё жаркое благословение Риммы, большая из двух светил Ллойда. Дальше шёл сдвоенный цикл, последние три прохладных недель синего цикла Быстрой тали, когда природа уже начинает вбирать тепло Риммы начинающей своё путешествие по небосводу, а Тлань постепенно скрывается за её большим и горячим телом. В это время погода всегда самая неустойчивая. Ещё два часа назад на улице могло быть просто холодно, а сейчас может лить дождь. Это время многие в шутку называют “временем слёз Тланьи”. Длится синий цикл в общей сложности двадцать недель, он плавно переходит в смешанный цикл, длящийся ещё шесть с половиной недель. Хотя, многие народы относят последние шесть с половиной недель синего цикла к промежуточным, чем обычно календари нечеловеческих рас и отличались, люди часто первые три недели Быстрой Тали относили к синему циклу, не усложняя себе жизнь подсчётом промежуточного цикла.
По окончанию Быстрой тали начинается время красной, горячей Риммы. Цикл состоял из двадцати недель и условно делился на четыре четверти, как и в синем цикле. Первоцвет, когда природа, напитавшись слезами Тланьи, распускает многочисленные цветы и почки. В это время на небе присутствуют как Тлань, так и Римма, но принято Цветень относить к красному циклу, так как природа уже начинает, кутается в багрянец, изгоняя из себя остатки голубого, холодного света Тланьи. Следом идёт Сажень, к этому времени Риммы уже забирает излишки влаги, и посадка производится во влажную, но не раскисшую от дождей почву. Зреющий, в это время Тлань и Риммы уже успевают пересечься и теперь находятся по разные стороны, направляясь к своему месту отдыха. Урожайны или же Сборный, последний из четырёх отрезков красного цикла. В отличие от синего цикла, когда Тлань окрашивает мир в свой голубой оттенок, красный был так окрещён в знак уважения к Римме, но в отличие от своей предшественницы она не погружала всё вокруг в свой цвет, являясь невероятно чистым временем, когда природа показывает свои истинные цвета. Римма хоть и была красным светилом, но давала весьма прозрачный и чистый свет, при этом не туша полностью свою сестру Тлань, от чего этот цикл ещё называли двуединым.
Последний из четырёх циклов, чёрный цикл. Самый противоречивый и жуткий цикл, не делящийся на под циклы. Длящийся в основном девять недель, составляющих один полный цикл, но при этом каждые десять лет его длительность увеличивалась до одиннадцати недель. Эти года считаются самыми неспокойными и именуются в народе тёмными. К ним начинают готовиться обычно за несколько лет до их наступления, такая подготовка в основной своей массе является индивидуальной в зависимости от расы, региона и множества других влияющих факторов. Во время тёмного цикла все города и деревни запирают свои ворота наглухо. Только самые отчаянные могут покинуть укреплённые населённые пункты, и отправится по дорогам, кишащим разными тварями, активизирующимися с наступлением тёмного цикла. Во время тёмного цикла проводиться большинство празднеств и обрядов, возносящих молитвы духам с просьбой о защите и покровительстве. По этому поводу мнение сильно разниться. Некоторые считают, что данная традиция народных гуляний, приводящихся в столь неспокойное время, появилась, как попытка справиться с ужасом, приходящим с наступлением сумерек и последующей темноты. Ведь малые народы, не имеющие своих собственных покровителей умудряться проводить свадьбы и многие другие торжества, и люди с радостью переняли эти странные традиции. Теперь посмотр проводиться под голубым сиянием Тланьи или во время смещенного цикла, сватовство под красным оком Риммы, а сама свадьба в тёмный цикл, как доказательство крепкого союза готового пройти через любые невзгоды вместе. Некоторые относят эти празднества к поклонению пяти духам смерти. Четырём духам, что бы не оставили своим вниманием и защитили от проклятого Лонкала, являющимся пятым духом смерти. Так же среди обрядов, много отвращающих зло обрядов призванных отвратить даже тень Лонкала. По этой же причине в это время никто не проводит похороны. Считается, что захороненные в тёмное время попадают под власть проклятого Лонкала. Из-за этого поверья, тела умерших во время этого цикла и сжигают в храмах. Всё с теми же защитными и отвращающими обрядами, а само захоронение происходит только после восхода Тланьи. В первые три оборота синего цикла (называемые сохранными) идут повсеместные похороны с повторным применением многочисленных очищающих обрядов направленных на изгнание тени проклятого духа смерти Лонкала и призыва его четверых братьев, дабы те взяли освободившиеся души под свою защиту и направили на дальнейший путь. Нередко обряды при сжигании и захоронении отличаются, от чего их так же считают не повторными, а похоронными. Правда для самой Баст присутствующей только при похоронных разница была не заметна, и там и там мёртвые окуривались дымом различных трав, и там и там тела и прах сбрызгивались специально приготовленными настоями и землями и далее по списку. Молитвы также возносились в зависимости от принадлежности расы и роду деятельности, старшему духу смерти или его братьям.
Старший из духов смерти считается Илмерин – покровитель героев и мастеров своего дела, один из самых уважаемых духов, обитающий в чертогах Шала. Второй дух смерти и один из трёх братьев перерождения Талан – собиратель душ ушедших в своё время. В книги Талана записано время, отведённое каждому живому существу и растению. Третий дух смерти и второй из братьев перерождения Илмерин – ответственный за круг перерождения и помогающий своему ослабленному брату, потерявшему человеческое обличие Сиционом возвращать души в новый цикл жизни. Сиционом, третий из братьев перерождения, покровительствующий обитающим в темноте тварям и имеющий обличие огромного чёрного волка, при этом утративший все свои другие ипостаси. Ему так же помогает младший из близнецов, весельчак Палану – забирающий в Трок в качестве наказания глупцов, умерших от глупого несчастного случая или самоубийства. И последний из духов смерти, близнец Палану Лонкала – хозяин проклятых земель и тех, кто застрял между смертью и жизнью.
– Слушай Баст, а у вас в приюте рассказывали легенду о Сиционом и Лонкала? – Спросил Синок в очередной раз меняясь местами с возницей и давая тому отдохнуть пока молодой купец вновь набивает руку на управлении повозкой.
– Честно, смутно помню что-то подобное. У нас больше застряли внимание на духе Серес.
– Неужели совсем ничего?
– Ну, знаю лишь, что Лонкала оказался проклят, когда попытался завладеть тем, что ему не принадлежало.
– Неужели вам не читали легенду пяти духов смерти?
– Если и читали, то меня на том занятие вероятно не было.
– И где ж тебя тогда носило? – Усмехнулся Синок, бросив лишь быстрый взгляд на собеседника и снова вернувшись к дороге.
Так – как сейчас именно молодой купец управлял крытой повозкой, он старался как можно реже отвлекаться от дороги что бы не угодит в очередную яму как несколько часов назад, когда он на ходу решил показать Баст песчаник и не заметил манёвр впереди идущей телеги, огибавшей подозрительно широкую лужу. В результате повозка чуть не хватила бортами воды при попытке маневрирования. К тому времени как молодой купец спохватился, заводной уже отфыркивался на другой стороне водной преграды, а сама повозка начала тормозить, увязая колёсами в спрятанной на дне лужи вязкой жиже. Баст тогда пришлось прыгать на относительно сухой край и помогать вытаскивать буксующую повозку. Это была одна из тех ситуаций, когда толканием мало что можно было сделать и ей вместе с Азалам, Тордионом и ещё двумя гномами охраны пришлось чуть ли не вручную поворачивать всё больше увязающую в жиже повозку и затем вытягивать ту на более устойчивую почву. Поэтом малое внимание к своей персоне во время разговора она воспринимала вполне спокойно, хоть и не любила, когда собеседник не смотрит на того, с кем говорит, но если сравнивать с возможностью потягать гружёную повозку из грязи, то пусть уж лучше за дорогой внимательней следит, меньше проблем будит.
– Если б знал, ответил. Либо в городе, либо просто прогуливал.
– Ты, как я посмотрю, не особо то и любишь учиться.
– Не люблю учиться тому, что не интересно. Вот занятья по стрельбе из лука и метание ножей, даваемые проезжими наёмниками я обожал. Мне даже пару раз дали из арбалета пострелять. – Похвасталась Баст.
– Понятно. А истории продухов тебя похожее не особо то и прельщают. – Усмехнулся Сорк, сменяя на козлах Синока заметив, как тот всё меньше уделяет внимание маршруту и начинает жестикулировать, заставляя нервничать и так настрадавшееся от его управления животное.
– Ну не сказать. Просто наставница до ужаса нудно рассказывала. Я возможно даже и праву раз засыпал под сказ о духах смерти. – Честно призналась Баст.
– Хочешь расскажу легенду духов смерти как она ходит по подгорным королевствам.
– А чем она от обычной легенды отличается?
– Ну, там не затрагивается проклятый народ, как это часто случается у вас.
– Я только за! Мне этими проклятыми уже всю нервную систему расшатали.
– Это как?
– Стоит только о них услышать уже в сон начинает клонить.
– Ну это точно никакого отношения к нервам не имеет. – Рассмеялся Сорк, и повёл заводного ближе к правой стороне, огибая очередную разлившуюся на всю дорогу лужу по самому её краю.
Сорк работал возницей ещё у отца Синока и был вдвое старше своего нынешнего работодателя. Был он на удивление общительным и весёлым, при этом его соломенного цвета косички волос были достаточно длинными и маленькими, от чего при движении повозки его шевелюра почему-то напоминала девушки скопление сонных змей. В противовес им, усы и борода были сплетены в одну толстую косу, что в совокупности с чёрным безразмерным плащом палаткой, скрывавшей даже кисти рук держащих поводья, визуально делая его лишь на несколько десятков лет старше Синока.
– Да ладно тебе придираться к словам.
– Ну-ну.
– Так. На чём я там остановился? – Пытался припомнить Синок.
– Ты хотел рассказать своему приятелю подгорную легенду о пяти духах смерти.
– А, точно! Так вот. По легенде, Лонкала сильно завидовал старшим братьям. Да так что решил подговорить своего брата близнеца Палану на захват Шалы, святой обители, где все духи привечают умерших и награждают тех по заслугам прожитой жизни. Но Палану, не любящий сложности по своей природе, и тогда ещё часто увиливающий от своих обязанностей не нашёл в предложение брата ничего интересного. Посчитав, что Лонкала хочет свалить часть своих немногочисленных обязанностей на него, Палану обратился за помощью к одному из трёх братьев перерождения Сиционом. Сиционом часто прикрывал младшего безалаберного брата и потому сразу согласился помочь. Сиционом узнав о намереньях Лонкала, попытался вразумить того, но безрезультатно. Разразился скандал и на шум пришли остальные братья. Послушав перепалку братьев и поняв в чём дело, Талан сильно разозлился на подлость Лонкала и запретил тому собирать души, пока брат не осознает свою вину и не раскается. Не согласный с таким решением Лонкала без ведома старших братьев собрал души, но, когда пришло время сопровождать их в Тарк, двери не пропустили их туда, отбросив обратно в уже безжизненные тела. Увидев, что натворил Лонкала, Сиционом попытался спасти души несчастных, попавших в ловушку уже мёртвых тел. Но попытка Сиционом повторно собрать собранные ранее Лонкала души ещё больше разозлила потерпевшего неудачу духа. Переполненный злобой и ревностью Лонкала решил проучить зарвавшегося старшего брата, забрав его силу себе. В то время братья собирались в мир смертных, и отсутствие двух братьев обеспокоило Палану, считавшего недавнею сору между братьями своей виной. Пока старшие вели приготовления к встрече новых душ, Палану отправился на поиски братьев и, найдя тех, увидев, что творит Лонкала, Палану поспешил к старшим, рассказал о том, что увидел. Пришедшие за Палану братья застали Лонкала в тот момент, когда тот пытался вытянуть остатки сил из раненного Сиционом. Взбешённый такой низостью младшего брата Илмерин призвал свой двуручный меч, решив отрубить загребущие руки Лонкала, но в последний момент предатель попытался уклониться и подставить бессознательное тело Сиционом под удар. Не в силах смотреть на творящийся кошмар Палана проскользнул под мечом брата и ухватил Сиционом за оставшуюся от его сущности тень, попытавшись выдернуть того из-под удара. Меч Ил меина разрубил Сиционом надвое, отделив его животную сущность от других. Для Лонкала этот бой тоже прошёл не без последствий. Сиционом сильно подрал его и в таком состоянии даже с большей силой брата он не мог сражаться со всеми остальными братьями разом. Поклявшись однажды вернуться и закончить начатое, Лонкала призвал собранные им ранее души и в тумане проклятых скрылся в дальних землях. С тех пор и появились проклятые земли и по ним снуют орды тварей, детей Сиционом, ища предателя Лонкала и похищенную силу своего покровителя. А сам Сиционом с тех пор потерял человеческий облик и практически решился разума. Говорят, что с наступлением темноты Сиционом измученный невыносимой болью и страшной ненавистью создаёт всё новых и новых тварей. Отправляя тех в мир живых на поиски утраченной части себя, тем временем как проклятый и преследуемый другими духами Лонкала под покровом темноты снова и снова собирает души для своей армии, набирается сил для новой встречи с братьями. А Палана так и не простивший себя за то, что когда-то попросил Сиционом решить за него сложный вопрос теперь во всём помогает своим братьям стараясь искупить как свой грех, так и грех своего брата близнеца.
– Поэтому и считается, что любой покинувший стены города или посёлка идёт в объятья смерти. И кому из пяти братьев приглянется душа такого смельчака или безумца, некто не решится предположить. Ведь как бы безумно это не звучало, но в королевстве существуют и те, кто борются с порождениями обезумевшего Сиционом и проклятого Лонкала. Войны крепости Амеша расположенной на границе с проклятыми землями, и охраняющие земли королевства от массового вторжения порождений темноты. – Подвёл итог Сорок.
– Поговаривают, что на стражей Амеши даже законы королевства не распространяться. – Не удержался от комментария один из подчинённых Тордиона ехавший недалеко от них.
– С тамошними условиями и не удивительно. Там свои законы и устав, который писан не одно тысячелетие кровью, так что закройся и не позорься умник. Ты себе и представить не сможешь и малую часть того, с чем тамошние стражи сталкиваются постоянно. – Цыкнул на него Тордион, невообразимым образом, оказавшийся тоже рядом на своём силионе.
Примерно ещё через шесть часов после того, как караван вышел на мощеный тракт Тордион скомандовал свернуть на извилистую, но всё ещё мощёную дорогу, уходящую за высокий бревенчатый забор. За забором находилось весьма приземистое здание из цельных брёвен со странными полуовальными и вытянутыми к верху окнами, которые встречались скорее у замков, нежели у таких вот домов. Ещё одной особенностью данного места, которая сразу бросилась в глаза – отсутствие привычного для таких заведений широкого крыльца с перилами. Создавалось впечатление, что это был когда-то обычный жилой дом в последствии переоборудованный под трактир.
Часть охраны уже спешились и заводили силионов на площадку, расположенную на возвышении сбоку от здания, укрытую под крышей – скосом от постепенно усиливающегося дождя и при этом имеющую весьма маленькие стенки, не закрывающие и половины пространства от пола до крыши этого импровизированного стойла. Тогда как купцы поочерёдно выстраивали вдоль забора свои телеги в две ровные линии и спешили распрячь и отвести заводных куда-то за дом огибая навес с силионами. Благо размер двор позволял вмещать довольно крупный караван при этом не забивая его полностью.
– Синок! Вы всегда останавливаетесь только в корчме? – Спросила Баст у друга, когда телега, на которую он перебрался, стоило только каравану свернуть с основного тракта пошла вровень с повозкой, на которой она сейчас находилась.
– Не в корчмах, а в трактирах. И не всегда, а только когда есть такая возможность. – Ответил Синок, безжалостно дёргая поводья своих заводных.
– Но ведь до этого мы шли практически без остановок?
– А. Вот ты о чём. Просто Азал посоветовал проскочить разбитый тракт быстрее. Говорит там места плохие.
– Он не боится загнать лошадей? – Наблюдая, как пара прошедших перед ними повозок встают в ряд.
– Не переживай ты так. Они ведь заводные, причём смески, им в принципе вредно останавливаться. – Улыбнулся молодой гном.
– Заводные, смески? Вредно останавливаться!?– Баст не смогла сдержать возмущения, когда до неё дошёл смысл сказанного Синоком.
– Ну, я наверно не так выразился. Ведешь ли заводные как ты, наверное, уже знаешь, это такая порода лошадей, причём очень распространённая из-за своей природной силы и выносливости. А эти как ты уже мог заметить в полтора раза меньше обычных ездовых и тяговых, они могут долго путешествовать без остановки, еды и воды если войдут в некое подобие транса. В таком состоянии они инстинктивно выбирают правильную дорогу, поэтому могут путешествовать как под проливным дождем, застилающим всё вокруг или непроглядном тумане, так и в тёмное время. Это у них от родственников ящеров, с которыми в давние времена их скрестили. Правда не помню имя того, кто это сделал.
– Тамрон, от того их ещё и называют Тамронскими смесками. – Подсказал Сорк выпрягая из повозки заводного.
– Да вроде. Помню, мой покойный отец как-то отправился доставить очень важный и срочный груз по тёмному циклу. Так он потом рассказывал, сидит на козлах вокруг нечего не видно, темнота тучи небо ещё застилали, страшно, от любого маленького шороха у дороги вздрагивал, а заводной знай себе, тянет повозку как при свете светил и всё ему нипочём. Пока по этим дорогам до заказчика отец добирался на пол головы посидел, а этой животине, хоть бы что! Отдохнул десять часов в стойле и счастлив. – Ухмыльнулся Синок продолжая свои неуклюжие попытки наконец то поставить телегу ровно.
– А почему им нельзя всё-таки останавливаться часто? – Так и не поняла самого главного Баст.
– Темп сбивается при остановке. Они хоть и хороши в этом, но им нужно весьма приличный промежуток времени для того, чтоб войти в свой транс, или как молодые теперь говорят ритм. Да и после длительного перехода им всегда нужен отдых не менее десяти часов. – Пояснил Азал.
Он с первой попытки поставил свою повозку во второй ряд и сейчас со скепсисом наблюдал, как Синок продолжает мучить бедного тягового, постоянно дёргая поводья то в одну, то в другую сторону. Бедное животное уже заметно нервничать, а телега постоянно уходила то одним, то другим краем вперёд так и норовя встать наискось и выбиться из общего ряда. И это при том, что Синок ставил телегу в первый ряд, когда его старший товарищ и по совместительству учитель сделал это с наскока. Причём втиснулся между стоящими сзади, спереди и с левого бока повозками.
– Зачем тогда Тордион всех подгонял последние шесть часов? – Не поняла Баст.
– Да что с его нытьём, что без него. Всё равно на половину оборота мы здесь остановимся. Слушай паря, дайка мне поводья иначе мы так некогда не укроем телеги. – Высказался Азал, перебираясь на телегу Синока и беря нечастные поводья у молодого и уже порядочно нервничавшего купца.
– А пока заводные будут отдыхать, мы с тобою займёмся паря первой частью нашего уговора. – Ухмыльнулся Тордион, подходя к выстроившимся повозкам.
– Какой? – Не поняла Баст.
– Ну, я вроде как обещался тебя под натаскать. А то, что это за охранник, который даже не знает с какой стороны топор держать?
– Тордион! Я не настолько глуп чтоб не отличить лезвие топора от его рукояти! – Возмутилась Баст.
– Да, да малой. Только ты ещё не забыл, что этим самым топором ещё и по врагу попасть надо при этом, не подставившись под его удар? – Улыбнулся охранник.
– Думаешь, я не смогу попасть? – Баст сразу повелась на умелую провокацию гнома и началась бы их тренировка намного раньше, не вмешайся в их маленький спор Тъзон.
– Не дёргай заводных Тордион, и ты, паря не спеши! Мы все нуждаемся в отдыхе после перехода, занявшего несколько оборотов. Пусть малец нормально поест и поспит, а там и займёшься его тренировкой. – Вступился за Баст Тъзон помогающий возницам поставить откидную крышу над выстроившимися телегами.
– Ладно. В чём-то ты прав. Поесть нормально после такой дороги надо. Но на сон даже не рассчитывай, через полтора часа, если погода ещё сильней не испортится, начнём.
– Хорошо.
– Вот и славненько. Пока можешь пойти перекусить, я присоединюсь к вам, как только закончу свои дела.
Как бы приятно не было ничего не делать, но по своей натуре Баст была весьма активной личностью и долгое сидение в повозке ей уже порядком надоело. Так что весть о скором начале тренировок взбодрило её лучше, чем перспектива, наконец, нормально поесть.
– Бас! Ты там, где застрял?! – Отвлёк от радужных мыслей девушку голос Синока.
За время, что она потратила на препирательства, Синок уже успел добраться до крыльца трактира и сейчас топтался на пороге явно терзаемый противоречивыми желаниями. С одной стороны по его лицу было видно, как сильно молодому гному хотелось по скорее оказаться в тёплом и сухом помещении и скинуть с себя надоевшую плащ-палатку, но с другой, совесть и воспитание не позволяли ему зайти внутрь, не дождавшись своего нового друга, который всё ещё мок пот дождём. Поэтому Бастэт решила больше не задерживаться с хитрым начальником охраны каравана и поспешила к Синоку. В помещение они зашли одновременно, благо дверной проём оказался на удивление широким для такого здания. В него спокойно вместилась троица троллей, не то – что Баст со своими скромными габаритами и не слишком широким для представителя гномьего народа Синоком.
Первое что при входе бросилось в глаза, был весьма интересно обустроенный зал, углублённый на семь локтей. Широкие и массивные деревянные ступени, покрытые лаком, сильно выделялись на фоне нижней части стен, отделанных серым камнем начиная от пола и заканчивая уровнем порога. Тогда как вся верхняя часть помещения и само здание состояло из цельных брёвен. Окна, казавшиеся странными с улицы, оказались размещены под самым потолком и казались весьма высокими за счёт углублённого помещения, пропуская внутрь достаточное количество света. Размещались они друг напротив друга, от чего помещение визуально вытягивалось в длину.
Поскольку сейчас на улице шёл сильный дождь, в помещение не проникало достаточно количество света Тланьи, на стенах, там, где камень переходит в дерево, горели магические факелы, дававшие достаточное количество света, при этом абсолютно не дымящие и не коптящие, что наталкивало на мысль о магическом происхождении данных предметов и явной состоятельность хозяина сумевшего позволить себе такую роскошь. Ведь любые устройство основанные на магии требовало обслуживания в зависимости от интенсивности его использования, от одного раза в год при нечастом использование до еже цикличного при практически постоянной работе. И стоило это обслуживание не дёшево из-за монополизации данных благ аристократами, и военными по указу одного из предшественников нынешнего правителя.
Зал состоял из трёх круглых, огромных столов, размещавшихся в центре, и вместивших бы минимум ещё один такой же караван, как тот с которым сейчас путешествовала Бастэт. Помимо этих громадных столов вдоль стен размещались столы по меньше, но всё той же круглой формы. У больших, как и у малых столов вместо обычных скамей и табуретов стояли изогнутые скамьи, визуально образуя поделённые на четыре части обручи и навевали воспоминания из прошлого.
Бастэт ранее пару раз видела такие скамейки, когда приходила к другу, покинувшему приют намного раньше неё и подавшийся в подмастерья к плотнику, жившему без семьи в квартале мастеров. Тогда она сильно удивилась, зачем так изгибать простую лавку? Но мастер посчитал что какой-то девице это знать необязательно знать, а молодой подмастерье и сам не имел представления для чего это делается. Так что девушка выкинула этот инцидент из головы, и лишь увидев помещение трактира, вспомнила о том давнишнем случае.
Пока Баст завороженно разглядывала зал, успели подойти Тордион с Тъзоном. Из-за ширины ступенек Баст заметила командира охраны и его друга только когда мокрый край плаща, по быстрому накинутого Тъзоном задел её по руке выведя из транс созерцания.
– Эй паря! Долго ещё будишь проход загораживать? – Спросил Тордион, скидывая с плеч мокрый плащ.
– Да будит тебе. Он, небось в гостях у гномов раньше не бывал ни разу. – Усмехнулся Тъзон, отряхивая свой плащ, который надевал только по крайней нужде.
– О-о-о, кого мы видим!? Не Тъзон ли это со товарищами!? Проходи, проходи старый друг! Располагайся, обсохни, отогрейся да откушай. Небось, всю дорогу с гномьих гор только сушёным мясом и питались? Я вас сейчас горяченьким накормлю. Эй, мальцы! Принесите пинту нашим гостям, да подогрейте её как следует!
Навстречу гостям откуда-то сбоку вышел, по-видимому, хозяин трактира, который явно хорошо знал попутчиков девушки. Это был гном не в пример шире Тордиона, и это не в плане большого живота. Весь уже седой и с пересекающим наискось всё лицо шрамом, гном вызывал какой-то внутренний трепет. Светло-голубые глаза выдавали в нём полукровку и излучали внутренний свет. Одет он был весьма просто: добротная рубаха, из-под которой проступали ещё не заплывшие жиром мышцы, широкие красные штаны и короткие чёрные сапоги на шнуровке. Располагающая улыбка на суровом лице сразу подкупила Баст, и у девушки появилось странное желание поведать этому могучему и добродушному гному обо всех своих невзгодах, но она вовремя себя отдёрнула. Голос у хозяина трактира был весьма зычный, как и у всех гномов, отдающийся во всём теле вибрацией подобно эху от каменного обвала.
– Тибору, старый друг! Спасибо за гостеприимство, от тепла да горяченького обеда не откажемся. – Расплылся в ответной улыбке Тъзон, и они с седовласым гномом стали обниматься, да так что было слышно, как кости хрустят.
– Тибору, братишка! Как ты тут поживаешь? – Подхватил инициативу Азал, расплывшись в не менее широкой улыбке, чем его собеседник.
– Спасибо братишка, пока справляюсь потихоньку. А вы как в разгар дождливая здесь оказались? – Ответил Тибору и сжал Азала в приветственных объятьях, а Бастэт испугалась, как бы этот здоровяк не переломил того пополам от полноты радости встречи.
– Да Тъзону в зад Электра ударила до конца цикла попасть в Вертоград, а оттуда с большим караваном до одного из портовых городов добраться. – Ухмыльнулся Тордион, сдавая своего друга со всеми потрохами.
– Тордион, братишка! Прости, не признал тебя без твоего любимого доспеха! – Воскликнул старый гном.
– Ничего. По такой погоде только доспех портить. Пусть он лучше в сумах в сухом месте полежит, дольше потом прослужит. – Отозвался командир охраны.
Только сейчас Баст обратила внимание, что вояка тоже пришёл в плаще, под которым оказалась стёганная, коричневая куртка. А ведь ещё совсем недавно Тордиона не смущала никакая непогода и он мало того, что ехал в своём доспехе но ещё и плащом не пользовался, ссылаясь на его неудобства и то, что при внезапной атаке плащ только помещает замедлив реакцию и в нём очень легко запутаться, а значит и стать отличной мишенью для лучников и арбалетчиков.
– А если кто нападёт? Тогда что делать будишь? Брюхо подставлять? – Усмехнулся трактирщик, провожая гостей до одного из больших столов на который мальчишки помощники разного возраста и расы выставляли кружки и кувшины с нагретой пинтой.
– Скажешь тоже Тибору. Если кто в такую погоду и нападёт, то только на главном тракте. Мы на него только съехали. Да и если, где кто пошаливает, то ты об этом точно хорошо осведомлён и предупредишь. – Улыбнулся Тордион, садясь за один из больших столов.
– А если б наткнулись на засаду до моего трактира?
– Мы с гномьих гор едем, вывернули с разбитой дороги, а от неё до твоего трактира только смертник додумается устроить засаду. – Подчеркнул слова Тордиона Азал.
– Уж больно вы на мой авторитет полагаетесь друзья. Я уже давно завязал.
– Да по тебе и не скажешь, что ты давно не брал в руки секиру. Уверен, ты всё ещё тренируешься втихомолку, да парней своих натаскиваешь. – Заметил глава охраны каравана.
– Эй, молодёжь, тоже давайте рассаживайтесь. В ногах правды нет. – Улыбнулся уже расположившийся за столом Тъзон, когда увидел, что Синок и Бас не решаются присесть рядом.
– А это не сын ли Валка с тобой, друг мой? – Обратил своё внимание на молодого гнома трактирщик.
– Племянник, сын Салта, старшего брата Валка. Отец Синоком нарёк, а сам Валка помер, прям перед самым тёмным циклом. – Вздохнул Тъзон.
– Так до самой смерти семьёй и не обзавёлся, зато племянника хорошо воспитал. – Грустно усмехнулся Азал.
– Сочувствую паря. Но ты смотри дело отца и дядьки своего не загуби. Он его ещё от деда своего унаследовал. – Заметил Тибору.
– Спасибо. Знаю. Отец часто рассказывал историю нашего торгового дома, пока жив был. – Откликнулся Синок, устраиваясь рядом с одним из возниц.
– Ты отцом и Валка звал? – Удивился трактирщик.
– Ну да. Родной то помер, мне и трёх лет не было. Дядька вырастил как родного, за что ему поклон и дорога в шалу.
– Тибору, друг камней моих. Ты почему ко мне на свадебку не приехал? – Возмутился Тъзон.
