Его слова действуют прямо противоположно. Делаю резкий рывок, но меня лишь сильнее к стене припечатывают.
– Я же просил, – и в глубине его глаз уже разгорается пламя. Такое знакомое. Такое… мое. Раньше мы в нем вместе сгорали. – Неужели так сложно хоть раз меня послушаться? Все наши беды, Олеся, из-за твоего непослушания.
Ответить, что нет никаких «нас», не успеваю. Горячие губы накрывают мои. Поцелуй, как взрыв из прошлого. Оглушает. Еще секунду назад я готова была бороться не на жизнь, а насмерть. Сейчас не могу даже пальцем пошевелить. Не то что оттолкнуть.
Воспоминания обрушиваются на меня огромной красочной лавиной. Пылившиеся до этого в самой дальней кладовки подсознания, теперь они обрели свободу. Вырвались из пыльного плена. И загнать их обратно вряд ли получится.
До поцелуя еще были шансы. Я могла просто туда не заглядывать. Как делала все эти годы. Обходить запретную дверь стороной. Но теперь все замки сорваны. Давид их сорвал, прорвавшись бешеным ураганом сквозь плотную защиту моих губ. Подчиняя их почти силой. Подчиняя почти силой меня.
Прихожу в себя не знаю через какое время. Может прошли секунды, а может мы уже минут пять нагло целуемся прямо в коридоре детского отделения больницы. Но главное, что прихожу. Главное, что мозг наконец включается. Хоть и с опозданием.
Толкаюсь в крепкую мужскую грудь. Кажется, будто за эти годы она стала еще шире. Еще накаченнее. Но и не удивительно. Давид всегда рассказывал, что к спорту в их семье особое отношение. А его младший брат даже многократный призер каких-то там соревнований по борьбе. Но подробно я никогда не интересовалась.
Семья Сулеймановых меня раньше не волновала. Их престиж, богатство не трогало мою неискушенную душу. Я всегда свято верила, что мы с Давидом просто поженимся и просто будем счастливы вместе. Независимо от его родственников. Его работы и других обстоятельств.
Я ошиблась.
– Давид! Перестань!
Поднимаю руку и залепляю ему пощечину. Она получается звонкой. А на щеке остается характерный красный след. Но я готова ударить и снова. Если он попробует опять меня поцеловать. Если только попробует ко мне прикоснуться. Если только…
Но Давид словно понимает мою решимость. Делает шаг назад. А на лице опять каменная маска. И только глаза еще дурные. Блестят как звезды в темноте. И так сложно удержаться. Так сложно не скользнуть взглядом по твердым на вид губам. Губам, которые еще недавно так страстно и жадно меня целовали.
– Тест-Днк, Олеся, – бросает, уже уходя, – я жду. Мне нужно знать, чей это ребенок.
– Не твой! – кричу ему вслед.
Но он никак не реагирует. Скрывается за поворотом. А я остаюсь одна. Ежусь от внезапного холода в теплом коридоре больницы. Обнимаю себя за плечи и иду искать доктора. Выясняю, что за палату уже внесли деньги. И понятно кто. Даже спрашивать не надо.
Хочется снять остатки налички со своего счета и швырнуть пачку прямо в лицо Давида. А еще безумно хочется стереть с губ его поцелуй. Но больше всего хочется понять, зачем он так поступил. Зачем, черт возьми, меня поцеловал?!
Глава 11
Ночь провожу в больнице. Благо врач, седой мужчина в годах, разрешает. И даже слишком быстро соглашается пойти на уступки. А мне уже и здесь начинает мерещиться невидимая рука Давида. Похоже я схожу с ума. Мир не без добрых людей. И персонал больницы просто вошел в мое положение. Такое бывает. Не все продаются исключительно за деньги и связи.
Утром долго расспрашиваю врача. Но он лишь улыбается. Отмахивается от всех моих тревог. Говорит, что с маленькими детьми такое случается. Скачок температуры и вуаля. Потеря сознания еще не самое страшное. Ведь могли начаться судороги. Уверяет, что никаких последствий для организма ребенка не будет. И что мы вовремя привезли дочь сюда. В больницу.
– Кто это «мы»? – не могу удержаться от вопроса.
– Вы и отец ребенка.
Даже дар речи на секунду теряю. Откуда у мужчины такие мысли. Неужели Давид… Сердце бешено пускается вскачь. Но даже себе я боюсь признаться, как греет мысль, что Давид готов вот так принять моего ребенка. Только не стоит обольщаться. Ребенка может и готов, но не меня. Да я и сама не согласна. Ведь не согласна же?
– Произошло ошибка. Давид не отец моей дочери.
– Да? – удивляется врач, – а так и не скажешь. Семейное сходство на лицо.
Густо краснею. И так же стремительно бледнею. Если даже этому постороннему человеку так показалось. То, что же… Ладно. Не буду паниковать заранее. Со стороны оно всегда виднее. А сам Давид, возможно, и не обратил на такие мелочи внимание. Подумаешь глаза и ямочка. У миллиона детей это есть. Тоже мне родимое пятно на попе. Мы не в индийском кино.
– Вы ошиблись, – бормочу и поскорее сбегаю.
Возвращаюсь в палату к дочке. Да что ж так не складывается то последнее время? А все Давид виноват. Не встреться мы вновь. Не увидь он ребенка. И, главное, преспокойно жил без нас все это время. Горькая обида опять затапливает душу. Я так надеялась, что все уже отболело о нем. Но, похоже, мои мучения только начинаются. Ведь своим поцелуем он разбередил едва затянувшуюся рану.
Надо скорее сделать тест-Днк, который конечно же будет отрицательный. Уж я постараюсь. Прочитала в интернете. И даже срок за мошенничество не пугает. Пускай сначала докажут, что не они сами в лаборатории перепутали образцы.
Долго прощаюсь с моей зайкой в палате. Очень не хочется уходить. Но надо. Работа не ждет. А здесь за ней и присмотрят и накормят. На выходе заруливаю на пост дежурной медсестры. Узнаю номер, по которому позвонить можно. Не собираюсь, конечно, каждые пять минут названивать. Но просто самой так будет спокойнее. Заодно свои контакты оставляю.
Выхожу в зябкое солнечное утро. Ежусь на прохладном ветру. Денег на такси нет. Их вообще скоро не будет. Еще одна болезнь и можно брать кредит. Закрываю глаза и поднимаю лицо к небу.
Как же я устала. Устала бороться. Выживать. Выцарапывать кусочек за кусочком этой жизни. Не только для себя, но и для маленькой крохи, полностью от меня зависящей. Как тут не опустить руки. Желание, которое приходит так часто. И лишь маленькая ладошка в моей продолжает держать на плаву.
Делаю шаг вперед, и нога подгибается, напоровшись на камень. Вскрикиваю и зависаю в воздухе. Хотя должна была поздороваться с холодной бетонной плиткой.
– Вот ведь бестолочь, – голос рядом заставляет вздрогнуть, – под ноги смотреть не учили?
Давид тянет меня на себя. И я буквально заваливаюсь. Остаток сил, как по щелчку, тело покидает. А он, окинув меня укоризненным взглядом, подхватывает на руки.
Визжу еще сильнее, чем при неудавшемся падении.
– Пусти! Поставь меня немедленно! Жену свою на руках носить будешь!
Его близость волнует. До сих пор. И я злюсь еще и на это. Я не хочу его вмешательства в мою жизнь. Не хочу, чтобы он носил меня на руках. Даже если ногу внезапно сломаю. Не хочу чувствовать его рядом.
– Я смотрю моя жена тебя очень волнует. Но не переживай. О ней есть кому позаботиться.
Смысл доходит не сразу. А он пользуется моим замешательством. Пересекает двор больничного городка и направляется к парковке. Сгружает в машину. Пристегивает ремнем, и только тогда я отмираю. А Давид уже заводит мотор. И я не успеваю выскочить, как машина стартует с места.
– Куда ты меня везешь? – лихорадочно по сторонам оглядываюсь.
– К тебе домой.
– Разве ты знаешь, где я живу?
Удивленно поворачиваю к нему голову.
– Узнать это не составило труда. Ты ведь устроилась в фирму моей сестры.
Спокоен и самоуверен, как всегда. Именно это мне в нем и нравилось. Давид всегда знал, чего хочет, и шел к намеченной цели несмотря ни на что. Его фирма поглощала компании. Заключала выгодные контракты. Избегала мошеннических схем. И все это не простое совпадение. Все это благодаря человеку, который всем управлял. Благодаря ему. Он сила. Уверенность. Он моя погибель.
«Как за каменной стеной». Вновь проносится в голове обрывок давнишней мечты. Давид был бы для меня идеальным любимым, любовником, мужем. Он человек, о котором такая как я может только мечтать. Смотреть издалека. Но ни в коем случае не трогать.
Ведь одно прикосновение и ты становишься рабом болезни под названием «Давид». Вот я и не буду его трогать. А он не должен трогать меня. Только так я смогу сберечь свой хрупкий мир. Только так смогу уберечь свое сердце, которое один раз уже предали.
Теперь Давид для меня никто! И я не должна краснеть, бледнеть и мямлить в его обществе. Ведь я больше не влюбленная в него дурочка.
– То есть ты рылся в документах, в которые посторонним нельзя совать свой нос.
– А я не посторонний. Я ее брат. Старший.
– Это конечно многое объясняет, – хмыкаю и отворачиваюсь.
Утыкаюсь взглядом в серый немытый город. Интересно, что Давид здесь забыл? Сюда я приехала еще беременной. Сбежала от прошлого. И точно никак не думала увидеть его вновь. Наша страна такая огромная. Но оказывается мир очень тесен. Еще и к его сестре на работу умудрилась устроиться.
Но тут нет моей вины. Я следовала логике. «Северная Звезда» – относительно молодая фирма. Поэтому шанс попасть в нее гораздо больше, чем в компании с уже сложившейся репутацией. В них без связей и соваться не стоит. Тем более человеку без соответствующего образования. Ведь работать снова секретарем я не хочу. А дизайн…
– О-ле-ся… – вздрагиваю. Завораживающий голос так близко. Стоит голову повернуть и, наверно, уткнусь прямо в его губы, – мы уже приехали. О чем ты задумалась?
Машина действительно стоит. А я замираю, вжавшись в спинку сидения. Не желая поворачивать головы. Не желая встречаться с холодным блеском стальных, как кинжалы, глаз. Взгляд которых проникает прямо в сердце. А оно, как я заметила, совершенно не излечилось. Как и тело, которое все еще помнит прикосновения сильных рук.
Глава 12
– Спасибо, что подвез. Но больше так не делай, – произношу на одном дыхании.
Дверь дергаю. Но она закрыта. Вот ведь черт!
– Давид, открой! А то я на работу опоздаю.
– Я тебя отвезу.
Он все еще близко. Настолько, что волоски колышутся от его дыхания. Горячего. С ума сводящего. А в голове уже все те ночи, что мы когда-то делили на двоих. И ведь я была счастлива. И разве я не хотела бы вернуть все назад? Вернуть его назад.
Мысленно отвешиваю себе пощечину.
– А как смотрит твоя жена на то, что подвозишь в своей машине посторонних девушек? – вопрос задаю скорее для себя.
Чтобы сбросить губительный дурман, уже заволакивающий сознание. Вспомнить, наконец, что рядом со мной не мужчина из моих грез. Из моего прошлого. Рядом со мной предатель.
– Моей жене на это плевать.
Стараюсь не вестись на его равнодушие. Наверняка напускное. Стал бы он жить с женщиной столько лет. Делать ей ребенка. Если ничего к ней не испытывает.
– Какие у вас высокие отношения, – язвлю и снова дверцу дергаю. – Открой! Я правда не хочу на работу опаздывать.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не выпалить, как важна для меня эта работа. Как важны для меня сейчас деньги. Я не собираюсь жаловаться ему на жизнь. Если бы хотела, давно бы стребовала алименты. Но все чего я сейчас хочу, это больше никогда с ним не встречаться.
– Олеся, я сказал, что подвезу. И у тебя есть выбор. Сходить и быстро переодеться. Не собираешься же ты ехать на работу в таком виде? Или… я могу переодеть тебя прямо здесь.
На секунду забываю, как дышать. Но блокировка с двери снимается. Мне и правда дают выбор. Только вот не тот, который я хочу.
– Во что ты меня тут переодевать собираешься?
– Я могу одолжить свои вещи. Привык таскать сменную пару. Жизнь в командировках. Не знаешь, где окажешься завтра.
– Так редко бываешь дома? – срывается с губ.
Зачем спросила? Не хочу ничего знать о его семейной жизни. Его жизнь мне больше не интересна.
– С тех пор как ты меня бросила, я потерял свой дом.
Чувствую, как его горячее дыхание обжигает затылок. А сердце уже напуганный зайчик, что несется, не разбирая дороги. Вот-вот и угодит прямо в колючий кустарник. С острыми шипами. Такими, что прокалывают насквозь.
– Не шути так, пожалуйста…
Ком к горлу подступает. Я не хочу больше впускать его в свою жизнь. Не хочу, чтобы этот безжалостный мужчина снова играл с моим сердцем. Не хочу…
– Никогда не шутил с тобой, Олеся…
Вываливаюсь из машины быстрее, чем он руку успевает протянуть. Быстрее, чем он успевает что-то сделать. Быстрее, чем сдамся и поддамся его искушению. Ведь поддаваться нельзя. Бегу к подъезду, не оглядываясь. Словно за мной несется стая озверелых собак готовых порвать на месте.
Прихожу в себя только в темном подъезде за толстой железной дверью. Здесь нет окон, а лампочка похоже опять перегорела. Про соседей вовсе молчу. Райончик тот еще. Зато жилье недорогое. Главное не ходить поздно по вечерам. Все остальное терпимо.
Поднимаюсь к себе на третий. Прохожу в пустую квартиру, больше напоминающую шкаф. Стараюсь не смотреть на игрушки, разбросанные повсюду. Не думать, как там моя малышка в больнице. Иначе совсем изведусь.
Быстро сбрасываю вещи. Достаю из шкафа чистое. Зачем-то останавливаюсь на белье. Рука тянется к кружевному комплекту. Единственному в моем гардеробе. Но я выбираю обычное серое спортивное.
Перед кем собралась наряжаться? Забыла, что он сделал несколько лет назад? Забыла, что он женат на другой? Что ждет ребенка? Неужели один поцелуй. Ничего не значащий поцелуй. Стер всю ту боль и обиду, что копились годами? Неужели я способна пасть так низко?
Хочется дать себе реальную затрещину. Чтобы мозги наконец на место встали. Чтобы голову рядом с Давидом больше не сносило? И сердце не трепетало в груди загнанной птичкой при одном только взгляде в стальную бездну раскосых глаз. Чтобы…
Подрываюсь с места, взглянув на часы. Делаю несколько глубоких вдохов свежего прохладного воздуха, перед тем как снова нырнуть в теплое нутро машины. Но все попытки бессмысленны. Сразу проваливаюсь в такой знакомый до боли аромат.
Ну, почему он не сменил туалетную воду? Хочется застонать от бессилия? Ведь этот аромат пробуждает все те воспоминания, что хочется забыть. От которых хочется бежать не оглядываясь. А они обрушиваются волной.
– Пристегнись.
Давид на меня больше не смотрит. Молча ждет пока я выполню его команду. Заводит мотор. Легко выруливает со двора. Он всегда был прекрасным водителем. Внимательным. Осторожным. Рядом с ним я никогда не боялась даже нестись по трассе, когда однажды мы сбежали на выходные в небольшой домик загородом.
Мысли опять не туда уходят. Приходится их тормозить. А еще не смотреть на крепкие мужские пальцы, сжимающие кожаную оплетку руля. Когда-то они с такой же легкостью сжимали мое тело.
– Ты покраснела? Плохо себя чувствуешь?
Как разглядел? Ведь на меня совсем не смотрит.
– Как я могу себя чувствовать, если моя дочь в больнице?
Тут же жалею, что о ребенке сболтнула. Выражение лица Давида снова не читается. И только крепкие мужские пальцы еще сильнее вжимаются в оплетку. Буквально продавливают ее. До белых костяшек. Невероятно страшно. Невозможно завораживающе. Глаз не могу оторвать.
А в меня уже летит новый вопрос. Да так быстро, что никакой защиты выставить не успеваю. Давид всегда умел захватывать врасплох. Такой тактике он и в бизнесе придерживается. Заставать противника врасплох.
– Как на работе дела? – спрашивает будничным тоном.
