Проклятые огнем
Ксения Баштовая
Стихии #1
Нельзя смотреть на открытое пламя – в человека вселится саламандра. Огненный дух будет бродить под кожей, жечь несчастного, течь пламенем по его венам… Лишь бродячие монахи могут спасти смертного от этого исчадия Того, Кто Всегда Рядом. А потому надо ли удивляться, что Адельмар, великий правитель Ругеи, готов силой заставить монаха изгнать саламандру из той, что ему дорога? И кто виноват, что у Мадельгера фон Оффенбаха оказалось слишком много скелетов в шкафу? Впрочем, не у него одного…
Ксения Баштовая
Проклятые огнем
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Бродячий монах прибыл в городскую тюрьму Бирикены на рассвете. Отпускать грехи перед смертью могли только эти сыны Единого, но из всех странствующих по городу в казематы соглашался прийти только отец Трутхари, вот и прошлось его ждать – иначе преступника можно было бы повесить еще до того, как встало солнце.
Зайдя в камеру, монах осенил преступника Знаком Единого и, прикрыв за собою дверь, дабы соблюсти таинство, тихо обронил:
– Покайся, дитя мое, ибо покрыли грехи тебя крылами своими…
Стандартная формулировка, надо сказать, подходила к этой ситуации мало – приговоренный, как назло, даже не потрудился встать с охапки соломы, на которой лежал до прихода монаха и сейчас, подложив руку под голову пялился на посланника Единого наглыми глазами – серым и зеленым…
Вышел отец Трутхари минут через сорок, низко надвинув капюшон на лицо и, в ответ на заинтересованный взгляд стражника только плечами пожал:
– Этот заблудший агнец не захотел каяться.
Заглянув через плечо монаха в камеру, Бобри разглядел, что приговоренный все так же лежит на брошенной на пол соломе. Лишь к стене отвернулся, укрывшись с головой своим ободранным плащом.
Честно говоря, тюремщик не до конца был уверен, что преступникам, – особенно таким, приказ о чьей смерти отдал сам инквизитор, – вообще стоит пытаться отпустить грехи, но, раз обычай требовал, приходилось с этим соглашаться.
За то время, пока монах находился в камере, его старую лошадь, тянувшую скособоченный возок, на котором и приехал посланник Единого, распрягли и сейчас как раз вели в конюшню, после небольшой прогулки по двору.
Отец Трутхари тронул Бобри за плечо и чуть слышно попросил:
– Запрягайте обратно. Я поеду.
Тюремщик удивленно покосился на него, но спросить не успел, вестник Единого продолжил свою мысль:
– В Зеленой долине умирает старый Ландгрим, я должен быть там, чтоб его душа не попала в когти Того, Кто Всегда Рядом.
Упряжь запуталась, и священнику пришлось ждать. Вот он и стоял, нетерпеливо постукивая по промерзшей за ночь земле носком истоптанного сапога.
Сапога.
Сапога.
А ведь монахи носят сандалии. Или ходят босиком…
Бобри понял ошибку самозванца одновременно с ним. Из- под низко надвинутого капюшона блеснули злые глаза, и прежде чем охранник успел закричать, лже- монах резко двинул его локтем поддых, сбивая дыхание, и рванулся ко все еще не запряженной кобыле. Из- под подпоясанной рясы посыпались пучки соломы, подсунутые под одежду для того, чтоб казаться толще.
Старушка Гретта перевидала многое. Когда- то она ходила под седлом, а потом хозяин, какой- то шварцрейтар, пожалев ее, не решился продать на бойню. Вот и выкупил кобылу отец Трутхари. Фальшивый монах, высоко задрав рясу, под которой обнаружились, кроме сапогов, еще и темные, перепачканные тюремным мхом, штаны с разрезами, одним прыжком взлетел на спину старой кобыле и резко ударил ее каблуками по бокам.
Видно, старые воспоминания все еще давали о себе знать. Лошадь, не ожидавшая такой наглости, как в далекой молодости взвилась на дыбы и, разметав пытавшихся удержать беглеца людей, проскакала к выходу из замка. Лишь копыта дробно отстучали по каменной мостовой…
***
Спустя неделю…
Адельмар Сьер себе места не находил. Приходской священник уехал в Кульмье, а странствующего, которого якобы видели на улицах Лундера, никак не могли найти. Тихий стук в дверь, и в кабинет шагнул мажордом – темноволосый юноша лет двадцати пяти. Склонил голову в коротком поклоне:
– Он прибыл, милорд.
Молодой лорд выскочил из кабинета, чудом не сшибив слугу.
Тот, Кто Всегда Рядом, полностью оправдывает свое имя. К Единому надо взывать долго, а обратись к Тому, и слуги его всегда готовы прийти на зов, попросив взамен такую малость – душу воззвавшего. Вдобавок, приходские священники часто отлучаются: людей много, а тех, кто отмечен милостью Единого, всегда мало. Вот и странствуют по городам вольного лорд- манорства Фриссии бродячие монахи – направляют и подсказывают. Один из них и прибыл сейчас по приглашению лорда Сьера.
Когда Адельмар буквально влетел в комнату, монах сидел, общипывая длинными узловатыми пальцами кисть дорогого винограда и неспешно бросая ягоды в рот. Заслышав шаги хозяина, гость резко обернулся и, следуя этикету, скинул с головы капюшон.
Под капюшоном обнаружилось молодое лицо, окруженное кудряшками светлых волос. Острые, тонкие черты лица, придавали путешественнику сходство с лисою. Вдобавок, похоже на то, что прежде чем прийти в лоно Храма, монах участвовал в подпольных боях – нос был сломан в паре мест. А довершали картину насмешливые глаза разного цвета: один – серый, второй – зеленый.
В кресле монах сидел чуть боком, словно что- то мешало ему, да еще и ряса чуть топорщилась сбоку, словно мужчина что- то скрывал под нею, но Адельмару было сейчас не до изучения пришельца.
Полновластный правитель горного лорд- манорства Ругеи на миг замер в дверях, а затем быстрым, решительным шагом направился к монаху. Тот, наоборот, даже не потрудился привстать с кресла: лишь плавно поднял руку с тонким серебристым кольцом, разрисованным тайными знаками, и коротким, рваным движением осенил вошедшего Знаком Единого. Лорд Сьер поморщился, остановившись в паре шагов от странника: у Адельмара привычно зазвенело в ушах – обычная реакция на Знак. Но, по крайней мере, это подтверждало, что монах настоящий – а то в последнее время развелось столько самозванцев…
– Рад видеть Вас в Лундере, отец… – хрипло начал Адельмар.
Губы посланника Единого тронула легкая улыбка:
– Отец Мадельгер, сын мой.
Честно говоря, лорда Сьера всегда слегка коробило подобное обращение: монах явственно был моложе его лет на десять, да и бродячие посланники Единого обычно происходят не из дворянского сословия. Но сейчас приходилось терпеть. Ради Селинт. Ради ее спасения.
– Отец Мадельгер, – согласился мужчина. – Вы с севера или с юга?
– Это имеет значение для нашей веры?
Правитель Ругеи опустил глаза под насмешливым взглядом монаха:
– Ничуть, отче. Просто я никогда не понимал северную моду на имена, связанные с войной. Хотя сокращение «Гери» меня устраивает, – удержаться от того, чтобы хоть чуть- чуть, но поставить монаха на место, Адельмар все- таки не смог.
– Я с юга, сын мой. И оно не устраивает меня, – в голосе пришельца явственно звякнула сталь.
А этот бродяга был не так уж прост, как казался…
Впрочем, уже через мгновение разноглазый подлил в голос елея:
– Но ведь ты позвал меня не затем, чтоб узнать, откуда я, сын мой?
– Вы правы, не за этим, отец Мадельгер, – Адельмар попытался вспомнить о добродетели смирения.
Монах удовлетворенно кивнул:
– Твоя душа блуждает в потемках, – ласково начал он. И видно было, что пришелец повторяет заученные слова, не задумываясь об их содержании. – Ты хочешь услышать слова Единого, данные нам милостию Его и…
– Нет!
Короткое резкое слово оборвало медоточивые речи, и монах замолчал на полуслове, подобно телеге, сбившейся с наезженной колеи.
– Простите?..
– Идемте со мной, отец Мадельгер.
И дворянин направился к выходу из комнаты.
– Скримсл! – зло и тихо ругнулся монах.
Лорд, не расслышав, обернулся на пороге:
– Вы что- то сказали, отец Мадельгер?
– Ничего важного, сын мой, – сладко улыбнулся пришелец. – Я лишь возблагодарил Единого, что он направил мои стопы туда, где я был нужен…
Мажордом, ожидающий окончания разговора за дверью, при виде хозяина склонил голову в поклоне.
– Как госпожа? – отрывисто спросил лорд Сьер.
– Все по- старому, милор… – мужчина на миг запнулся, покосился на вышедшего из приемной монаха и почему- то уточнил: – Она сейчас одна. Его – в течение часа не будет.
О чем или о ком шла речь отец Мадельгер так и не понял, впрочем, следующий короткий жест Сьера относился именно к нему:
– За мной.
…По женской половине замка всполошно метались служанки. Кто- то нес охапку пожженных тканей, кто- то волочил тяжелые кадки, кто- то тащил ведра, наполненные пеплом. Одна из девушек, несущих воду, промчалась мимо монаха, наполненная кадка угрожающе заколыхалась, чудом не выплеснув часть своего содержимого на подол его рясы, и разноглазый пугливо дернулся в сторону.
–Что случилось?! – лорд Сьер клещом вцепился в руку пробегающей мимо служанки, несущей на металлическом совке пылающие жаром головешки.
Девушка испуганно ойкнула и, чудом ничего не рассыпав, присела в неуклюжем книксене:
– Госпожа…
– Что с ней?!
– Она… Она опять… – глухо всхлипнула служанка.
Лицо Адельмара залила неестественная бледность, и мужчина, не разбирая дороги рванулся куда- то вперед. Снующие горничные словно и не заметили происшествия: даже та служанка, руку которой выпустил лорд, не поспешила за ним, а побежала куда- то по своим делам.
Отец Мадельгер перевел дух. Кажется, про него забыли.
И в это время тишину распорол женский крик. Истошный, рвущийся из глубины души, он донесся откуда- то из глубины коридора, оттуда, куда убежал встревоженный хозяин замка…
Монах окончательно понял, что здесь ему делать нечего. Резко развернулся и… нос к носу столкнулся с молчаливо следовавшим за хозяином мажордомом.
– Вам туда, отче, – на лице слуги не дрогнул ни один мускул.
– Вы… Ты что- то перепутал, сын мой, – ласково начал разноглазый, не обращая внимания на то, что мажордом всего на несколько лет его младше. – Посланцы Единого не принимают родов и…
– Вам туда, отче.
– Но…
Странно все это, очень странно. Чересчур молодой мажордом, умудряющийся как- то не смотря на свой юный возраст, хранить ледяное спокойствие, чересчур нервный правитель, чересчур испуганные слуги…
– Вам туда, отче,
Монах резко, по- гвардейски, развернулся на пятках и, напряги мадоржом слух, он бы услышал что- то вроде проклятья…
