– Можете не выгонять. Захочет, пусть остается, – брезгливо отмахнулся мужчина, легким взмахом руки, убирая ножные оковы.
Когда за пленником захлопнулась дверь, колдун повернулся к Аурунд. Та уже вернулась к трону, опустилась в него и откинулась на спинку, запрокинув голову.
– Зря ты его целовала, – Винтар изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно и спокойно. Получалось с трудом. И даже его собеседница это поняла.
Женщина медленно открыла глаза, сладко, как кошка потянулась:
– Ревнуешь? – мурлыкнула она.
– Родную сестру?! Не смеши меня! – фыркнул он.
На миг в ее глазах мелькнула тень непонимания, но уже через секунду женщина улыбнулась:
– Ну да, конечно, сестру… Мне надо было узнать, дар у него или талант, – ласково пояснила она.
– По- другому нельзя?! – Винтар и сам не понимал, почему его так это бесило, но остановиться уже не мог.
– А зачем? – а ей, похоже, нравилось, выводить его из себя.
Он некоторое время молча смотрел на собеседницу, и, так и не придумав достойного ответа, опустил голову и вышел из залы…
Через несколько дней Аурунд нашла брата в одном из многочисленных коридоров замка. Ледяной маг стоял, упершись руками в подоконник, и словно что- то высматривал в сумерках, спускающихся снаружи на город.
– Последние дни ты сам не свой, – она мягко положила ладонь ему на плечо.
Он даже не обернулся.
– Я… Я просто задумался, – голос звучал глухо.
– О чем?
Тут мужчина, наконец, оглянулся на нее. На замок спускалась ночь, прикрытые защищающими от саламандр гасильниками факелы давали очень мало света, но разглядеть лица в темноте еще можно было.
– Как тебе объяснить… – Винтар медленно повел рукою перед собой, и над ладонью зависла тонкая инеистая ленточка, уходящая куда- то далеко вперед, наружу, за стены замка. – Я просто думаю… Если представить нашу жизнь дорогой, по которой идешь… Если представить, что каждый твой выбор – развилка, – от ленты отделилось множество ниточек, разбегающихся в разные стороны, – то почему мне все чаще кажется, что на какой- то из этих дорог я свернул не туда?
– Что ты сказал?! – подозрительно прищурилась женщина.
– А еще знаешь… Я почему- то не могу вспомнить наших детских игр.
– Что?! – в ее голосе зазвучали сердитые нотки, а он словно и не заметил это, тоскливо продолжив:
– Я почему- то никак не могу вспомнить, чтобы мы играли вместе…
– Мы выросли по отдельности, – в голосе ведьмы зазвучали напряженные нотки.
– А еще я никак не могу вспомнить лица нашей матери.
– Посмотри мне в глаза! – резко, даже грубо потребовала она.
– Что? – удивленный столь внезапной сменой разговора, Винтар Кенниг удивленно оглянулся на женщину, а та… Та вдруг шагнула к нему и впилась ему в губы поцелуем.
Страстным, совершенно не родственным.
Ледяная дорожка плавно осыпалась инеистой капелью…
Несколько долгих, очень долгих ударов сердца, и женщина отступила на шаг от колдуна. Замерла, изучая его долгим скептическим взглядом. Винтар стоял, не моргая, уставившись пустым взглядом перед собой.
– Чудесно, – сладко улыбнулась ведьма. – А теперь выкинь из головы весь этот бред о дорогах и детских воспоминаниях. Есть только тот путь, по которому веду я. И выполнять надо любой мой приказ. Понятно?
– Да, госпожа, – чуть слышно прошелестел его голос.
– Вот и замечательно, – она щелкнула пальцами.
Мужчина вздрогнул всем телом, поднял на нее неожиданно осмысленный взгляд:
– Что случилось?!
Аурунд ласково погладила его по щеке:
– Все в порядке.
– А… Ты что- то говорила о глазах?.. – он все еще пытался вспомнить хотя бы что- то из предыдущего разговора.
Мягкая улыбка:
– Мне показалось, что они у тебя неправильного цвета. Не голубые…
***
Разговаривать вчера с ведьмой Мадельгер не стал. В комнате не было ничего опасного, от саламандры надежно защищали нарисованные водой линии пентаграммы, а потому, просунув через линии пентакля ломоть хлеба и не слушая путанные речи девушки, незадачливый ландскнехт отошел подальше от пентаграммы и подсунув под голову скатанный ковер вместо подушки, лег спать, укрывшись рясой и отвернувшись к стене.
Поутру мужчина проснулся от тихих стонов. Девица разметалась по полу и, не просыпаясь, что–то тихо бормотала под нос. По щекам текли слезы… Наемник зло дернул плечом: его дико раздражал этот плач. Особенно, если учесть, что плакала та, что причинила ему уйму неприятностей. И это еще мягко сказано.
С улицы слышался какой- то шум. Мужчина подошел к зарешеченному окну, выглянул наружу: внутренний двор был заполнен людьми, спешащими по своим делам: кто- то тащил воду, кто- то вел на поводу коня, трое кнехтов втащили корову. Телка упиралась всеми четырьмя ногами, но ее упорно продолжали волочь за веревку на шее. Один, особо умный не придумал ничего лучше, как подталкивать ее сзади. Жизнь в Лундере продолжалась.
Тихий шорох за спиной. Чуть слышный вздох и горький, плачущий голос:
– Кто вы? Почему держите меня здесь?
Мадельгер оглянулся: ведьма очнулась и сейчас, простоволосая, в одной длинной рубахе из каменного льна, сидела в центре пентакля. В измученных серых глазах светилась боль.
– Я?! – хмыкнул он.
Девушка медленно протянула руку, но над линиями пентаграммы ее ладонь наткнулась на невидимую стену: от пальцев во все стороны побежали алые молнии – змейки, одна чудом не задела ландскнехта.
С улицы донеслось протяжное заунывное мычание.
– Я не могу выйти… – выдохнула ведьма.
– Какое совпадение, госпожа, я тоже! – язвительно откликнулся Мадельгер и запнулся на полуслове, поняв, кому он нахамил, и что теперь за это может быть… Сердце пропустило удар, страх ледяной змеей шевельнулся в груди…
Но женщина вдруг подняла на него тоскливый взор:
– Почему вы меня так называете, господин… – она скользнула взглядом по его цветастому одеянию и закончила фразу: – ландскнехт? Я простая крестьянка…
– Что, может вас и не Селинт зовут, госпожа?! – он уже перешагнул ту опасную границу за которой пять лет назад следовало наказание, но остановиться уже не мог.
– Селинт, господин ландскнехт, – покорно согласилась она. – Селинт Шеффлер из Шварцвельса. Но откуда вы знаете мое имя?
Встать она не пыталась, лицо заливала неестественная бледность… Похоже, борьба с саламандрой, вселившейся в ее тело, отнимала все силы.
Окошко в двери, у самого пола, приоткрылось – девушка испуганно обернулась на звук, растрепанные волосы на миг упали на лицо – и чья- то рука забрала брошенный у входа поднос остатками вчерашней еды и просунула внутрь комнаты новую порцию пищи. Мадельгер криво усмехнулся: кажется, здесь все давно было рассчитано и предусмотрено.
Впрочем, эти несколько мгновений наступившей тишины дали наемнику время собраться с мыслями.
– Может, вы и меня не помните, госпожа?
Девушка осторожно поправила рубаху, сползшую с одного плеча:
– Я вижу вас в первый раз, господин ландскнехт… – перепугано пробормотала она, отводя взгляд.
– И может, события последних десяти лет вам тоже неизвестны? – в голосе проклюнулись нежданные ядовитые нотки.
Селинт вздрогнула всем телом, подняла на него удивленные серые глаза:
– А… Что случилось за последние десять лет?
Мадельгер не понимал, действительно ли она ничего не помнит или только притворяется беспамятной… Но зачем ей все это?!
– О да, совсем ничего! Вы всего лишь лет пять назад были помощницей госпожи Аурунд!
– Я… Я не знаю такой… – растерянно пробормотала ведьма, бросив беспомощный взгляд на зарешеченное окно. И вдруг она замерла, не отрывая потрясенного взгляда от виднеющейся за окном крыши, горящей на солнце: – Разве сейчас не осень?! Какой сейчас год?!
Она явно переигрывала, но отказать себе в удовольствии сказать правду Мадельгер не мог
– Сегодня шестнадцатое июня одна тысяча пятьсот шестого года от Пришествия Того, Кто Всегда Рядом, – количеству яда в его голосе могла позавидовать королевская кобра.
– Этого не может быть! Не может! – девушка перевела на него перепуганный взгляд. – Я… Адельмар… Адельмар считал мне! В тысяча пятьсот седьмом году мне должно будет исполниться тридцать! Я… Куда тогда пропали десять лет моей жизни?!
– Мне тоже интересно, – печально усмехнулся ландскнехт. – Тогда на всякий случай последний вопрос, может, и имя «Мадельгер» вам ничего не говорит, госпожа?
По телу Селинт прошла судорога… Девушка замерла, уставившись взглядом в пол… А когда она вскинула голову, на губах плясала улыбка, а в голубых глазах горел недобрый огонек:
– Ну что ты, Гери, я всегда тебя узнаю… – мягкий певучий голос был настолько знаком, что порою снился в кошмарах.
Сердце упало в пятки.
Ту девчонку, что, хныкая, называла его «господином ландскнехтом», Мадельгер не знал, но эта Селинт… О, эта Селинт была ему знакома. Хотя, честно говоря, он предпочел бы не знать ее вовсе.
Мужчина боялся ее. Безумно боялся и не постеснялся бы признаться в этом. Страх, зарождаясь в груди, отзывался знакомым огненным комком в солнечном сплетении, и от этого становилось только хуже. Ландскнехт отступил на шаг и уперся спиною в стену…
Ведьма хохотнула и, встав, сделала шаг вперед. Теперь она совершенно не стеснялась того, что рубаха чуть сползла, обнажив пухлое плечико.
– Ну что же ты, Гери? Мы не виделись уже очень давно, а ты убегаешь…
Еще пара шагов, и она пересечет линии пентаграммы – как бы силен не был маг воды, его колдовство вряд ли сможет удержать первую ученицу Аурунд Великой… Еще пара ударов сердца, и… И что будет тогда? Действует ли ее магия на расстоянии, или Селинт надо прикоснуться к тебе ладонью?! Он так и не узнал этого пять лет назад…
Сердце колотилось где- то в горле.
Шаг.
Второй.
Сейчас она переступит синеватые линии…
Девушку отшвырнуло внутрь, в самый центр пентаграммы. Отбросило так, словно она бежала вперед и столкнулась с чем- то настолько упругим, что пересилило всякий ее рывок. Селинт упала, попыталась встать… Но саламандра, вселившаяся в нее, уже проснулась.
Тело изогнулось дугой. С губ ведьмы сорвался дикий крик боли. Теперь пола девушка касалась лишь пятками и затылком…
Мадельгер медленно отступил от стены. Эти припадки он со вчерашнего дня уже видел несколько раз, а потому знал, что жар, рвущийся из центра комнаты, не причинит ему никакого вреда. Страх медленно отступал, прячась в глубине души, скрываясь для того, чтобы позже опять поднять голову…
А огненный комок, застрявший в груди, и не думал пропадать.
И это было намного хуже.
***
Пять лет назад
Из- за окна веяло ночной прохладой, но особо это не спасало: в казарме, вдобавок к жаре стоял застарелый запах пота. Да к тому же и простыни на койках не менялись, наверное, последние года три – клопы просто озверели, и Мадельгер понять не мог, как остальные ландскнехты умудряются заснуть…
Честно говоря, мужчина понятия не имел, были ли среди его напарников добровольцы или все подписали договор так же, как и Оффенбах. Те ландскнехты, с которыми он пересекался во время службы, определенно носили ошейник. Но вглядываться в каждого – нет уж, увольте! А просто так выспрашивать у мужчины не было никакого настроения: он и раньше мало с кем дружил и общался, а уж теперь обстоятельства приема на службу и вовсе не располагали к открытости.
Не выдержав, мужчина встал с постели и, наспех одевшись, направился к выходу, стараясь ни обо что не споткнуться в темноте. Бледный свет луны едва проникал в комнату, и Мадельгер чудом добрался до двери, ни обо что не ударившись и никого не разбудив. Чуть слышный скрип, и ландскнехт выскользнул в коридор.
Тут дышалось чуть посвободнее, но темно было все так же: зажигать факелы или свечи было опасно – засмотришься на пляшущие языки пламени, и встреча с саламандрой тебе обеспечена, – а те несколько огненных магов, которые служили госпоже Аурунд, поговаривали, были настолько слабыми, что лишний раз лучше не пользоваться их способностями.
Выйдя на порог казармы, мужчина сел на ступеньки. С поста он сменился совсем недавно, спать хотелось безумно, но то, что ему уже вряд ли удастся в ближайшее время заснуть, разноглазый прекрасно понимал: клопы, жара… Хорошо если к полуночи удастся задремать.
На стене мелькали огни – то, что стража заглядится на пламя, можно было не опасаться, а потому там факелы горели. Да и сам двор был хорошо освещен магическими шарами – тут уже на свет не скупились. Самих огненных магов, как, впрочем, и ледяного колдуна, управлявшего ошейниками, Оффенбах никогда не видел. Слышал о них некоторые упоминания, но не более того.
