Юрий Аникеев "Два Царя"

– — Я пью кофе, а дочка в это время кормится.

Константин Константинович разулыбался:

– Какая прелесть!

*

Герцог Йоркский Джордж – Николаю Второму (17 апреля, Копенгаген):

«Дорогой мой старина Ники,

Хочу сказать, как мы с Мэй разочарованы, что не едем на коронацию, я глубоко сожалею об этом. Конечно, ты не мог ничего сделать, после того как бабушка сказала, что пошлет дядю Артура. Я был так уверен, что она пошлет нас, что не стал никого беспокоить по этому поводу, иначе я, конечно, давно написал бы тебе и попросил бы тебя сообщить ей о своем желании, чтобы приехали мы, а когда в конце концов было решено, что едут Коннауты, должен сказать, я был в бешенстве, но ничего нельзя было сделать.

Но ведь мы с тобой такие старые друзья и так хорошо понимаем друг друга, и ты и Аликс мои двоюродные, а дядю Артура ты почти не знаешь, и Аликс совсем не знает.

Всегда, дорогой Ники, истинно преданный тебе кузен и друг

Джорджи».

*

Начало торжеств коронации в Москве отметилось небывалым зрелищем. Вечером, во дворе Петровского дворца, на балконе которого находились царь, царица, Романовы и иностранные

коронованные особы, собралось тысяча сто певцов московских хоров с оркестрами. Каждый поющий держал по шесту с фонариком. Целое

море разноцветных огней. Вокруг дворца – океан народу. После 77

первой пьесы-серенады царь сказал: «Давайте хлопать». В ответ на рукоплескания с балкона раздалось громовое «ура» поющих, перекатившее за ограду дворца.

На следующий день – коронация. Первый выстрел салюта возвестил, что царь выехал из Петровского дворца. Зазвонили колокола. Народ на улицах дружно крестился и кланялся.

В Кремль торжественное шествие втекало через Спасские ворота. Впереди жандармы, за ними собственный Его величества конвой, лейб-казаки, царская охота, придворный музыкальный хор и золотые кареты. Перед каретами – царь на белой кобыле. В первой карете – императрица-мать, во второй – молодая царица.

Построенные в парадном строю роты встретили царя дружным «ура». Царь спешился, вышедшие из карет царицы пошли с ним с двух сторон. Царственная троица направилась к Успенскому собору, где приложилась к иконам.

При выходе из Успенского собора в Архангельский духовенство, предшестующее царю и царицам направилось не в южные, как было предписано по плану, а в северные двери. В шествии произошло замешательство. Церемонимейстер громко окликнул митрополита, который повернул кругом. И шествие пошло как должное.

Главное событие происходило в Успенском. Царь Николай Второй и царица Александра Федоровна воссели на престолах. Их окружили сановники, несшие высшие регалии империи. Царь прочитал символ веры, его ассистенты великие князья Владимир и Михаил Александровичи помогли надеть ему порфиру. Когда младший брат царя Михаил накладывал на царя большую бриллиантовую Андреевскую цепь, она разорвалась. Взяв предложенную корону, Николай Второй возложил ее на себя, затем – на коленопреклоненную перед ним Александру Федоровну. И, взяв в руки скипетр и державу, на коленях прочитал молитву-клятву.

Когда поднялся во весь рост, присутствующие опустились на колени. На ступенях храма офицер громко обращается к толпе: «От

лица всех народов российской империи клянемся в верности царю и царице всея Руси императору Николаю Второму и императрице

Александре Федоровне!» И опускается на одно колено. Толпа, волнообразно, следует примеру. Офицер поднимается и бросает в воздух фуражку с криком: «Ура новым царю и царице!» В воздух летят головные уборы. «Ура» перекатывается по толпе, летит за стены Кремля, Москвы и по воздухам Руси.

Из толпы выбегает парнишка в косоворотке и приближается к группе священников. Дергает одного из них за рукав одеяния:

– Отец Иоанн! У нас новый царь и царица!

Иоанн Кронштадтский со скорбной интонацией говорит:

– В их лице Христос и Божия Матерь сподобили Святую Русь своим пришествием. Ныне время радости и благодарения.

Через три дня состоялся парадный спектакль в Большом театре. Появление царской четы и вдовствующей императрицы в главной ложе вызвало бурю оваций. Императрица Александра Федоровна, в блистающем серебряном парчовом платье, низко наклоняла голову, приветствуя публику.

В первой части, по традиции, шли первый и последний акты оперы Мусорского «Жизнь за царя», затем премьера балета «Жемчужина».

Появление на сцене главной героини балета вызвало недовольство вдовствующей императрицы. Мария Федоровна повернула голову и поманила пальцем министра Двора. Царедворец склонился к ней, она гневным шепотом произнесла: «Я же просила ее убрать!» Министр развел руки: «Не нашли замену». Главную партию танцевала Матильда Кшесинская. Александра Федоровна навела на примадонну свой бинокль и пристально рассматривала.

*

Ранним утром следующего дня – трагедия на Ходынке.

[Еще одно грозное предзнаменование для царской четы и народа. Большевицкие лжеисторики во времена Красного дракона трубили о трагедии с каждой трибуны, при этом умалчивая, что и их платные агитаторы-провокаторы зазывали доверчивых людей на Ходынку и провоцировали панику.]

В Петровском дворце перед царской четой предстали градоначальник Москвы, великий князь Сергей Александрович, и

обер-полицмейстер Власовский.

– Ваши величества, – начал градоначальник, – случилось большое несчастье. На Ходынском поле, где сегодня запланированы праздничные мероприятия, еще со вчерашнего вечера собралась огромная толпа в ожидании бесплатного обеда, памятной кружки и посуды с царскими вензелями. Произошла давка, погибли люди.

Царская чета тревожно переглянулась.

– — Сколько погибших? – спросил царь.

Градоначальник и обер-полицмейстер обменялись взглядами.

– Пока донесли: триста шестьдесят, – неуверенно ответил градоначальник.

Николай Второй посмотрел на обер-полицмейстера:

– Когда это произошло?

– Около шести утра, – ответил главный полицейский Москвы.

– Какие предприняты меры?

– В район Ходынки направлены все свободные полицейские и жандармы для помощи пострадавлшим, поддержания порядка и выявления антиправительственных элементов, – доложил Власовский.

– Приказано в срочном порядке прибыть туда всем пожарным расчетам, всем городским каретам медицинской помощи, – перебил его градоначальник. – Оповестили все больницы, чтобы призвали всех свободных врачей и сестер милосердия.

Царь переводил взгляд то на одного, то на другого и строго спросил:

– Кто ответственный за организацию торжеств на Ходынке?

– Министр Двора князь Воронцов-Дашков, – торопливо проговорил градоначальник.

Царь перевел взгляд на обер-полицмейстера:

– Сколько полицейских было задействовано?

– Тысяча восемьсот, – отчитался тот.

– И не смогли организовать порядок?

Обер-полицмейстер опустил голову, вздохнув, ответил:

– На прошлой коронации народу было в несколько раз меньше. В последние дни наши осведомители доносили в полицию о самых

невероятных слухах. По окрестным деревням шли ходоки и говорили,

что каждый крестьянин, пришедший на Ходынку, получит корову или по золотому червонцу. Подобные слухи распространялись и в Москве. Похоже на заговор.

Градоначальник бросил косой взгляд на обер-полицмейстера:

– Вечно вы видите заговоры да происки врагов.

– По нашим подсчетам на Ходынке собралось более миллиона человек, – сказал Власовский. – Около шести утра по толпе пронесся слух, его в таком человеческом море распустить один человек не смог бы: якобы в павильонах уже раздают подарки своим. Возбужденная толпа смела полицейское оцепление. А тут еще эти ямы и овраги. Люди срывались и падали в них, а следующие уже шли по упавшим. Толпу невозможно было остановить.

Царь нахмурился:

– Что за ямы?

– На Ходынке прежде была ярмарка, ее перед торжествами перевезли в Нижний Новгород, объяснил обер-полицмейстер. – От павильонов оставались ямы, их присыпали песком и кое-где заложили досками. А еще там проходили воинские учения, рыли окопы.

Царь повернулся к градоначальнику:

– Сергей Александрович, зачем для торжеств выбрано это место?

Градоначальник развел руками:

– В прошлый раз все прошло гладко.

Царь, покачав головой, без слов развернулся п последовал к двери. Царица – за ним. В соседней комнате они не скрывали свои эмоции. Царица зарыдала, повторяя: «Какой ужас!.. Какой ужас!.. Ники, что теперь будет?!» На глазах Николая Второго – слезы.

– Надо отменить все праздничные мероприятия, – сокрушенно проговорил царь. – Мы не можем веселиться, погибшие еще не похоронены.

Царица, сдерживая рыдания, озвучила вопль души:

– Дорогой, за что нам такие испытания?

Царь с печалью в голосе произнес:

– — Знамение… для нас… и для России.

В большом зале дворца две группы Дома Романовых,

разбавленные министрами, возбужденно обсуждали трагическое происшествие. В зал выходит царь и царица. К царской чете устремляются со всех сторон.

– Что случилось на Ходынке – чудовищно! – на ходу бросает великий князь Николай Михайлович. – Полная безответственность градоначальника! Сергея Александровича нужно отправить в отставку!

Градоначальник обиженным тоном отзывается:

– Я готов написать прошение об отставке!

Царскую чету окружили плотными кольцами. Перед царем выступил великий князь Алексей Александрович (брат Александра Третьего):

– Разве ты не видишь, Ники, что Михайловичи (семейство великого князя Михаила Николаевича, брата Александра Второго) склонны подыгрывать радикалам. Они открыто на стороне революции! Они стараются передать управление Москвой одному из своих.

Великий князь Николай Михайлович театрально вскинул руки вверх и патетически воскликнул:

– Мы в ужасном положении! Как во времена французских королей! Тогда двор танцевал в Версальском парке, не обращая внимание на приближающуюся революционную бурю.

Мы знаем, Ники, у тебя доброе сердце! Но помни: кровь этих несчастных останется неизгладимым пятном на твоем царствии. Ты не в состоянии воскресить мертвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях. Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую.

5

В глазах царя загорелись огоньки гнева. Николай Михайлович умолк, гомон в задних рядах стих.

– Нужно отменить все праздничные мероприятия, – твердо сказал царь. – Помочь всем раненым, похоронить погибших, как подобает, в отдельных гробах. Министерство финансов… – он указал

на министра Витте, – выделяет триста тысяч рублей. От себя выделяю тысячу каждой семье, где есть погибшие. Также каждой пострадавшей семье будет выдаваться ежемесячное содержание.

Завтра на кладбище… – строгий царский взгляд был адресован градоначальнику, – проведите заупокойный молебен. Попросите вести молитву отца Иоанна Кронштадтского. Мы… – царь посмотрел на царицу, – посетим все больницы, где лежат раненые с Ходынки. А потом… я удалюсь в монастырь для молитвы.

Романовы зашумели. К царю шагнул градоначальник.

– Как это удалиться?! – он возмущенно вскинул руки. – Ники! Это невозможно! Мы потратили миллионы на эти торжества! Со всего мира съехались венценосные особы, императоры, короли, принцы! Ты не можешь так поступить! Франция на подготовку сегодняшнего бала потратила миллион франков! Мы хотим дружбы и договора с Францией перед возможной войной с Германией или нет?!

Николай гневно посмотрел на своего дядю.

– Тогда делайте что-нибудь! – и резко, развернувшись, удалился. Царица последовала за ним.

*

В больничной палате царь остановился у раненого с перевязанной ногой.

– Как себя чувствуете? – сердечно спросил пострадавшего.

Тот приподнялся:

– Терпимо.

– Как это случилось?

– Какое-то помешательство. Мы с приятелями пришли еще с вечера, а ночью людей все прибывало и прибывало. Рано утром вокруг было море народу! Вдруг пронесся слух, что буфетчики раздают еду и подарки своим. Все ринулись к палаткам. Началось что-то страшное, вспоминать больно.

Царица присела на соседнюю кровать, у пострадавшего были перевязаны обе ноги. Во взгляде Александры Федоровны сострадание и любовь: