Юрий Аникеев "Два Царя"

– Вам очень больно?

Раненый опустил голову, в его глазах стояли слезы:

– Стыдно… Испортили вам такой праздник. Сами виноваты, так расстроили вас. Простите…

В глазах царицы заблестели слезы, она ласково провела рукой

по голове больного.

В карете сказала:

– Какой благородный человек! Но какой ужас – более тысячи погибших! Еле сдерживала слезы. Как такое могло случиться?

Царь, с печалью в голосе, сказал:

– Много странных моментов… Эта трагедия – не случайность. Возможно, обер-полицмейстер прав: кто-то подготовил эту провокацию. Нужно назначить после торжеств комиссию.

Царская чета объехала больницы, где лежали пострадавшие на Ходынке. Со многими беседовали. Царь стоял, царица присаживалась на койку. От присутствия, ласковых взглядов и добрых улыбок царской четы больные обретали тихую радость.

В зале Петровского дворца вдовствующая императрица Мария Федоровна строго сказала царю:

– Ники, нужно отменить все торжества. Мало объявить траур, мы должны показать своему народу и всему миру, как мы скорбим.

Градоначальник шагнул к Николаю Второму:

– Государь! Полицмейстер докладывает, на Ходынском поле перед царским павильоном собралось более семисот тысяч! Это больше, чем собрал Наполеон перед нашествием на Россию! Они все знают о трагедии, но, тем не менее, желают видеть своих царя и царицу. Подарки розданы, они ждут только прихода ваших величеств!

Сын-царь посмотрел на мать-царицу и вздохнул. Она промолчала. Появление царской четы на балконе павильона вызвало бурю восторга. Грянуло семисоттысячное «ура». Оркестр заиграл гимн российской империи, затем слился с хором, величаво певшем: «Славься, славься наш русский царь, Господом данный наш царь-государь! Да будет прославлен весь царский род и с ним благоденствует русский народ!»

В павильоне на лицах присутствующих августейших особ со всего мира – слезы. Царь повернулся к царице и тихо обронил: «На душе – и тяжко и светло».

Вторую «Славься» подхватила толпа. В некотором отдалении медленно ехал последний пожарный фургон, накрытый сверху

парусиной.

Вечером старшие великие князя уговаривали царскую чету

появиться на балу французского посланника. На глазах Николая Второго – слезы. Старшие дяди окружили его целой толпой. Говорили наперебой:

– Только для протокола!

– Несколько минут!

На балу торжествующий генерал-губернатор сиял победной улыбкой. Высокопоставленные зарубежные особы бросали на него недоуменные взгляды. Зашептались: «Эти Романовы сошли с ума!»

Четверо Михайловичей, демонстративно, перед началом танцев, серьезно нарушая дипломатический этикет, направились к выходу. Великий князь Алексей Александрович злобно крикнул им вслед: «Посмотрите, вот идут четыре императорских последователя Робеспьера!» Царь поманил к себе градоначальника и сказал: «Передайте посланнику, что мы через несколько минут уходим».

Царскую чету окружили старшие дяди царя. Владимир Александрович воскликнул: «Ники, твой уход воспримут во Франции как демарш! Дружба с Францией может дать трещину!» Алексей Александрович стелил более мягко: «Ничего страшного не произойдет. Если Вы… – перевел взгляд с царя на царицу, – останетесь до ужина. Больше никто не уходит». Градоначальник заявил: «Государь! Меня все обвиняют как главного виновника в случившемся. Я не намерен быть козлом отпущения! – Затем небрежно обронил. – Ваш уход – сентементальничье. Большую политику так не делают».

Великий князь Константин Константинович за чашкой кофе жалуется жене:

– Столько событий за три недели. Светлые и радостные, трогательные и умиленные. Если бы не Ходынка… Конечно, воля Божия! Но ответственные лица!..

Особенно Сергей, я его нежно люблю, но его поведение… Конечно, лично он не виноват. Разве у него недостаток предусмотрительности. Съездил бы он на место происшествия сразу,

явился бы на похороны погибших. Заявил бы государю о своей отставке, что как главное ответственное лицо не считает себя достойным оставаться генерал-губернатором. Попросил бы сам о

назначении строжайшего следствия – никто бы его не обвинял, и он бы завоевал всеобщее сочувствие. А что он делает вместо этого? Все наоборот! Государь глубоко расстроенный. С царицей весь день в слезах, не хотят ехать на французский бал. А Сергей, которому следовало бы сокрушаться не менее государя, вместе с братьями уговаривает его приехать.

Государь пожелал назначить чрезвычайное следствие. Сергей через министра внутренних дел доводит до сведения государя: если состоится рескрипт на имя Полена с назначением его председателем чрезвычайной следственной комиссии, то подаст просьбу об увольнении с поста градоначальника. Его поддержали Владимир и все старшие братья, заявившие, что тоже подадут в отставку. Это возмутительно! Великим князьям не пристало объявить государю ультиматум. И государь не подписал рескрипта на имя Полена.

– Чрезвычайная комиссия назначена?

– Назначена. Но с дружественными людьми Сергею. У меня душа изнывает за него. Мы дружны с детства. И вот мне со всех сторон приходится слышать одни упреки порицания в его адрес. И не имею возможности сказать хотя бы слово в его защиту.

– Поговори с ним, объяснись!

– Не могу! Мы бы только рассорились, а проку из этого не вышло бы.

– А что Элла?

– Она во всем его поддерживает.

За чаем, в узком семейном кругу, сестра царя Ксения Александровна говорит:

– Многие родственники и многие правительственные сановники считают, что ты попал под влияние Михайловичей.

Николай Второй поставил серебряный подстаканник на блюдечко:

– Обе партии вели себя непозволительно, – сказал он с грустью. – Как они не понимают, что единство среди правящего Дома

определяет внутреннее спокойствие страны. Личные амбиции только вредят общему делу. Ответить на вызов и принять их отставку – только подливало масло в огонь. Газеты и так подняли невообразимую шумиху. Но если старшие князья позволят себе еще один демарш, я

и минуты не буду колебаться, и не буду удерживать на их постах.

В своем кабинете Александра Федоровна приняла статс-секретаря, главного управляющего императорской канцелярией Танеева. На левой руке царицы – полугодовалая дочка, завивающая волосы мамы на пальчик.

– Александр Сергеевич, я знаю, как вы заняты, – начала царица. – Но хочу попросить вас о помощи в важном деле.

Танеев слегка поклонился:

– Буду рад служить вашему величеству.

– Мы основали комитет трудовой помощи. Одна из главных его задач – помогать безработным в устройстве на работу и создавать новые рабочие места. Для этой цели нужно помочь промышленникам в открытии новых фабрик и заводов. Человек, занятый трудом, во всех отношениях полезен обществу. Вы согласны?

– Совершенно.

– У вашего ведомства большие возможности в этом вопросе, поэтому я предлагаю вам пост товарища председателя комитета.

Танеев без колебаний ответил:

– Согласен. Сочту за честь служить лично вашему величеству.

Царица взяла с письменного стола папку для бумаг и передала Танееву. Один листок, лежавший сверху, упал на пол. Александра Федоровна быстро наклонилась и, подняв его, передала Танееву со словами:

– Я такая неловкая.

Танеев смутился. В этот момент в кабинет долетел приглушенный свист. Танеев покрутил головой:

– Что это за птица?

Царица покраснела, как девочка, и смущенно ответила:

– Это государь зовет меня, – и, быстро простившись, ушла.

*

Из письма Николая Второго – брату Георгию (29 июля,

Петергоф):

Про Москву не стоит говорить – тошно вспоминать, не особенно утешительно думать о коронации с грустной стороны. Нынешний год – какой-то каторжный, в котором Аликс и я являемся вроде мучеников.

А теперь несносные заграничные визиты. Сначала мы едем в Австрию, затем в Киев, Германию, Данию, Англию, Францию и, наконец, Дармштадт. Тут уж будет полный отдых, надо надеяться.

И при этом придется таскать с собой бедную дочку, все родные хотят её видеть. Воображаю, что французы выкинут в Париже – пожалуй, действительно провозгласят Наполеондрой или чем-нибудь в этом роде!

Из ответного письма Георгия (5 августа, Абас-Туман):

Грустно было узнать об уходе Сандро из флота. Это большое свинство со стороны дяди Алексея, так как он тебя поставил в безвыходное положение своими дурацкими условиями.

Вообще за последнее время милые дядюшки ведут себя весьма неприлично; я просто удивляюсь их нахальству, а еще более твоему терпению.

Из письма Николая Второго – королеве Виктории (10 октября, Дармштадт):

Дражайшая бабушка,

Мне очень жаль, что я заставил Вас так долго ждать моего ответа и не поблагодарил Вас сразу ж за два Ваших письма. К этому времени Вы, конечно, прочли уже во всех подробностях о нашем замечательном пребывании во Франции. Три дна в Париже были очень интересны, но довольно утомительны, и у меня почти не было времени заниматься серьезными предметами, не говоря уже о переговорах с важными лицами!

Когда я прибыл сюда, меня уже ждали четыре курьера, и потребовалось больше недели, чтобы разобраться со всеми этими делами.

Что касается Египта, должен признаться, дражайшая бабушка, что это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия крайне заинтересована в том, чтобы ее кратчайший морской путь в Восточную Сибирь был свободным и

открытым. Оккупация Египта Англией – это постоянная угроза нашему морскому пути на Дальний Восток, ибо ясно, что, у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с английским присутствием в этой части света и

желают реальной целостности канала. Увы, политика – не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах – история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего горячо любимого отца, как и результаты его деяний!

Г-н Стааль очень ясно объяснил бы Вам все эти трудности, связанные с Египтом, если бы Вы когда-нибудь дали ему случай поговорить с Вами откровенно. Но хватит о политике!

Вы можете хорошо представить себе, как рада Аликс снова оказаться дома, в более спокойной обстановке. Я тоже счастлив быть здесь и хоть немного отдохнуть после почти шести недель беспрерывных переездов. Сначала погода была чудесная, и мы совершали долгие прогулки по разным красивым местам вокруг Дармштадта: Югендхайму, Вольфгартену и т. п. Все это так ново для меня! Мы часто бываем в театре, который, по моему мнению, превосходен, и это прекрасный способ проводить вечера. Но, к сожалению, наше пребывание здесь через неделю кончится; мне, как и Аликс, будет жаль покидать эти мирные места.

Теперь до свидания, дражайшая бабушка, с наилучшими пожеланиями всем, остаюсь Вашим любящим и преданным внуком.

Ники.

*

В рабочем кабинете Николай Второй принимает доклад министра внутренних дел. Министр доносил:

– Студенческие волнения в Москве явно организованны.

– Охранка насчитала около трех десятков подстрекателей.

– Какие цели преследуют?

– Судя по фразеологии – все они из разных политический партий, от радикальных до либеральных. Руководитель отдела

наружного наблюдения считает, что управляются из одного центра. Когда генерал-губернатор приказал применить полицию и войска, подстрекатели исчезли все, как один.

– Куда?

– Некоторых заметили в столице. Возможно, и здесь затевается что-то подобное.

– Такой образ жизни требует немалых средств. Кто им платит?

– Финансовая сторона – наибольшая тайна в антиправительственной деятельности. Жандармское управление не может проследить источники. По некоторым предположениям

– из Германии, Франции, Англии и Соединенных Штатов.

*

Из письма Николая Второго – градоначальнику Москвы (25 ноября, Царское Село):

Дорогой дядя Сергей,

Очень тебе благодарен за твои два обстоятельных письма, которые подтвердили вполне ту картину об университетских беспорядках, уже известную мне из докладов Министерства внутренних дел и юстиции. От Министерства народного просвещения мне пока ничего не известно. Я вполне одобряю все твои распоряжения и действия университетского начальства. Разумеется, решительными и дружными мерами и одною и тою же системою «без колебаний» только и можно рассчитывать на верный успех.

В здешнем университете пока все спокойно, хотя Муравьев предсказывает возможность отголоска московских волнений. Невольно с досадой и даже завистью думаешь о мудрой постановке высшего образования в Англии – в университетах никаких историй, каждый учится сколько ему нужно, а главное, постоянно занимаются физическим развитием молодого поколения, в чем они тысячу раз правы! Потому что государству нужны дельные и здоровые работники, а не изможденные и телом, и душою существа, вырванные из своей среды и не знающие, к чему руки приложить. Это сильно наболевшее в России место, которое потребует много настойчивого труда, чтобы правильно и логично его разрешить. Оттого и происходит то грустное

явление, что учащаяся молодежь дает себя так легко сбивать на ложный путь, толкаемая и ведомая по нему несколькими десятками подлецов и негодяев!

Вечером мы уезжаем в город к Георгиевскому празднику, с которым поздравляю от души.

Аликс и я крепко обнимаем тебя и милую Эллу. Да хранит вас Господь!

Сердечно твой Ники

Элла – Николаю Второму (27 апреля 1897, Москва):