Я пожалела, что спросила. Вероятно, совсем поглупела от дождя и вынужденного домоседства.
Но мадам Сабль откашлялась и прихлебнула кофе из чашки:
– В нашеи? глуши помощи ждать неоткуда. Знаете, милочка, Папа Римскии? умре?т, а мы не узнаем.
– Ну, что вы! Дождь скоро закончится! Вот посмотрите! – я показала на мобильник, но вспомнила, что мадам Сабль не пользуется ваи?фаем и интернетом. – Неважно! Завтра обещают солнышко!
– Кто обещает? – ворчливо спросила мадам Сабль.
– Гидрометцентр!
– Своему нутру и коленям я верю больше. Знаете, Анна, мои? дом устоял и восемьдесят четвертом и в две тысячи третьем. Ваш дом, дом Нинон, залило и остальные у дороги тоже, а в мое?м было сухо, даже в курятнике и в хлеву.
Я посмотрела на мадам Сабль и улыбнулась:
– Как звали жену Ноя? Вероятно, Марион, как и вас.
– Кто знает, может, и Марион. Только вот что я вам скажу. В две тысячи третьем сирена завыла ночью. Нас разбудили часа в два, и все мы выскочили на улицу в че?м были и помчались наверх к ближаи?шему подъе?му в город – узкои? крутои? лестнице у виадука. Пьер тянул меня за руку наверх, а сзади подталкивала толстая Катиш, жена плотника, и все? кричала: «Быстрее! Быстрее!»… Если бы не Пьер, я бы не добралась. Старая лестница – деревянная, ступени во многих местах прогнили, и приходилось ползти наверх, как альпинисты, но без вере?вки и страховки. А внизу под виадуком высота метров пятьдесят – сорве?шься и костеи? не собере?шь – под лестницеи?-то скалы. Я помню, кто-то упал, в темноте был слышен дикии? крик. Я успела захватить сумочку с документами и немного денег, что были в кошельке. Пьер прихватил плед, но потерял его по дороге на виадук. Когда я забралась на виадук, сразу же улеглась прямо на асфальте под ливнем – сил не было даже на полшага. Рядом рухнул мои? Пьер и толстая Катиш. Она плакала и повторяла: «Мои? Ми-шель! Мои? Мишель!»… Ее? мужа, папаши Мишеля Муро, не было рядом. Только тогда до меня дошло, что это его крик я слышала на лестнице! И уже ле?жа на асфальте в грязных пузырях дождя, я слышала, как открыли турбины, и река с ревом бросилась на город…
Чашка с кофе дрогнула у меня в руке, и я поставила ее? на стол. Теперь мне было не до смеха. Я уставилась в окно, давая время мадам Сабль собраться с чувствами.
В оконном прое?ме текла неповоротливая река. На газоне перед ограждением валялась старая газета. Это было очень странно. Я ожидала увидеть мятые пластиковые стаканчики, сигаретные окурки, но только не газету. Интересно, как со временем, от эпохи к эпохе, меняется мусор вокруг. Лет двадцать назад клочки бумажных газет разлетались по опавшеи? осеннеи? листве в парках у скамеек, а теперь их заменили обрывки пластиковых пакетов да ламинированные стаканчики из фаст-фуда. Бумажных газет почти не выпускают. Даже в местном информационном центре на стенде из бумажнои? продукции лишь глянцевые листки-рекламки и ежемесячные каталоги продажи недвижимости.
Я скучала по бумажным газетам. Они успокаивали по утрам, безобидно шуршали по вечерам и не мешали жить, как нынешние современные средства информации, запугивающие вас денно и нощно.
Газета валялась, распластавшись, одним разворотом на газоне, а другим на мокром асфальте. Теперь ни ветер, ни дождь не сдвинут ее? с места. Она здесь навечно, пока колеса машин не превратят ее? в серую, непонятную субстанцию, трансцендентную массу…
Мадам Сабль отвлекла меня от размышлении? о старои? газете. Она уже успокоилась и, вероятно, злилась на саму себя, что дала волю чувствам, и теперь притоптывала ногои? в коричневои? туфле по нате?ртому до блеска полу:
– Советую вам, дорогая Анна, держать наготове дождевик и рюкзак с вещами, а иначе натерпитесь, как я тогда, ночью, почти голая, в плаще поверх ночнои? сорочки. Отелеи? в нашем городке немного, «Золотои? лев» да «Виадук», и они маленькие, как вы знаете. Место у нас не туристическое. Так что советую забронировать номер. Хотя что толку, все? равно в отеле набьются все соседи с нижнеи? дороги, а это человек двести.
По дороге в сторону виадука проехал же?лтыи? «каблучок» почтальона. Он подхватил колесами газету и проне?с ее? на несколько метров правее, к подножью старои? лестницы. Рядом, за пышным кустом бузины, из камня и бетона поднималась спиралью новая, удобная и надежная лестница с перилами по обеим сторонам.
Впервые я поднялась на виадук именно по старои? лестнице. «Че?ртова» – так прозвали ее? в городе. Новую, за кустом бузины, я заметила уже потом, поднявшись метров на десять вверх.
Поначалу я даже испытала удовольствие от подъе?ма. Широкие деревянные ступени удобно ложились под ноги. Но вскоре они сбились со сче?та, следуя вверх неровными шпалами, положенными на разнои? высоте. Мне приходилось высоко задирать колени, подтягиваясь, почти касаясь животом земли.
Где-то посередине пути я оглянулась и посмотрела вниз. Лучше бы я этого не делала. Подъе?м оказался очень крутым. Я и не представляла, как можно теперь спуститься, не сломав шею.
«Не паникуи?!» – приказала я сама себе, а сердце прыгает в груди.
Деревянные ступеньки становились все? хуже. Побитые термитами и временем, они шатались под ногами, рассыпa?лись трухлявыми поленьями, и наконец, пропали. Метров за десять до конца подъе?ма, ступени исчезли совсем. От лестницы остались лишь углубления в гладкои? и скользкои?, как ле?д, земле. Оглянувшись еще? раз вниз, я поняла, что никогда не спущусь. Не помню уж, как я преодолела эти последние метры ползком, цепляясь ногтями за пучки травы и корни деревьев, но, когда поднялась наверх, казалось, что всего воздуха мира не хватит для единственного глотка.
Парочка туристов, пришедшая на виадук полюбоваться видом реки, с удивлением смотрела на мое? чумазое лицо и испачканные земле?и? платье и ноги. Молодые люди поспешили удалиться. Я слышала, как они торопливо спускались по новои? лестнице, находившеи?ся всего в нескольких метрах от старои?.
Я с сочувствием взглянула на старую женщину. Представила, какои? ужас испытала мадам Сабль, поднимаясь на виадук под проливным дожде?м ночью по гнилои? лестнице… Воет сирена над городом, нижняя дорога уже залита водои?, и люди в панике бегут к единственному спасительному подъе?му…
Вот-вот хлынет река с двадцатиметровои? плотины, поднявшись за минуту до уровня домов… Это произошло четырнадцать лет назад, когда мадам Сабль уже была старушкои? семидесяти четыре?х лет.
– Спасибо за совет, мадам Сабль, но даваи?те оставаться оптимистами и не будем расстраиваться раньше времени!
«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – некстати вспомнилось из Ильфа и Петрова.
* * *
Я поставила чашку с кофе на стол, поблагодарила мадам Сабль за гостеприимство и вышла под дождь.
У мадам Сабль самыи? большои? участок земли в городе. Только сад раскинулся от реки и дальше, до поворота на Пуатье. Гектаров пять, не меньше. А за садом огромные пастбища и земли, которые она сдает в аренду фермерам. Мадам Сабль говорила, что землu? у нее? – девать некуда, и не только тут, в Бурпе?ле, а еще? дальше, в Муссаке. Да еще? дом рядом с рекои? в Ангулеме (там живе?т сын с семьеи?) и старая мельница в Монтмореоне.
– Я богатая старуха, – говорит она о себе.
Все? самое интересное в городе происходит в доме мадам Сабль. Кажется, и птицы в ее? саду поют звонче и громче, и первыми после дождя именно к ее? дому возвращаются бабочки, стремительные стрекозы, мухи, жуки. На косогоре над черепичнои? крышеи? вся земля прорыта норками белых кроликов. Саранча трещит на скошеннои? поляне, жук-олень гудит, добираясь до гнезда под черепицеи?, олени, по брюхо укрывшись в посевах, пасутся на поле за садом, и прокладывают нескончаемые тропинки муравьи, че?рные и красные.
Мадам Сабль вышла на моще?ную дорожку следом за мнои?. Она осторожно переступила через муравьиную тропу, пересекающую дорожку и ведущую к большому муравеи?нику у старои? яблони. Кажется, ее? совсем не беспокоит такое соседство. Она не избавляется от муравье?в, не поливает муравеи?ник кипятком, не разбрызгивает отраву вокруг дома.
Мадам Сабль смотрит в небо и манит кого-то худои?, прозрачнои? рукои?.
– Голуби, – объясняет она, – совсем ручные.
Дождь все? ше?л. Мелкии?, скучныи?, заливал всходы на полях. Влажная дымка висела над лесом. На пастбищах стояли овцы, совершенно обалдевшие от сочнои?, как салатные листья, травы, а поодаль паслись коровы, промокшие, почерневшие, располневшие на заливных лугах.
Меня всегда поражала в коровьем стаде одна особенность. Все животные, от быка до новорожде?нного теле?нка, пасутся, повернувшись головами в одном направлении.
Почему? В какую сторону они все смотрят? Что видят? Может, кусочек рая? Как и муравьи. Муравьи, наверное, тоже видят раи?. Не сомневаюсь, что все земные твари (кроме людеи?) посещают и раи? и ад по своему усмотрению, в любое время дня и ночи.
«Так муравьи, столкнувшись где-нибудь
Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,
Быть может, про добычу и про путь»[2 - Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.].
Я наблюдала за муравьями и думала, а есть ли у них свои муравьиные Содом и Гоморра? И как они со всем этим разбираются?
Мадам Сабль тем временем рассказывала, что в 1984-м после сброса воды погибло несколько человек. Их разбросало прорывом в разных местах. Двое молодых людеи? катались в это несчастливое время на водных лыжах, парочка рыбаков удили рыбу и не смогли вовремя догрести до берега, и одна девушка бросилась в воду спасать собачку.
Погибших нашли, но не в один день. Особенно долго искали девушку, больше месяца. Похоронили всех в разных местах, каждого в своем уделе. Но крест над водои? у края плотины поставили общии?. Так что непосвяще?нныи? мог бы подумать, что крест стоит над братскои? могилои?.
Все погибшие испытали ужас умирания в полном одиночестве. Разве только смерть их была мгновеннои?, без затяжнои? агонии.
Я представила себе вои? сирены над городом, когда Ангелы страшного суда дули в свои трубы, вложенные в руки главного инженера гидроэлектростанции. Я представила себе крест, под которым начерчены имена погибших и сказано, что в 1984 году дождь убил их.
Девушку погубил дождь, а у меня в голове не укладывалось, что значит – погибнуть от воды. Вода, в мое?м понимании, всегда связана с жизнью. Это нечто живое, дружелюбное, дающее жизнь всему на Земле, это нектар, это манна небесная… Или все они, бедолаги, достигли тех глубинных слое?в, что водои? уже не являются?
Мимо по дороге прошла соседка. Она гуляла с собакои? и, увидев мадам Сабль через ограду, остановилась и поздоровалась.
Воспользовавшись случаем, я, наконец, ушла. Спину сверлил колючии? взгляд соседки.
Я отличаюсь от жителеи? городка. Я – женщина из большого города. Умение потреблять, не производя продуктов потребления, впитано с молоком матери, как и у всех городских. Мои каблуки стучат по асфальту так же уверенно, как некогда мечи крестоносцев и рыцареи?, сражавшихся здесь неподалеку в битве при Пуатье. Я иду одна по улице, и каждыи? мои? шаг по асфальту до миллиметра повторяет предыдущии?, и стук каблуков напоминает метроном, отсчитывающии? вечность. Мои? аромат в шлеи?фе ле?гкого платья напоминает чеи?-то несбывшии?ся сон.
Женщины городка смотрят неодобрительно из глубины окон, потому что я иду по улице одна, и аромат цветов сопровождает каждыи? мои? шаг.
Но я вовсе не одна. Дождь следует за мнои? неотступно. Сегодня дождь другои?. Спокои?ныи?, без ветра. Иногда налетает широкии?, как зонтик, сквозняк и доносит вместе с медовым запахом трав гул плотины.
Глава 2
В церкви зазвонил колокол. Пробил девять раз. Я шла мимо и решила заи?ти.
Широко, с размаху распахнула дверь, впустив сквозняк. Свечи дрогнули, но не погасли, продолжая клониться за сквозняком. Никто не обратил на это внимания, и на меня внимания тоже никто не обратил.
Я пригляделась. В неярком свете, льющемся сквозь витражи, стоят несколько мужчин. Все они смотрят на Божью Матерь, склонившую к ним голову. Мне сделалось неудобно, будто я нарушила священныи? обряд. Я, было, попятилась назад, но входная дверь глухо захлопнулась, впустив еще? несколько желающих поговорить с Богоматерью, одну старушку и тре?х молодых девушек. Они прошли и встали рядом с мужчинами.
Тут же входная дверь распахнулась, и в церковь вошла большая группа прихожан, человек двадцать, не меньше. Среди них мадам Сабль. Вскоре церковь наполнилась.
Человек двести встали, беззвучно шевеля губами, ловя взгляд Богоматери. Все молящиеся были уверены, что плотина и их дома целы, благодаря Ее? защите.
«Господи, да они готовятся!»
От этои? догадки мне стало не по себе. Двести жителеи?, чьи дома стоят у нижнеи? дороги! Двести человек пришли в церковь взглянуть друг на друга в последнии? раз! Замолить грехи и попросить прощения! Кто знает, может быть, кто-то из них не переживе?т этои? ночи!
Интересно, если плотину прорве?т именно сеи?час, все мы, почившие здесь, вероятно, сразу попадем в раи??
Горит неугасимая лампада, в полумраке по щекам веет холодныи? воздух церкви, пропитанныи? резким ароматом лилии? – тревожныи?, спокои?ныи?, неподвижныи?. Все молятся молча, беззвучно шевеля губами!
Прочь отсюда на свежий воздух! Туда, где струи ветра шелестят монетками листвы!
Следом за мнои? выходит мадам Сабль. Она бере?т меня под руку:
– Вы домои?, дорогая Анна?
– Да, – вздыхаю я с облегчением, но запах лилии? все? еще? тревожит мое? воображение, и белые лица прихожан с синими тенями на губах и щеках стоят перед глазами.
– Провo?дите старушку? – прозрачные глаза смотрят снизу вверх.
– Конечно, Марион!
– Дождь, кажется, почти закончился? – невесомая рука мадам Сабль ожила на мое?м согнутом локте, и голова с надеждои? повернулась к просвету в облаках.
– Кажется, слабеет.
– Может, к вечеру утихнет?
– Может быть. Говорят, ресторан «Бараж» затопило.
– Опоры залило?
– Наполовину.
– Храни нас, Пресвятая Матерь!
– Храни нас, Пресвятая Матерь! – эхом отозвалась я.
Старушка доверчиво повисла на моеи? руке. А я почему-то подумала, что мадам Сабль с юности жила с мужем без предлюбовных ласк, которые мы сеи?час называем любовью. Она просто, как и всякая мать любого животного, предавалась зачатью для продолжения рода. Но несмотря на то, что жила без любви, дом свои? она не покинет, даже если Архангелы протрубят день Страшного суда. Она не уи?де?т от своих кур, овец, сада, покои?ника мужа, похороненного в ста шагах от дома, своего луга, своеи? веры, своего дождя.
– Не забудьте о том, что я вам говорила сегодня, – сказала она мне на пороге дома. – Оденьтесь потеплее и соберите рюкзак. Будьте готовы!
– А как же вы, Марион?
– Не беспокои?тесь за меня. Как, вы говорите, звали жену Ноя? Марион?
По правде говоря, я не знала, как звали жену Ноя и была ли вообще у него жена.
– Да, мадам Сабль. Ее? звали Марион.
– Со мнои? ничего не случится. Сегодня приедет сын и забере?т меня к себе.
Я знала, что она говорит так, чтобы успокоить меня. Три недели подряд она готовила комнаты для детеи? и внуков, но так никто не приехал.
– Дорогая Анна, не переживаи?те так… мне ни за что не подняться по этои? «че?ртовои?» лестнице. Она слишком крутая для меня. А вы помните, что я вам сказала… Не мешкаи?те!
– Я понесу вас! Я не оставлю вас здесь одну умирать!
– Что за глупости! Я же сказала, скоро приедет сын!
– Это правда?
– Мы уедем в Ангулем, я уже и вещи собрала. А вам завтра улетать! Не хватало еще? здесь застрять! Идите! Идите, дорогая Анна! Передаваи?те привет Еве! От «Золотого льва» в одиннадцать вечера уходит последнии? автобус на Пуатье. Оттуда на поезде вы без проблем добере?тесь до Парижа.
Мы расстались.
До вечера я просидела у окна, наблюдая за вспухшеи? рекои?. В доме мадам Сабль шторы были задернуты, и не горел свет в окнах. Может, и правда, приехал сын и забрал мать в Ангулем?
В половине одиннадцатого я закрыла дом и с чемоданом на коле?сиках пошла в направлении виадука.
Дождь почти закончился. Я с облегчением в сердце смотрела на просветы в облаках, в которых уже мигали первые белые зве?зды.
На последнеи? спирали лестницы я оглянулась и посмотрела вниз. Сверху как на ладони была видна освещенная прожекторами вздувшаяся плотина и дома у нижнеи? дороги. Свет ни в одном не горел. Всех эвакуировали. Лишь в доме мадам Сабль ярко светились все окна.
– Господи! Неужели она дома!
Дождь прекратился. Последние грозовые тучи, подсвеченные алым, ушедшим за горизонт солнцем, растворялись в летнем воздухе. Светлая июньская ночь раскинула крылья в бездонном небе.
Как же хорошо, что дождь закончился!
Глава 3
Уже садясь в автобус, я услышала над городом оглушительныи? вои? сирены.
