Попрощавшись и чмокнув друг друга в щеку, мы с подругой разошлись в разные стороны. Мне еще нужно было ехать к маме. Если честно, я ужасно устала и мне хотелось поехать поскорее домой, но я уже обещала матери. Да и Уголька надо забрать – соскучилась до жути по этому мохнатому чудовищу. Я купила в кондитерской рядом с домом мамин любимый торт – «Медовик» – и вызвала такси. Выходило, конечно, дороговато, но я так устала, что мотаться сейчас по электричкам и автобусам было выше моих сил.
Маму я увидела сразу, как только моя нога ступила на размытую дождями проселочную дорогу. Ее красная косынка горела ярким пятном в сумерках во дворе. Мать надевала ее, когда занималась делами по хозяйству. Наверняка поливала свои любимые розы. Мне ее любовь к цветам не передалась. У меня в квартире как-то завелась орхидея – подарок Антона, но быстро зачахла, потому что садовод из меня никудышный. Я смирилась с этим фактом и купила кактус – самое неприхотливое растение, у которого все-таки есть какой-никакой шанс выжить в моем доме.
Мама, как я и ожидала, стояла на дорожке у оранжереи с лейкой в руках, вытирая потный лоб второй рукой, в которой поблескивали металлические концы садовых ножниц. У ее ног крутился Уголек, которого я не сразу заметила – он практически слился с темной землей. Увидев меня, котище бросился ко мне, громко мяукая. Я засмеялась и взяла его черную тушку на руки, ласково поглаживая лохматое пузо. Уголек довольно замурчал.
– С приездом, – мама тепло улыбнулась и обняла меня, положив лейку и ножницы на землю. От нее пахло пирогами и ягодами: аромат стряпни, которую она готовит нон-стоп, смешался с запахом духов. Это ее любимые, ягодные – папа в первый раз в студенчестве подарил ей такие, когда приехал из-за границы. Она, по его и ее словам, была в восторге. Папа не прекращал ей их возить, даже когда не получалось выбраться из-за работы – все равно каким-то чудом умудрялся их для нее доставать. А позже они появились и у нас в городе. После смерти отца мама сама начала их себе покупать. Ей казалось, что так ее связь с папой становилась будто еще крепче.
Мы зашли в дом, и запах выпечки стал сильнее.
– Иди мой руки и давай за стол, – мама засуетилась, доставая из кухонного буфета кружки, мои любимые: с мультяшными диснеевскими персонажами, из которых я пила чай еще в детстве.
Пока я была в ванной, кухня успела превратиться в банкетный зал: мама словно ждала в гости человек десять, не меньше.
– Мы не лопнем? – поинтересовалась я, садясь за ломящийся от блюд стол.
– Не знаю, чем вы там с Милкой в Турции занимались, – мама покачала головой, – одна кожа да кости, смотреть страшно! Ты скоро исчезнешь! Пока пару кило не наберешь, не выпущу.
Я фыркнула. Видела бы она, как мы объедались в ничем не приметных с первого взгляда кафешках в южной стране! Кроме заказанных блюд, нам приносили еще кучу «комплиментов» от шеф-повара. Мы с Васильковой не могли дышать и буквально выкатывались из-за стола, каждый раз зарекаясь не есть как минимум две недели после такого праздника живота. Но на следующий день все повторялось. И так до конца отпуска. Теперь я собиралась снова взять себя в руки, но у моей матери свои планы.
– Да я пять килограмм как минимум набрала! – возмутилась я. – Придется в зале отрабатывать.
– Ой-ой, – мама пренебрежительно махнула рукой. – Придумываете себе проблемы на пустом месте. Тебе, наоборот, поправиться не помешает. Пару лет назад у тебя такой аппетит хороший был, и щечки такие очаровательные, – она мечтательно вздохнула, – куда только все делось…
Я мысленно перекрестилась – не надо мне больше такого счастья. Это я на четвертом курсе от стресса во время экзаменов повадилась питаться одними пельмешками и булками из университетской столовой. Булочки были вкуснющие, как сейчас помню: свежайшие и хрустящие, щедро покрытые шоколадной глазурью, с маком. Успешно проглатывались в любое время суток, особенно с какао или молоком с медом. Опомнилась я лишь тогда, когда однажды утром в зеркале вместо своего милого личика лицезрела расплывшуюся мордочку с хомячьими щеками. Последней каплей стали любимые джинсы, которые вдруг ни с того ни с сего отказались налезать на меня. Я аж опешила, с недоумением разглядывая образовавшиеся за довольно короткое время метаморфозы. Срочно купила абонемент в спортзал и Милку за собой потащила. Подруга сначала отнекивалась, а потом, увидев, сколько в качалке симпатичных парней, загорелась и даже без меня бегала туда крутить педали на велотренажере.
Я никогда не была помешана на диетах, но за питанием после того неразборчивого периода стала следить куда более тщательно. Привела себя в форму, сбросила лишние килограммы. Конечно, сладости и любимую выпечку я себе до сих пор могу позволить, но уже в разумных количествах.
И вот, когда я прошла сквозь огонь, воду и турецкие гастрономические соблазны, собственная мать приготовила для меня такую коварную ловушку. Ладно, сегодня можно. Да и маму обижать не стоит. Она старалась, стряпала.
Глядя на обилие пирожков передо мной, я осторожно выхватила один из плетеной корзинки и аккуратно надкусила. С вишней – мои любимые.
Мама залюбовалась тем, как ее дитя предается одному из семи смертных грехов, и, убедившись, что я прожевала все до последней крошки, расслабленно откинулась на спинку стула и принялась потягивать голый чай.
– Антон твой не объявлялся? – как бы между прочим спросила она.
– Он уже не мой, – поправила я. – Пишет и названивает постоянно, но в квартиру пока не приезжал. И слава богу.
Мама осторожно отхлебнула из кружки с Тимоном и Пумбой.
– Я тут подумала, – она запнулась, – Может, зря ты его сразу выгнала. Сгоряча, толком и не объяснившись с ним…
Я с удивлением уставилась на маму. Вот уж от кого, а от нее я таких слов не ожидала. У нас с ней почти не было секретов друг от друга, и я ей прямо признавалась раньше, что к Антону не испытываю никаких сильных чувств. Так, скорее, привязанность. Да и Антон, если уж совсем откровенно, ей не очень-то нравился. Но она никогда не вмешивалась в наши отношения, могла дать совет, если я сама просила. А тут вдруг такое.
– Я тебя не совсем понимаю.
– А что тут непонятного? – с какой-то вдруг горечью произнесла она. – Ты хотя бы не будешь одна.
Мама несла откровенную чушь. Я даже про чай забыла.
– С каких это пор для тебя стало нормальным проводить жизнь с кем попало, но лишь бы не одной. Помнится, ты сама Антона не очень жаловала. А теперь мне, значит, лучше с ним?
Она опустила глаза и как-то внезапно осунулась вся. Потом взяла меня за руку и крепко стиснула ладонь.
– Прости, я сама не знаю, что говорю. Мне просто на какой-то момент показалось, что вся моя жизнь – череда бессмысленных решений. Вот я вышла замуж за любимого человека, лелеяла счастье, которое у нас было, и все так бездарно закончилось. Всегда слушала свое сердце и радовалась, что твой отец поддерживал меня во всем. Остался жить здесь, со мной, отказавшись от всех благ и удобств, а в итоге… – она судорожно всхлипнула, и я накрыла сжимавшую меня руку своей. Но ее глаза оставались сухими, только между бровями еще явственнее пролегла морщинка. – А в итоге любовь оказалась разрушительной.
– Не говори так! Не смей! – горячо возразила я. – Ваша любовь – это самое прекрасное, что могло случиться. Я бы все отдала, чтобы и у меня в жизни было так.
Я так радовалась, когда смотрела на родителей, они были безумно счастливы. Без слов было понятно, что для них обоих нет ничего важнее друг друга и меня. Я купалась в их любви и всегда думала, что тоже когда-нибудь, как и мама, встречу лучшего мужчину на земле и буду для него всем. После смерти папы на меня напало какое-то отчаяние, а потом и вовсе появилась уверенность, что любовь, как у родителей, бывает раз в сто лет и мне-то уж точно не светит. Антона я приняла за меньшее из зол, как будто с какой-то обреченностью решила, что вот оно – то, чего я достойна. В очередной раз задумываюсь теперь, что, наверное, его измена тоже несла за собой какой-то скрытый смысл, хоть я и не верю во все эти знаки и прочую чепуху. У меня словно пелена с глаз упала. Я с ужасом осознала, что чуть не связала свою жизнь с абсолютно «не моим» человеком.
– Прости меня, дочь, – мама оторвала клочок от бумажного полотенца и вытерла выкатившуюся все-таки слезу. – Ты знаешь, я всегда думала – пусть что хотят, то и говорят. И родители его, особенно Ирина Анатольевна, сто раз обвиняли меня в том, что, если бы не я и мои капризы, Вадим остался бы жив. Я не позволяла плохим мыслям завладевать мной, но это так трудно… – ее голос снова сорвался, но она, прочистив горло, упрямо продолжила, и я поняла, что ей это необходимо – выговориться. – Так трудно сохранять веру в то, что настоящую любовь нельзя разрушить. И не поддаваться мысли, что я не… что я могла бы уберечь его от случившегося, если бы сделала раньше другой выбор.
– Если бы мы могли знать, что будет с нами в будущем, мы бы сошли с ума, – я мягко улыбнулась, погладив тыльную сторону маминой ладони. – Ты не можешь быть в ответе за то, что случится, только лишь потому, что выбираешь то, что тебе дорого. Папа никогда не тяготился жизнью здесь, он был счастлив. Я это знаю, – я поймала мамин взгляд, – и ты тоже знаешь.
Мы с мамой проговорили до самой ночи, сидя за кухонным столом и подливая в кружки чай. Ехать обратно в город было уже слишком поздно, да и, если честно, не хотелось, несмотря на то что завтра нужно было рано вставать, чтобы заехать сначала домой и оставить там котенка, а потом – на работу.
Спала я в своей старой комнате, с Угольком в обнимку. Он привычно расположился под моим боком, свернувшись клубочком, и задремал с тихим мурчанием. На полке с книгами тикали часы с будильником в виде чайника – они будили меня еще в школьные годы. В комнате было очень светло – полнолуние. Последнее время меня часто мучает бессонница, и Милка, которая серьезно верит во всякую астрологическую ахинею, с пеной у рта убеждает меня, что это связано с фазой луны. Я сначала фыркала, но я и правда стала замечать, что плохо сплю именно в полнолуние. Приготовилась, что предстоящая ночь тоже будет бессонной, но буквально через пару минут мои веки приятно отяжелели, и последнее, о чем я успела подумать, – пирожки с вишней в этот раз у мамы получились особенно вкусными, надо бы взять рецепт.
4.
– Хочешь, я и тебе такую прогу установлю?
Паша чувствовал себя не в своей тарелке, это было заметно. И, хотя его черная толстовка с надписью «Нечего ждать. Некому верить.»[5] и очаровательно взъерошенные темно-русые кудряшки вкупе с отросшей щетиной очень гармонично сочетались с антуражем и тематикой музыкального бара, в котором мы сидели, сам он наверняка думал о том, что зря доверил выбирать место для свидания мне. Хотя откуда мне было знать, что общительный и вечно жизнерадостный в офисе Пашка полностью оправдает стереотипы о нелюдимых программистах, когда мы окажемся в не связанном с нашей деятельностью месте. А с другой стороны, есть ли вероятность того, что ему будет комфортно в любом другом общественном заведении?
Пашка – невероятно милый. Смотреть, как он краснеет, когда на него глазеет хищного вида длинноволосая брюнетка в откровенном красном мини за стойкой напротив нашего столика, – одно удовольствие. Можете называть меня жестокой, но меня это трогает до невозможности. На самом деле, Паша очень симпатичный, и брюнетку с голодным взглядом в чем-то можно понять, хоть от ее поведения и веет отчаянием. Наверное, у нормальной девушки такое пристальное внимание к ее спутнику должно вызывать ревность, а не умиление, но что уж поделать – я давно подозревала, что я странная. А может, я просто понимала, что брюнетке не на что рассчитывать.
Пашка кинул на нее очередной испуганный взгляд и, когда она провела языком по накрашенным алой помадой губам и плотоядно улыбнулась, нервно сглотнул.
– Давай, – ответила я на его вопрос о программе, которую он предложил установить на мой рабочий комп, чтобы мне было проще организовывать свои файлы.
Пашка улыбнулся и сделал глоток пива из высокого стакана.
– Так значит, в Турции отдыхала? Я все никак не решусь туда поехать после баек о заполонивших все отели соотечественниках.
– Места надо знать! – хитро подмигнула я. – Мы с Милкой специально выбирали нераспиаренное место. И знаешь – не прогадали совсем. Нам очень понравилось, я сама не ожидала.
– Круто! А Милка – это у нас кто?
– Милка – лучшая подруга и по совместительству мой партнер по всяким шалостям.
Взгляд Пашки лукаво сверкнул, и я сразу вспыхнула, поняв, как двусмысленно прозвучала последняя часть фразы.
– В смысле, она постоянно ищет приключений на свою пятую точку и втягивает меня во всякого рода авантюры, – хотела я объяснить, но, кажется, только лишь усугубила ситуацию.
Паша благоразумно не стал развивать тему интересного досуга с подругой и, хмыкнув, принялся рассказывать о том, как планирует провести свой отпуск. Они с друзьями собирались в Таиланд – покорять океанские волны и исследовать местную водную флору и фауну.
– Лететь зимой или осенью в Тай или на Бали – самый смак, – Пашка до того увлекся, что даже забыл о вгоняющей его в ужас брюнетке. – Жалко, что ты свой отпуск уже отгуляла – съездила бы с нами. Уверен на миллион процентов, что тебе понравится!
Предложение, конечно, очень заманчивое, но рисковать потерей любимой работы ради возможности погреть в очередной раз свои телеса в райской стране все же не стоит.
Группа, которая играла на сцене в баре, видимо, исполнила весь заготовленный репертуар и начала потихоньку собираться, сматывая провода и засовывая свои инструменты в чехлы. Парень, который час назад принимал наш заказ, схватил микрофон и объявил о коротком перерыве, после которого нас ожидало выступление еще одной очень крутой, по его словам, группы.
– Если это будет очередной бойз-бэнд с претензией на андеграунд, предлагаю валить отсюда, – Пашка пренебрежительно качнул плечом, словно отмахиваясь от озвученной им перспективы.
– Тебе, Антонов, вечно все не то, – в шутку побранила я его. – Скажи честно – совсем неуютно тебе тут?
Вообще, интересная у меня личная жизнь, однако: бывшего парня зовут Антон, у теперешнего, хм, претендента на эту роль фамилия – Антонов.
Пашка смутился, наверное, думал, я не заметила, что ему тут некомфортно.
– Да не в месте дело, – левый уголок его губ нервно дернулся, и он едва заметно кивнул в сторону девушки, которая все это время, как заколдованная, смотрела в его сторону и сверлила настойчивым и заинтересованным взглядом. – Там просто бывшая моя.
Вот это поворот! Брюнетка уже была тут, когда мы пришли, но я и не думала связывать Пашкино недовольство с ее присутствием, хоть и понимала, что он не в восторге от ее пристального внимания. Я скосила взгляд на девушку и глазами показала, в каком я шоке. Паша лишь пожал плечами, мол, ну что поделать, так вот получилось.
Да уж, представить вместе Антонова и роковую обольстительницу было сложно. Мне казалось, что Пашка таких особ и всерьез-то не воспринимает, а тут, оказывается, такой интересный факт в его биографии имеется.
– А как так получилось, что вы… ну… – я замялась, не зная, как корректнее выразиться. – Ну, просто ты и она, вы такие… разные.
Паша покраснел.
– Да мы толком и не встречались, – замялся он, – так, поужинали как-то вместе.
Он снова осторожно глянул в сторону брюнетки, и тут же его глаза в ужасе расширились – она решительным шагом направлялась в нашу сторону. Меня обдало стойким приторным запахом. Что-то похожее на конфеты «Дюшес», которые мама покупала в детстве.
– Пашечка, а ты это с кем? – брюнетка подарила мне короткий, но полный презрения взгляд и уставилась на Антонова.
– Анфиса! А я смотрю, ты это или не ты, – фальшиво удивился мой сегодняшний спутник.
Анфиса продолжала испепелять бывшего (похоже, только по его мнению) парня сердитым взглядом. На ее правом виске от напряжения отчетливо выделилась тонкая жилка, а лицо покрылось красными пятнами. Похоже, «приветствие» Антонова ее, мягко говоря, не впечатлило.
– Это, по-твоему, нормально – так себя вести? – наконец взорвалась она, и я даже выдохнула про себя от облегчения – уже начала бояться, что она сейчас лопнет от сдерживаемого негодования.
Пашка беспомощно пялился в кружку с пивом и хмурился. Наверное, отчаянно пытался вычитать в пене способ безболезненного выхода из неприятной ситуации.
– Я все ждала, что у тебя проснется совесть и ты сам подойдешь! – распалялась тем временем брюнетка. Выглядела она очень воинственно: руки в боки, горящие праведным гневом глаза и задравшийся еще выше подол красного облегающего платья. – Что хотя бы объяснишь, почему ни разу не позвонил за все это время! А я, между прочим, ждала. А ты в это время, значит, с другими бабами по барам шляешься!
Она наградила меня еще одним полным ненависти взором. Я скромно потупила глаза – еще не хватало мне вмешиваться в их разборки. Да и, судя по всему, связываться с такой особой – себе дороже.
Пашка наконец осмелился поднять голову и посмотреть на Анфису. Та качнула головой и зыркнула на него еще более устрашающе – мол, либо ты соизволишь мне наконец ответить, либо жди последствий. Я мысленно попросила Антонова не тупить и сказать уже хоть что-нибудь.
– Анфиса, я тебе вроде все тогда подробно объяснил. Думал, мы расстались друзьями. Ну пойми ты – мы слишком разные. Тебе нужен кто-нибудь… побрутальнее, – я кашлянула в кулак, и Анфиса в очередной раз опалила меня злым взглядом. – Такая яркая женщина как ты, Анфиса, заслуживает мужчину, который сможет дать ей все. А с меня что взять? Я всего лишь бедный айтишник.
– Но у тебя же батя – миллионер. Ой… – она запнулась, видимо, сообразив, что ляпнула не то и сдала себя с потрохами. – То есть, у тебя такой пример для подражания, а ты совсем не веришь в себя. Я могла бы… помочь тебе, направить твои, хм, таланты и ресурсы в нужное русло, – ее за минуту до этого гневный голос приобрел медовые и томные нотки. Вот же, истинная женская натура.
– Прости, Анфиса, – Антонов мягко, но твердо посмотрел ей в глаза, – но мы не будем с тобой вместе. И вообще, – он кивнул на меня, – я тут с невестой. Мы как раз, – он запнулся, – подачу заявления в ЗАГС празднуем.
Я округлила глаза от такого поворота, но вовремя приняла бесстрастный вид, пока Анфиса не заметила, что я не менее в шоке от слов Паши, чем она сама. Но в этот раз она на меня даже не посмотрела. Наверное, потому что была занята делом поважнее.
Антонов тер покрасневшую щеку и смотрел на эффектно удаляющуюся в сторону выхода брюнетку.
– Совсем забыл, какая у нее тяжелая рука, – тоскливо произнес он и потянулся к недопитому пиву.
– Так значит, – я ухмыльнулась, – твой батя – миллионер?
Тяжелый Пашкин вздох вобрал в себя всю бренность бытия.
– Это мой крест. Думал, хоть с тобой удастся подольше сохранить иллюзию.
Оказавшийся наследником богатого состояния Антонов, который бегал от алчных бывших и прикидывался бедным программистом в книжном издательстве, стал мне еще симпатичнее. По крайней мере, теперь мне больше не нужно было бояться, что ему некомфортно в моей компании и он чурается людных мест. Разве что, если в них случайно не окажется охотящейся за его деньгами Анфисы.
По Пашкиному рассказу, со жгучей брюнеткой он познакомился в клубе. Поддался уговорам лучшего друга и плюс ко всему умудрился напиться до такого состояния, что не мог вспомнить, как на следующее утро оказался в одной постели с ненасытной Анфисой. Когда понял, во что вляпался, – было уже поздно. Игорь – друг Паши – успел рассказать девушке половину биографии Антонова, и она неимоверно обрадовалась такому удачному знакомству. В тот же день она потащила его в один из самых модных ресторанов города и заказала половину меню, одновременно рассуждая на тему того, как они с Пашкой теперь хорошо заживут. Самостоятельно записала себя в его сожительницы и даже намекала на кровь из носу необходимое скорое свадебное торжество. Посадив будущую самопровозглашенную невесту в такси, Антонов вытер пот со лба и, высказав Игорю по телефону все, что о нем думает, поехал к себе. Повезло еще, что ту злосчастную ночь после клуба они провели не в Пашкиной квартире, а то пришлось бы искать новое место жительства, чтобы спрятаться от чересчур предприимчивой новой знакомой. Антонов добавил Анфису в черный список, строго-настрого наказал Игорю не распространять о нем больше никакой информации и уже даже почти забыл об этой истории. И вот тебе и здрасте: Судьба, явно возомнившая себя Розой Сябитовой, сегодня предприняла очередную неуклюжую попытку свести их вместе.
Вообще Пашка – человек, милее и добродушнее которого днем с огнем не сыщешь. Поэтому спектакль, который он разыграл несколько минут назад перед Анфисой, дался ему с большим трудом и морально его истощил.
– Ты прости, что я тебя в свои невесты записал без твоего согласия, – он виновато улыбнулся.
– Да ладно, чего уж там. Всегда готова, – усмехнулась я. – Если что, я шучу. А то подумаешь еще, что меня тоже твое наследство заинтересовало.
– По тебе сразу видно, что ты не такая, – покачал головой Антонов.
– А какая я? – во мне вдруг включилось кокетство.
– Настоящая, – не задумываясь сказал Паша. – Тебя деньгами не заманишь. И это даже немножко обидно. Не сочти за грубость, – с ложной скромностью добавил он.
Игривое настроение тут же испарилось. Мне стало одновременно очень хорошо и очень плохо. Приятно слышать такие слова о себе, вдвойне приятно – от приятного человека. Плохо, когда я представила, что готова была отказаться от своих когда-то железных принципов и чуть не связала свою жизнь с человеком, с которым не чувствовала себя любимой и которого не любила.
– Я сказал что-то не то, да? – Антонов тут же заволновался. – Прости, я часто несу чушь, и ее не все понимают.
– Нет-нет, – я поспешила его успокоить и тепло улыбнулась, – наоборот – мне мало кто говорил такие приятные слова.
Теперь, когда Антонов наконец расслабился и стал тем Пашкой, которого я знаю и с которым могу болтать часами напролет, мы говорили обо всем и ни о чем. Давно я так хорошо не проводила время. Ну, если не считать Турцию, конечно.
С Пашей было весело и легко. И я чувствовала, что и ему нравится со мной тусоваться. Хорошая все-таки была идея – согласиться пойти с ним на свидание. Хотя искры между нами никакой так и не пробежало. С Пашкой здорово делиться секретами, как с Милкой, как бы это кощунственно ни звучало. Поэтому я все же немного напряглась, когда Антонов пригласил меня потанцевать. А ну как сейчас наступит этот неловкий момент: слишком тесное пространство, плечо к плечу, глаза в глаза и напрашивающийся сам собой поцелуй. Медленная композиция, которую исполняла та самая расхваливаемая официантом «крутая группа», добавляла еще большей интимности. Антонов уверенно вел меня в танце. Он него пахло – подумать только! – пачули. От смеси удивления, легкого страха и, как ни странно, спокойствия, я немного сбилась с шага и наступила на ногу Паше.
– Прости, – шепнула я ему в ухо. – Надо было тебя сразу предупредить: танцор из меня ужасный.
– Да я уже давно понял, какая ты неуклюжая. Еще тогда, когда ты опрокинула монитор на моем столе, – ровным голосом произнес Пашка, и я прыснула. – Поэтому знал, на что иду.
Ну да, был за мной такой грешок. Антона, помнится, иногда выводил из себя мой «талант» то ронять вещи, то промахиваться мимо двери – прямо в косяк. Обычное дело. А вот Паша вовсю забавлялся. По-доброму так. Напряжение резко ушло, и я расслабилась в объятиях Антонова. Аромат пачули, наверное, возымел свой обычный эффект.
– Скажи мне, Брусникина, – низкий голос Пашки перебил томное «ммм», которое старательно выводил в микрофон фронтмен группы, – у нас с тобой есть шанс?
Я подняла голову и посмотрела на Антонова. Его взгляд был спокойным, даже немного любопытным, словно он собирался проводить эксперимент и рассчитывал в уме вероятность успешного результата.
– Могу сказать только одно, – я лукаво улыбнулась, – уж лучше я буду дружить и ходить на свидания с подпольным миллионером, чем жить с парнем, который мечтает о свадьбе на двести человек с трехуровневым тортом и бутылками шампанского в костюмах жениха и невесты.
