Я разделась, ежась от холода. Сжала душевую лейку. Не хочется произносить вслух. Признавать очевидное.
– Я не знаю, правда. Сложно представить.
Шум воды перекрыл громкие мысли. Тяжесть в груди перестала быть отчетливой.
Истинность, посвящение…
Зачем мне все это? Почему я должна с этим справляться?
Шею стянула невидимая петля отчаянной безысходности, выталкивая ответ наружу.
Потому что иначе меня просто не станет.
Раздавят. Морально и физически. Уничтожат.
Выстоять необходимо для себя же. Кроме себя у меня здесь никого нет.
Я всегда полагалась только на одного человека. Кара Шерп еще никогда меня не подводила. Буду и впредь придерживаться веры в себя.
Нэнси не стала дожидаться – ушла. Проницательная девушка знает ценность личного пространства.
Крем в банке неприятно попахивает. Сморщилась, подцепляя сероватую субстанцию двумя пальцами. Прикрыла крышку.
Видимо, при развитии побочки я начну так же вонять. Надо решить проблему истинности надо прежде, чем проявится неприятный эффект.
Противный запах крема исчезает при соприкосновении с кожей. Растворяется, будто и не было.
Времени осталось мало. Переоделась в тот же костюм, в котором вчера искупалась в бассейне. Собрала волосы на затылке в короткий хвост.
Всего за несколько дней кожа изменила цвет. Нездоровая бледность мне не нравится.
Роюсь в косметичке, выискивая любимую помаду. Наполовину стертая, глубокого бордового цвета, бархатом ложится на губы. Четко очерченные контуры визуально увеличили. Теперь бледность изящная, а не больная.
Нэнси топталась на выходе из блока, натягивая длинные рукава свитера на кисти. Она робко улыбнулась мне.
– Ты, как всегда, хорошо выглядишь, – произнесла почти шепотом.
– Ты тоже. Тебе идет этот свитер.
Серый цвет, как ни странно, действительно подходит Нэнси. Даже врать не пришлось.
– Вчера в бассейне я думала, что все будет плохо. Нас изобьют, изнасилуют, – тихо говорит девушка, шагая рядом, – а они нас отпустили. Может и сегодня будет так же?
В ее вопросе звучит надежда. Искренняя вера, что все действительно обернется сносным финалом.
Что-то в груди сжимается от этой мысли. Интуиция просит не обманываться, но пугать Нэнси еще больше не хочется.
– Возможно.
Уклончивый ответ ее устроил. Она молчала весь путь до выхода из универа.
– Если бы я могла, я бы ни за что в этом не участвовала, – Нэнси смотрит на наших однокурсников, столпившихся у ворот.
На дороге стоит белый микроавтобус.
– Надеюсь, нас повезут не на мертвые земли, – голос мрачный, как ни стараюсь.
Сам факт, что нам предстоит уехать в неизвестном направлении, не вселяет оптимизма.
– Может это нехудший вариант, – Нэнси тяжко вздыхает.
Воображение сработало безотказно.
Картинка, как нас вышвыривают на красно-оранжевую с бордовыми прожилками землю, нарисовалась ярко. Ладони закололо, будто я уже обожглась.
Самовнушение – сильная штука.
– Кого-то придется принести в жертву, чтобы добраться до города, – я продолжила развивать худший вариант, пока мы шли по дорожке.
– Придется слушать крики боли, – Нэнси снова оттянула рукава. – Я не смогу.
Что-то внутри подстегивает продолжить.
– Обувь истлеет, ты почувствуешь запах горелой кожи…
Нэнси морщится, словно в самом деле его чувствует.
– Повсюду будут слышны мучения, плач, дышать будет все труднее…
– Ты специально, да? – перебивает Нэнси, насупившись. – Мне страшно, да. Нагонять панику я умею превосходно.
Беззвучно согласилась с безобидной усмешкой.
На подходе ворота открылись. Встревоженные студенты прикладывали личный номер к сенсору, отмечая выход за территорию.
Вереница неторопливо, опасливо скрывалась в автобусе.
Прикладываю кулон к замку. Короткий писк оповещает о записи в системе. Следом отметилась Нэнси.
Места в начале автобуса все заняли.
Мадина, оказавшаяся вчера в центре всеобщего внимания в бассейне, хмуро смотрит в окно.
Она была на занятиях, теперь знаю, как ее зовут.
В конце осталось несколько свободных мест. Села к окну, Нэнси опустилась рядом. Ее тревога звенит глухими колокольчиками, смешиваясь со звуком общей напряженности.
Оркестр безвольных пугливых рабов.
Последние расселись, автобус с глухим рокотом завелся. С шорохом закрылась дверь.
По грудной клетке изнутри что-то ударяет. Словно меня вместе со всеми загнали в клетку и заперли ее. Ключ не требуется, ее можно открыть, но вряд ли кто-то решится это сделать.
Муха бьется в стекло, не видя, что рядом распахнута створка. Это ведь так похоже! Выход где-то рядом, но его не видно.
Одногруппники негромко переговариваются. Предполагают, куда нас могут везти. Один из вариантов мы с Нэнси обсудили раньше, другие были один другого мрачнее. Самый беспредельный, на мой взгляд – разделить нас на пары и отправить на ринг, а столичные будут зрителями, делать ставки.
Прискорбно, что ни один из вариантов отметать не следует.
Мы почти пересекли Оранжевый район. Впереди на границе высятся сканеры и мигающая табличка «Желтый район».
Проглатываю передавшийся воздушно-капельным путем тревожный комок.
Желтый. Средоточие элиты. Дорогие дома, авто, люксовая одежда, заведения иного уровня. Место, где за деньги исполнят любой каприз.
Казино, рестораны, всевозможные места развлечений. Смешно, даже тротуарная плитка иначе блестит под лучами заходящего солнца.
Сюда невозможно попасть потому что «захотелось». В Желтом районе необходимо либо родиться, либо заслужить свое место. Нельзя купить здесь дом, потому что появились «лишние» миллионы и очень захотелось их потратить. Система не пропустит. Сперва необходимо доказать, что достоин места среди «лучших».
Как? Возможно ли честно, в согласии с совестью, пройти этот путь и сохранить человечность?
В окне отразились искривившиеся губы.
Столичные селят приезжих в Серой зоне. Район заранее обреченных на вечное прозябание. За все время выбраться оттуда удалось единицам. Не хочу думать, как именно у них это получилось.
Редкие прохожие в дорогих костюмах остаются позади автобуса, провожают его недоуменными взглядами.
– Нас продадут в рабство? – шепот Нэнси тупой пилой скользит по уху.
Разве мы уже не в нем?
– Едва ли те, кто здесь живет, захотят за нас платить.
Слабый аргумент в пользу спокойствия, но другого нет.
Оранжевый закат отражается в высотках, играет огненными цветами. Отвлек от внезапной остановки.
– Похоже, приехали, – бормочу, глядя на стеклянные затемненные двери за окном.
Перед ними на тротуаре недвижимо стоят два человека в черных костюмах. Над ними вывеска с лаконичным названием «Годно», – ни малейшего представления, что это за место.
Мадина в проходе между сидениями наклоняется, всматривается в окно.
– Ночной клуб для богатых отморозков, – презрительно заявляет она, будто знает наверняка. – Нас точно не потанцевать привезли.
Она одергивает расстегнутую косуху и первой выходит из автобуса.
– Видишь, а ты меня смелой называла, – я встаю и иду на выход.
Никто больше не спешит вставать с мест.
– Боюсь, ребят, отсидеться не получится, – произношу с сожалением и выхожу на свежий воздух.
Мадина уже у входа. Один из охранников – в том, что это они, сомневаться глупо, – распахивает дверь не глядя. Ни «покажите сумочку», ни уточняющих вопросов. Вдруг в карманах нож-бабочка? Острый «привет» для столичных.
Передо мной также распахнули двери без лишнего внимания.
– Бомбу пронесу, вы не заметите, – шутка показалась уместной.
Мужик вытягивает левую руку и преграждает путь. В его серых глазах нет и намека на чувство юмора.
– Самая умная? – спокойно интересуется охранник грудным басом.
– Нет, – улыбаюсь в ответ. – Просто умею шутить.
Охранники переглянулись. На лицах нарисовались ухмылки.
– Кофту снимай, шутница.
– Зачем?
Шагаю назад и спиной натыкаюсь на кого-то позади.
– Досматривать будем.
Их невозмутимость поражает.
– Я не стану раздеваться, – заявляю твердо, полностью уверенная в своих словах.
Клещи слегка сдавливают легкие, воздуху течет свободно, но расслабиться не получается.
– Внутрь ты пройдешь – без вариантов, но только после полного досмотра, – с притворным снисхождением поясняет бугай. – Либо сама разденешься, либо мы разденем тебя. Выбирай.
Какого… черта?
Два идиота обделены и крупицей юмора, и вынуждают меня страдать из-за этого?
Однокурсники шепчутся за спиной. Никто не спешит встать на защиту, поддержать, помочь.
Никто.
Стискиваю зубы, утягивая худи наверх. Сжимаю в руке, унизительно демонстрируя спортивный лиф. Нет, я точно выгляжу отлично, но ситуация – унизительная.
Охранники прячут усмешки, осматривая со стороны.
– Повернись, – приказывает один из них.
Челюсть пронзает острая боль от сильного давления зубов. Разворачиваюсь, намеренно ни на ком не фокусируясь. Взгляды ощущаю каждым сантиметром кожи.
