Проехав несколько улиц, мы приблизились к мосту.
– Остров Нотр – Дам, наша краса и гордость – Собор Парижской Богоматери, Нотр-Дам-де-Пари! – сказал Гастон возвышая голос и показывая рукой по левую сторону моста.
Я увидел удивительно красивое и воздушное сооружение, наполовину скрытое утренним туманом. Этот собор, казалось, спустился с небес…
Охранники были у моста, но не обращали на нас внимание.
Мы поехали вдоль правого берега. На реке плыли несколько больших лодок с живой домашней птицей, с бочками, с древесиной…
Мы ехали по вымощенной булыжником площади. Попадались редкие экипажи.
– Женщины у нас в одиночку не ходят – много грабителей и насильников, – сказал Гастон.
Очень скоро перед нами открылся большой крытый рынок.
– Нам нужен ювелир, – сказал я.
Гастон остановился на минуту, что-то вспоминая, и тронулся в левом направлении от центрального входа. Покупателей было гораздо меньше, чем торговцев, и торговцы общались с покупателями через широкие прилавки – до двух метров…
Мы подъехали к ювелирному ряду. Здесь, в изобилии были развешаны перстни на проволоке, броши, браслеты, колье, дамские кинжалы с драгоценными камнями…
Продавцы начали нам улыбаться и расхваливать свой товар и свои цены.
Гастон спешился у самой большой и богатой по ассортименту лавки.
Я спешился следом и сказал ему негромко, на хорошем французском языке, чему Гастон, как казалось, не удивился:
– Скажи ювелиру, что эти украшения из древнего Египта и стоят они больших денег, но, так, как нам нужны быстрые деньги, то мы готовы уступить эти ценные вещи за половину их настоящей стоимости…
Он молча кивнул и заговорил с торговцем.
Я снял рюкзак, поставил его на край прилавка и вытащил из него пластиковую прозрачную коробку с блёснами.
Ювелир с огромным интересом взирал на мой рюкзак, на мои действия, и на саму коробку. Я открыл её двумя эффектными щелчками и ближе подвинул к ювелиру. Его глаза удивительным образом расширились до невероятных размеров, и чуть было не вылезли из своих орбит.
Мои блёсна сверкали гораздо ярче развешанных здесь брошек и перстней.
Как я и предполагал, ювелир клюнул на спиннербейт с двумя лепестками с голографическими наклейками на них, с силиконовой юбкой ярко-ядовитой расцветки, и крючком в виде головы рыбки с изумрудными глазками.
Торговец вытащил спиннербейт из коробки и вертел его в руках в полном восхищении.
Я взял у него спиннербейт, наколол его на камзол, и слегка встряхнул плечами… Силиконовая юбка пришла в движение. А лепестки издали мелодичный звук…
Затем я вырвал крючок из камзола, закрыл один лепесток ладонями с двух сторон и поднёс его ближе к ювелиру: лепесток ярко светился в темноте зелёным светом.
Восторгу ювелира не было предела…
– Дам два золотых, – сказал он, не выпуская наживку из своих цепких рук.
Я посмотрел на Гастона.
– Пять золотых и эта прелесть твоя, – заявил сержант, пронзая торговца взглядом своих чёрных глаз.
– Три,– сказал ювелир,– и по рукам.
– Поехали, Альбер, в другую лавку, – сказал Гастон и протянул руку за спиннербейтом.
Но ювелир уже крепко "заглотил приманку" и не мог её выпустить из рук.
– Бог с вами! Четыре золотых, – сказал он. – Это моё последнее слово.
– Четыре золотых, – сказал Гастон. – Это наше последнее слово.
– Согласен, – сказал ювелир, и выложил на прилавок четыре монеты из жёлтого металла. Две из них были с изображением трёх красивых лилий, точно таких, что были и у Гастона, на левом отвороте камзола; а две монеты – с изображением всадника, с короной на голове, и с обнажённым мечом…
– Забирай, – сказал Гастон.
Я сгрёб золотые монеты с прилавка в холщовый мешочек, что дал мне Гастон, и засунул их за ворот своего новенького камзола. Они были тяжёленькие…
Мы поехали дальше, к рядам оружейников.
Здесь было много различных ремесленников: это полировщики мечей, лучники, арбалетчики, кольчужники, точильщики … Многие знали Гастона, и загодя кланялись ему.
Гастон подъехал к могучему мужчине с красным лицом.
Тот оживился, поднял руку и спросил:
– Какая шпага вам нужна, господин сержант?
– Привет, Барнабас, шпага нужна этому парню, под его прекрасный рост. Трёхгранный клинок с одной отточенной, как у меня, только подлинней, – сказал Гастон.
Барнабас смерил меня взглядом, с интересом посмотрел на мои голубые джинсы с кожаным ремешком и силиконовыми ножнами.
– Есть такая шпага, – сказал он и скрылся в своей лавке.
Через минуту Барнабас принёс длинную и мощную шпагу. Я взял шпагу в правую руку и пару раз взмахнул ей. Она мне подходила по росту. Сам клинок был с режущей гранью (одной из трёх), и потолще и пошире, чем шпаги для фехтования в бочке…
– Эта шпага и колет и рубит и не ломается… Ей хорошо и крыс рубить… – сказал оружейник.
Шпага мне понравилась, её рукоять отлично сидела в руке, и я чувствовал её мощь …
Оружейник поставил на прилавок деревянную чурку. Я слегка ударил по ней кончиком шпаги – чурка разлетелась в щепки…
Гастон вытащил свою шпагу, она была немного короче, но таким же клинком. Сержант ударил своей шпагой по клинку моей; и остался доволен состоянием моего клинка – он не пострадал…
– Хорошая сталь, сколько за нее, Барнабас? – спросил Гастон.
– Для вас, господин сержант, всего два золотых и перевязь парню в подарок.
– Хорошо, ты их получишь, эта шпага стоит больших денег, но наша рота – твоя рота …
Барнабас засмеялся.
Я выложил на прилавок две золотые монеты.
Оружейник снова скрылся в лавке, и вынес ножны для моей шпаги и кожаную перевязь.
Гастон тут же прицепил ножны к перевязи и закрепил всю эту конструкцию на моей талии. Я вставил шпагу в ножны и резко вытащил её – было удобно и легко.
Барнабас вытащил из своего кожаного фартука тряпочку, смочил ее маслом, и протёр клинок моей шпаги.
Мы дружески попрощались с красноликим Барнабасом.
– Ещё замок на сундук, – сказал я.
Гастон кивнул:
– Здесь есть.
Мы поехали дальше по железным рядам. Я брался за эфес своей шпаги, вытаскивал её, любовался и улыбался …
Гастон видел это и посмеивался в свои жёсткие усы …
В рядах оружейников попадались и торговцы скобяным товаром. Я купил навесной замок на кованый сундук в своей комнате; в благородстве проживающих рядом со мной рыцарей, сомневаться не приходилось, но на свете существуют люди другого склада …
Прежде чем расплатиться, я вытащил монеты, они были золотые, но разные: на одних изображались три лилии, а на других конный рыцарь с мечом.
Гастон понял моё недоумение. Он взял золотые монеты и сказал:
– Ливр и конный франк – одинаковы между собой – оба равняются двадцать су …
Я дал торговцу золотой ливр с изображением красивых лилий, а он мне замок и сдачу из двенадцати монет белого цвета с изображением таких же лилий …
– Гастон – это Гасконь, ты гасконец?
– Да, я с юга, – сержант улыбнулся и потрогал свое смуглое лицо, с острой клиновидной бородкой и усами – пиками.
Золотые и серебряные монеты неприлично гремели в кармане моего камзола, несмотря на то, что Пилигрим шёл ровно и не дёргался.
– Слушай, Гастон, надо потратить несколько монет, а то прохожие будут огорчаться … – сказал я. – Давай купим что-нибудь из еды, да побольше …
Гастон улыбнулся, и на обратном пути отдал ювелиру золотой ливр и двенадцать су, с пожеланием что на них купить, указав при этом на то, что вино должно быть непременно испанское …
Ювелир был рад исполнить такое поручение; во всяком случае, на словах …
Я хотел спросить у Гастона о необычной девушке из замка графа Дебюсси, но, в последний момент, посчитал это недостойным любопытством для мужчины со столь длинной шпагой …
Я подвёл Пилигрима ближе к краю моста, и увидел сточную канаву с нечистотами, стекающими прямо под мостом. Это меня весьма огорчило. Я ни мог не мечтать здесь о рыбалке, хотя спиннинга у меня уже не было, но была запасная шпуля с плетёнкой … и набор блёсен …
Как только мы с Гастоном прибыли во двор замка господина Бернарда Дебюсси, к нам подошла его дочь Лексия, и заявила, что господин коннетабль пребудет завтра утром в замок графа Дебюсси для аудиенции с нашим немецким алхимиком …
– Эта встреча может изменить всё твоё будущее, если ты сможешь сказать правильные слова, парень … – загадочно проговорил Гастон.
Вечером, к железной решётке ворот замка графа Дебюсси, подъехала повозка с большими корзинами … В них были сыры, колбасы, хлеб, и большая бочка отличного испанского вина …
Эту бочку поставили на балконе нашей казармы, и каждый мог из неё выпить. Рыцари черпали вино большими кружками и кричали:
– Молодец, алхимик!
Информации было много, именно той, что мне надо, как я и предполагал, в истории средневековой Германии … Мне даже пришлось подзаряжать свой смартфон … Я ел отличные бутерброды с сыром и колбасой, запивая их терпким испанским вином!
Перед встречей с коннетаблем, я решил побриться, и вышел на балкон за водой; и, конечно же, взглянул на окно во втором этаже замка Дебюсси, но оно было пустым, хотя и светилось изнутри … Мне стало отчего-то немного грустно … "Я её сегодня, непременно, увижу в замке," – пришла мне в голову логичная мысль.
Во дворе замка росло несколько деревьев. Птички на них стали звонко щебетать. Начался рассвет нового, важного для меня дня.
Я чувствовал себя настоящим алхимиком – при длинной шпаге! ..
Глава 5 Да здравствует король!
В этот день я встал с рассветом солнца. Утренняя прохлада и пение птиц за открытым окном придавали бодрость духа и хорошее настроение. Воспользовавшись кресалом, кремнем и трутом, зажёг щепу в камине и поставил на огонь котелок с водой.
Заварив чай из листьев липы, я снова начал читать исторические сведения на своём смартфоне… и нашёл сноску под словосочетанием "коннетабль Франции": " Артур де Ришмон, коннетабль Франции с 1425 года, герцог Бретани, граф де Монфор-л Амори с 1457 года, пэр Франции, видный французский государственный деятель и полководец эпохи Столетней войны…"
Через полчаса в дверь ко мне постучали, и вошёл Гастон. Я едва успел закинуть смартфон в рюкзак…
– К нам прибыл коннетабль Франции господин Артур де Ришмон. Через четверть часа он ждёт тебя во дворце господина Бернарда Дебюсси, – заявил сержант. – Эта встреча может в корне изменить твою жизнь, парень, если ты найдёшь правильные слова при разговоре с ним… Одевай камзол, не забудь шпагу, прихвати свою карманную бомбарду – покажешь как она стреляет, и подходи ко дворцу. Я буду там тебя ждать.
Я оделся, закрепил перевязь со шпагой повыше на поясе, запахнул её камзолом – кончик шпаги слегка и элегантно оттопыривался… В карман положил ракетницу с двумя зарядами, две петарды "Динамит" и зажигалку.
Через четверть часа подошёл к замку графа Дебюсси. Здесь стояла роскошная карета, запряжённая тройкой светлых лошадей. Сержант Гастон оглядел меня с ног до головы, лихо заломил шляпу на моей голове, остался доволен; и стражники расступились перед нами…
Мы сразу попали в огромный зал с высоким потолком, хрустальной люстрой со свечами, со множеством высоких изящных окон, с шикарной мебелью обитой красным шёлком. Широкая мраморная лестница нестерпимо блестела и вела на второй этаж. Её перила натирали лакеи белыми тряпками…
Но все высокие особы были здесь, на первом этаже, у окна, с правой стороны. За столом сидел седовласый мужчина с мясистым строгим лицом и делал пометки на разложенными перед ним листами пергамента; рядом находился мужчина помоложе, в роскошном кафтане, с благородным лицом, – это был граф Дебюсси, мой благодетель… С другой стороны от коннетабля сидел ещё один государственный муж в придворном камзоле с лилиями. Это был королевский казначей. Перед ним стоял мешок из синего бархата. Казначей запускал в него широкую ладонь, вытаскивал золотые монеты и рассовывал их по маленьким мешочкам, что лежали горкой здесь же на столе.
Возле сидящих стоял уже знакомый мне красивый молодой человек, хорошо говоривший по-немецки.
Гастон снял шляпу, поклонился и сказал:
– Наш друг, ваша светлость, германский алхимик Альбер де Монт, явился для беседы с господином коннетаблем Франции Артуром де Ришмоном, как и было назначено.
Гастон ещё раз поклонился. Я снял шляпу и повторил движения Гастона. Коннетабль отложил перо.
Все сидящие за столом взирали на меня с неподдельным любопытством.
