Петр Альшевский "Кира"

На помосте я с булавами,

подкидываю их и ловлю,

становится вкалывающей, как лошадь,

звездой художественной гимнастики

я никогда не желала

и помост мною стирается,

ржание не вторгается,

оголтело скачущей через барьеры

чемпионкой в соревнованиях на конях

быть,

высказываю мое личное мнение,

неувлекательно,

еще ужаснее путь дискоболки, штангистки,

регбистки,

перебрав приходящие на ум вариации,

я, разрешите признаться, удостоверилась —

овации мне бы не в области спорта.

Театральный триумф?

Рукоплещущая мне после финального

занавеса публика меня бы осчастливила

и я бы на радостях напилась,

читая восторженные рецензии,

алкоголь бы в себя добавляла,

следующий спектакль я бы репетировала

печально спившейся,

переспавшей с кучей

боготворящих меня мужчин,

талантливый режиссер ставит со мной «Медею»,

а у меня, помимо захлестнувшей зависимости,

беременность,

триппер,

я бы ему рассказала, и он бы заорал:

«Все к лучшему, настоящую трагедию

ты сыграешь!».

Знаете, приносить такие жертвы ради театра

я не готова.

Из Театра Моссовета вам бы знакомую мне

фанатку вашего дела позвать,

за роль «Медеи»

целый венерический букет

подхватить она согласится.

Ее имя Ирина,

фамилию не скажу,

ее сумасшедшая любовь к театру росла,

забота о сожителе

соразмерно росту снижалась,

в кафе перед ее театром

он заинтересовался мной,

разговором и в первую очередь

сексом

остался очень доволен,

актрисе Ирине ему не раскрывать, но он,

нарвавшись на очередное проявление

безразличия к его нуждам,

ей о нас выложил и поразился —

словно бы об измене Генриха Восьмого

или фараона Неферкара Седьмого он ей поведал.

Она не возмутилась,

глаза от текста с незначительным эпизодом

не оторвала,

«трахайся, Дима, с кем тебе вздумается»,

лаконично промолвила.

В постели Дима хорош,

принимала я Диму охотно,

между нашими бурными актами он мог говорить

исключительно об актрисе Ирине.

«Какая же она чокнутая, какая же маньячка

дерьмовых пьес,

написанных блевавшими и дрочившими

авторами!».

Я за Островского и Теннесси Уильямса

не заступалась,

точка зрения Дмитрия

право на существование,

как и любая другая,

имеет, почему бы ей не иметь,

перекосы Дмитрия в сторону

проигнорировавшей его неверность актрисы

настраивала меня на мысль,

что связь у нас ненадолго,

его гневные излияния на Ирину

я скоро попрошу прекратить, и он замолчит,

потом не придет,

Ирина, конечно же, специфическая:

обожающий ее Дмитрий – товарищ с деньгами,

в мужском плане практически монстр,

а она задвигает его за пыльные кулисы,

повторение чужих слов,

стояние в углу при раскланиваниях,

уязвленное самолюбие

на эту унизительную каторгу

ее, вероятно, толкает.

«Выбьюсь в примы,

нынешних, презирающих меня прим,

заткну за пояс и буду править,

проходить мимо них, не здороваясь»,