– Коротко: что, кого, почему боитесь?
– Холода, – выпалила Николь и, заметив удивление в глазах женщин, пояснила: – Я много болела в детстве, и папа меня закаливал. Так что теперь я могу купаться в море даже при шести градусах воды. Тем не менее, очень боюсь замёрзнуть.
– Принято, – мужчине снова пришлось пресечь чрезмерную активность Романовой. «Психотерапия – это не беседа в поезде со случайным попутчиком, на которого можно вылить всё, что хочется». Яна?
– Боли. Физической. Даже от пореза ножом, – призналась Громова, схватившись руками за подлокотники кресла.
– Большой воды, – ответила Вера на кивок головы мужчины: – Круизы на белоснежных лайнерах – не предлагать, – она пробовала скрыть своё смущение шуткой.
– Как удачно: в мои планы это не входило, – подбодрил её маг и предложил ответить Морошкиной:
– Замкнутого пространства, – завершила Таня опрос, не объясняя подробностей.
– Прекрасно! – оценил работу маг. В любом случае, письменные ответы от каждой на эти же вопросы у него есть на почте. Закончив сеанс, он обязательно сверит их с устными: – Конкурс разгадок завершаем ответами на третий пункт. Какое ваше самое заветное желание? То, с каким вы пришли бы к настоящему магу. Тему здоровья сразу опускаем. Давайте все снова присядем и начнём плясать от печки.
Последним у мужчины явился подоконник. Таня обвила мага взглядом:
– Я?
– Так, «рыбы мои», как скажет мой любимый пациент, я понимаю, что природу не проведёшь, но предпочитаю работать без вот этих ваших женских пассажей. Иначе: «Все в сад!».
– «Вы будете тем петь?» – подхватила Вера фразу из фильма, так хорошо знакомого с детства.
– «Нет! Вы будете там слушать!», – ответил маг сценарным текстом, обрадовавшись, что есть в группе хоть кто-то «того» поколения зрителей. – Таня, у тебя есть откровенное желание для мага?
– Да. Мне хочется всегда быть аккуратной с чувствами.
– Со всеми чувствами? То есть, ты не умеешь аккуратно страдать, ревновать, бояться, радоваться, печалиться? Ты хочешь быть аккуратной, например, с чувством долга?
Таня задумалась:
– М-м-м. Нет. Речь идёт о душевных чувствах, – высокая женщина говорила слишком бойко, излишне пафосно. Кистью руки психолог попросил снизить накал голоса: – Извини, маг. Профессиональная привычка.
– А страх, ностальгия или несправедливость – это чувства физические, и ты их чувствуешь руками, ногами, спиной? – продолжил мужчина опрос, не уделяя времени на извинения; они сейчас были для него точно не главными. Вопрос о желаниях позволял психологу понять, какими критериями мыслит его пациент и насколько правильно он может выразить то, что чувствует. Его слова рассмешили женщин.
– Спиной и тем, что ниже – вполне даже может быть, – на сдержала Николь зуд нетерпения.
– А кто у нас нарушает одно из установленных мною правил: не комментировать происходящее и не отвечать за другого? – учитель резко одёрнул дерзкого ученика.
– Простите, доктор!
– Прощу, если ты перестанешь выкать и звать меня доктором. Я не врач, Николь. Не знала? Тогда запомни: лечить вас буду не я, а те ваши способности подсознательного, до которых я буду пробовать достучаться. И это принципиальная разница терапевтического гипноза от всяких других психологических практик и методов. Вызывая у вас чувство глубокого расслабления, близкого ко сну, но точно не сон, я буду описывать вам разные ситуации и рассказывать разные истории, которые, так или иначе, по аналогии будут вызывать у вас те образы, что ваш мозг ассоциирует с каждым словом, чувством, ощущением. Давать подсказку вашему подсознательному, чтобы оно само нашло путь для коррекции вашего недуга, ваших убеждений, мешающих жить, как вам хотелось бы. Пробовать соединить ваше подсознательное для того, чтобы в эти минуты рассеянного сознания, каким является транс, оно перекрывало догмы, застилающие ваше сознательное. Я не сильно иносказателен? Вы всё понимаете? Это важно, дорогие дамы. Если сейчас что-то непонятно, спрашивайте.
Пауза длилась несколько долгих мгновений. Певицы переглядывались, уже не с интересом, а, скорее, растерянно, пока Николь, снова совсем по школьному, не подняла руку:
– То есть – спать во время гипноза мы не будем?
– Нет. Более того, вы можете даже не закрывать глаза. А если закрыли, то сможете открыть их в любой момент. Равно как ответить, или не отвечать, на поставленный вопрос, двигаться или оставаться без движения. Я не подчиняю, не заколдовываю, не выведываю у вас государственные тайны. Во всяком случае, я не делаю этого на коллективных сеансах… – психолог был серьёзен. Но лишь мгновение. Затем беспечным голосом закончил: – И тем более, я не делаю этого на индивидуальных занятиях. Поэтому бояться вам нечего.
– Тогда за счёт чего свершается ваше волшебство? – позволила себе вопрос Вера. Лёгкие движения её тонких рук нарисовали облака. Мужчина посмотрел на Российскую и коротко взметнул плечи:
– Не знаю. Пока не знаю. Но точно хотел бы узнать ответ на этот вопрос по каждому отдельному случаю. Я могу продолжить? Николь, твоё желание?
Романова нащупала стену за стулом. Так прикасаются к талисману прежде, чем произнести заклятие.
– Я хочу петь.
– А ты не умеешь этого делать? – удивление мужчины было неподдельным.
– Умею.
– Тогда разве это желание?
– Да. Потому что я хочу петь на большой сцене.
– Это уже конкретнее. Однако, смею предположить, у тебя много конкуренток гораздо моложе?
– Да.
– И всё же, ты считаешь, что большая сцена ещё возможна?
– Не знаю. Сейчас я работаю горничной-администратором в одном из Подмосковных Санаториев.
– Горничной-администратором? – изумился маг: – Это кто придумал такое словосочетание? И в силу чего? Ты моешь пол с ручкой за ухом и работаешь на компьютере, нажимая на педаль пылесоса? Снова смею предположить, что тот, кто наградил тебя таким почётным званием либо нещадный эксплуататор, либо не очень успешный коммерсант? Отвечать не нужно, – предупредил мужчина, приставив палец к своим губам: – оставляю тебя лучше обдумать твою мысль. Вера, слово тебе.
Ищущим жестом Российская стала теребить длинную подвеску:
– Моё самое откровенное желание заключается в том, что я хочу помогать своим детям.
– Ты им не помогаешь?
– Вы… Ты… Мог бы пояснить суть твоего вопроса, маг? – Вера была в замешательстве.
– Да. Ты не помогаешь своим детям? Совсем не помогаешь? Ни словом, ни делом? Можно отвечать менее литературно. Мы здесь не для того, чтобы облекать фразы в красивые формы, упражняясь в изящной словесности.
– Конечно помогаю. Но я хотела бы помочь так, чтобы мои сын и дочь не совершили мои ошибки.
– Стопудово права! Они имеют право на свои. Думай, как точнее сказать то, чего ты по-настоящему хочешь. Яна! Слушаю тебя.
Громова кивнула и опустила взгляд в свои записи.
– Хочу быть одной! – прочла она твёрдым голосом.
– Страшное желание… – предупредил маг и пояснил: – Ты сейчас произнесла фразу, которая может носить необратимый характер: «Остаться одной!». Совсем? Без родных? Без друзей? Без коллег? Без соседей? Одной на всём белом свете?
Женщины, как по команде, съёжились и стали беззащитными.
– Давайте я закончу нашу первую встречу сеансом, после которого вы разойдётесь и крепко подумаете, как вам переформулировать ваши самые заветные желания.
Притча «Женщина и Ангел».
– Сейчас я попрошу вас устроиться поудобнее… и зафиксировать взглядом какую-то точку перед вами… Любую точку… далеко или близко… и теперь… позволить себе … расслабиться и … дать мыслям возможность… мысли текут спокойно… тело расслабляется… взгляд по-прежнему фиксирует точку перед собой… Хорошо… Это состояние приятно… и совершенно привычно… вам всего лишь нужно позволить себе … отпустить все мысли… и продолжать смотреть на точку… – сеанс начался, и психолог заговорил совсем другим голосом, в котором появилась приятная тягучесть, вызывающая лень и желание подчиняться словам мужчины. Он сидел всё на том же стуле, размывая слова паузами, подстроенными под дыхание Тани. Из всех посетительниц именно её он определил тем крепким орешком, что трудно будет расколоть. Очень хотелось верить, что не праздный интерес или желание противостоять привели Морошкину в этот кабинет. Проговаривая нужные слова на выдохе золотой лани, магу очень скоро удалось добиться синхронного дыхания остальных трёх женщин. На очередной фразе спокойствие в комнате повисло, и, одна за другой, они закрыли глаза.
Первый групповой сеанс – всегда решающий и для любого терапевта, и для любой терапии. Установленное доверие позволит уже сегодня получить запланированные результаты: донести до участника нужную мысль, позволить терапевту начать раскопки в тех мозговых завалах, что тщательно припрятали информацию, способную перестроить не только думы и убеждения, но и поведение человека. Для этого автору сеанса всегда стоит думать, что говорить по избранной теме сейчас, а что оставить на потом. Что говорить, а от чего отказаться, избегая навязывания своего мнения. Тот вид разговорного гипноза, какому четыре певицы уже подверглись, сами того не замечая, частично позволил мужчине вплести их состояния в нужное ему веретено. Далее наступил черёд именно для работы. Не меняя голос, а лишь темп речи, скорость и звук, мужчина стал рассказывать притчу, метафорические образы которой как раз и станут толчком для нужной перемены.
«В какой-то год, в какой-то стране и каком-то городе, похожем на тот, что вам так хорошо известен, ехала в солнечный день в трамвае Женщина. Она была хороша собой. Ухожена. Добротно одета. От неё пахло чистым и приятным. Вот только с настроением в этот день не задалось. «Какие мерзкие вокруг меня люди! – проговаривала она про себя и продолжала: – Жизнь моя – дерьмо. Муж – алкаш. Дети – неучтивые лодыри. Друзья – сплошные завистники. Родственники – сплошь попрошайки!». Женщина ехала… смотрела по сторонам… и рассуждала вслух. А позади неё стоял её Ангел-Хранитель и записывал в тонкий блокнотик хрустальным пером всё, что слышал: «Люди вокруг – мерзкие. Жизнь – дерьмо. Муж – алкаш. Дети – лодыри. Друзья – завистники. Родственники – попрошайки» …
Это был очень старательный Ангел. И он очень хотел исполнить любое пожелание Женщины. Поэтому писал всё, что она выражала вслух. А затем торопился сделать всё именно так, как было сказано».
Исполнить желание, что слетает с твоих уст – это его работа. И Ангел-Хранитель за твоей спиной вряд ли для того, чтобы переписывать твои слова или понимать их иначе, чем ты их произнесла. Поэтому каждый раз, когда ты желаешь чего-то, думай над каждым словом! – терапевт трижды медленно вдохнул-выдохнул, прежде чем предложить женщинам вернуться в эту комнату, постепенно прощаясь с нарисованной картинкой. Он стал считать от пяти до одного, и, по мере обратного отсчёта, женщины зашевелились, стряхивая с себя морок. Последней открыла глаза Яна. Не в силах сдерживать эмоции, она плакала. Глядя на эти слёзы, расслабиться себе позволили и Николь, и Вера. Таня смотрела на них участливо, не разделяя горечи.
– Всё в жизни можно исправить, – подвёл итог маг: – Нежелание – это поведение, а не причина. Неумение – это отсутствие показательного примера, как нужно сделать, а не причина. Отрицание – это неспособность понять, а не причина. Вредность – это черта характера, а не причина. Поэтому думайте, что вам нужно сделать, чтобы заветные желания приобрели форму, позволяющую не быть в раздрае с самими собой. На сегодня всё! Следующий раз встречаемся здесь же через неделю!
И не давая женщинам смириться с мыслью, что сегодняшняя встреча завершена, мужчина вышел из комнаты.
– Что это было? – полушёпотом спросила у других Романова.
– И было ли? – согласно поддержала её Российская.
– Девочки, я – в шоке! – призналась Громова, утирая руками слёзы.
– Зато теперь мы точно знаем, что каждое высказанное пожелание в плюс, если оно обдумано. Так что, девчата, за работу по перекапыванию наших заросших дремучестью мысленных грядок! Всем хороших выходных! – Морошкина вышла также быстро, как психолог. Вера, Яна и Николь остались, совершенно околдованные произошедшим.
Глава 5
Днями отдыха выходные были не для всех. Магазин «Цветы от Яны», расположенный рядом с Бюро ритуальных услуг, работал в эти дни от и до; ведь смерть часов не выбирает. В Подмосковном санатории, где горнично администрировала делами Николь Романова, конец недели всегда связан с выпиской курсистов, закончивших три недели лечения, и оформлением тех, кто их начинал. Частный Центр занятости пенсионеров «Счастливое долголетие», администратором которого была Вера Российская, в эти субботу-воскресенье проводил плановое физкультурно-оздоровительное мероприятие. Оно позволит родственникам пансионеров Центра ознакомиться с тем, как хорошо продуман и организован активный досуг последних, за который так недёшево платят первые. Что касается инструктора по ЛФК Тани Морошкиной, то её труд по выходным, добровольный и выходящий за рамки услуг, предоставляемых районной поликлиникой, позволял медикам среднего звена дополнять государственную заработную плату вливаниями частного характера.
Но чтобы ни делали в эти дни наши героини, каждая из них мыслями то и дело возвращалась к первому занятию с магом.
…«Больше всего я хочу избавиться от мужского гнёта!», – убеждала себя Яна, обвязывая букеты лентами, пакуя корзины в целлофан, подписывая карточки с поздравлениями или соболезнованиями. С раннего детства Громова столкнулась с догмой матери о непременном предназначении женщины – слуги мужчины. Сраного, драного, пьяного, но при этом хозяина. Жизнь с родителями в подвальном помещении рабочего района большого провинциального города на Урале оставила в памяти девочки яркие картинки о мокрицах, дырке в полу, заменяющей душ, туалет и покрытой деревянной шайбой, а ещё – о ногах, шагающих мимо их окна по тротуару. Он был настолько выше девичьей головки, что малышка без всякого труда летом обозревала трусики дам под укороченными юбками-клёш, успевала сосчитать бутылки пива в авоськах, что таскали мужики, разглядеть красивые сандалики девочек, у которых были мамы и папы, наверное, любящие их. Нет, точно любящие их, потому что такие гольфы с бубончиками купит только мама, которая может рассказать на ночь сказку. «Но маме тяжело меня любить, потому что у неё трудная работа и папа. В прошлом певец-опереточник, он так и не мог до сих пор пережить «петуха», пущенного на каком-то важном концерте десять лет назад, вытекающего из этого увольнения из театра по профнепригодности, и вынужденной смены амплуа. Из элитного служащего Мельпомены он превратился в разнорабочего на заводе, со всеми полагающимися для этой категории трудящихся нелучшими характеристиками. Папа Василису любил ещё меньше. Вернее сказать, даже не видел. Он и маму-то замечал лишь тогда, когда что-то от неё было нужно. Его дело – зарабатывать деньги, а по дому пусть крутится жена, на десять лет моложе, изнурённая днём, неудовлетворённая ночью, всегда невесёлая. «Вася, сама себе почитай! – просила мать малышку, которая не знала ещё букв и называя её так, как они с мужем хотели назвать сына. Женского варианта имени девочка не слышала от родителей ни разу. Она брала большую красочную книгу «Русские народные сказки», где была одна тоже про Василису, и послушно шла в «дальний угол» их одиннадцатиметровой комнаты. Больше всего эта белокурая птаха боялась навлечь на себя родительский гнев, поэтому никогда не хныкала, не жаловалась и сама старалась понимать абсолютно всё – от того, как вытирать попу, чтобы не замазать пальчики, до, как менять ватные прокладки при месячных. От бабушки и деда, что жили в пригороде, девочка знала имена главных героев сказок, диалоги припоминала, что не могла вспомнить – сочиняла. Но, конечно, никакие волшебные истории не способны были перенести девочку в сказочный мир, когда спала она на топчане у трубы общего отопления, обмотанной стекловатой, креплёной проволокой. Влажность, жар и колкость от неё при прикосновении вросли под кожу её воспоминаний о детстве.
Позже, когда вместо папы появился отчим, проживающий в добротной квартире в центре этого же города, девочка опровергла материалистическую истину марксистов о том, что не бытие определяет сознание. «Ещё как бытие!». Потому как в просторной, после их клетушки, и светлой, по сравнению с подвалом, квартире, маме также некогда было ласкать доченьку, а все нежные слова доставались дядьке Володьке, красивому, но чужому и пришедшему в жизнь мамы на семь лет позже, чем она, Василиса.
«Научиться навсегда быть счастливой без мужиков!», – закрепляла Яна свою мысль, чертя на руке маленький крестик, чтобы не забыть потом нужное записать. А ещё через время ставила ещё один, чуть побольше, чтобы не забыть, что нужно не забыть записать.
…Николь Романова, распихав новичков по номерам и уладив за день все недовольства прибывших по поводу неприятного запаха в ванной, оторванных обоев, драной шторы, перекошенной дверки шкафа, перегоревшего чайника, розетки, вывернутой из стены бывшими отдыхающими, недостаточно свежим бельём, не очень светлой комнатой, плохо показывающим телевизором, скользкими ступеньками, узким лифтом и ещё бог знает чем, к вечеру обычно уединялась в прачечной. Приняв рабочую стойку у «Ромео» – гладильного пресса для отпаривания белья, она тоже думала о домашнем задании. Больше всего ей действительно хотелось бы снова вернуться на сцену. А с другой стороны – годы прошли не бесследно и для её красоты, и для здоровья.
Жизнь женщины лёгкой назвать можно было с натяжкой. Николь родилась в ставропольской деревне, далеко от столицы. Дом их был большой, сарай – ещё больше, двор – не обойти, огород – не оглядеть. С малых лет привыкшая к простому труду, девочка разбавляла его песнями. Голосок её раздавался по всему околотку, папа с радостью записывал пение дочери на бобины массивного магнитофона, а соседи предрекали Николь стать певицей. Когда в двенадцать лет девочку взяли в районный детский хор, а в четырнадцать на подработки в единственный в их глуши бар, что был за два километра от деревни, она была рада сбывшемуся пророчеству. Тогда Николь даже не подозревала о терниях звёздного пути. Теперь, отчётливо вспоминая каждую из них, всё больше убеждалась в правоте мага. «Прокуренная, застуженная, загнанная лошадь. Таким место на скотном дворе, а не на манеже цирка. Тогда чего же я хочу?». Минуты летели, часы бежали, дни приближали вторую встречу с психологом, а чёткого ответа на вопрос у Николь не было.
…Почти в таком же раздрае с мыслями пребывала Вера. Желание Российской сбывалось ежедневно. «Сыну помочь с ремонтом, детей дочери отвести в школу, забрать, накормить, усадить за уроки. Выгулять их собаку, покормить их рыбок, не забыть про своего кота. Забрать из химчистки ковёр, который сноха не успевает забрать, и тащить его на себе. А у них, к слову, две машины. Заказать для дачи зятя саженцы гладиолусов, их уже давно пора высадить в почву перед наступающей полным ходом зимой. По просьбе сватов назначить консультации у онколога, офтальмолога, уролога, гинеколога, и ещё какого-то «-олога». Они – люди совсем пожилые, в их сельской местности нет такой медицины, если не сказать, что нет вообще никакой. А здоровье – дело святое. Мама всегда помогала бесчисленным родным, наезжавшим в наше Подмосковье из разных краёв света. Теперь – мой черёд договариваться, встречать, размещать у себя, обслуживать, сопровождать, капать, мазать, бинтовать, менять компрессы, бегать за лекарствами, следить, чтобы принимали их вовремя… Божечки! Где взять ещё два-три часа в сутки для себя любимой?!».
Затейливо подавая пример пенсионерам, в выходные Вера бойко скакала на скакалке, старательно крутила хула-хуп, воинственно набрасывала кольца на штыри, бесстрашно шла с повязкой на глазах по ленте, раскинутой на асфальте, и то и дело возвращалась к «домашке», вспоминая коррекцию мага. «Не помогать? Не вмешиваться? Оставлять один на один с их трудностями? Бли-и-ин! А Ангел стоит за моей спиной и пишет. Нет! Не то. Не то!». Отчаяние медленно осаждало женщину, доводя до отчаяния: «Что я могу пожелать? Как я могу это выразить?». В какой-то момент, Вере показалось, что ответ есть – ведь это просто, пусть дети живут своей жизнью, а я – своей. Но тут же, как в плохом фильме, из какого-то тёмного угла той самой заваленной памяти вылезал нечистый с хвостом и смеялся: «Милая, а что для тебя жизнь без твоих детей и внуков?». Российская опускала нежные руки барыни, которые умели в этой жизни и печь топить, и кашу варить, и бить молотком, и ссать кипятком, выпускала из опереточной груди длинный гудок паровоза, выбирала взглядом ближний стул, скамью, пенёк и, примостившись, протяжно стонала. «Сын, копируя отец-солдафона, гуляет от жены, и оттого в их бездетной семье холод и нелюбовь. У дочери – не краше: дважды разведённая, как мать, теперь она живёт «во грехе». Зачем дочери такой мужчина?» – Веру морил сон, не приносящий ответов. Как научить собственных детей и внуков не повторять её же ошибки, она не знала.
… «Быть аккуратной с доверчивостью? С неоправданной терпеливостью? С чем?» – мучила себя точными определениями Таня, натирая детскую спинку одному ребёнку, сгибая-разгибая ножки другого, раскачивая на большом шару третьего, ставя на костыли четвёртого. Дети «выходных» – это те, кого не могут на неделе привести к Морошкиной в поликлинику. Это самые трудные случаи. И, зачастую, с необратимыми патологиями. Глядя на некоторых детей, слова застревают в горле и глаза слезятся. Но жалости по отношению к ним позволять себе нельзя. И участие в судьбе их и их родителей нужно принимать ровно столько, сколько вместится в определённые временем сеансы – Ванечке тридцать минут, Людочке сорок пять. Ванечка упал и теперь не ходит. И никогда не сможет ходить. Людочка родилась недоношенной и вообще никогда не встанет с кровати. Но их мамы! Их бабушки!!! Нужно видеть эти воодушевлённые надеждой глаза. Слышать их речи, полные оптимизма и веры.
– Вы знаете, Татьяна Семёновна, а Людочка сегодня меня поблагодарила за пюре!
– Да?! Какая умница!
– Татьяна Семёновна, вы заметили, что по сравнению с первым разом, когда вы к нам пришли, Ванечка ровнее сидит на краю кровати?
– Конечно заметила! Ванечка, ты просто герой!
«Господи! Не выдай моей лживой патетики! Какая может быть благодарность у девочки, лицо которой с рождения – маска полного отсутствия. Комок картошки попал на зуб и мышцы дёрнулись волной. А мама приняла это за эмоцию. И как может сидеть мальчик, у которого нет чувствительности ниже поясницы? Корсет потуже затянули, вот и кажется его бабушке, что он сидит ровнее. – Таня билась в отчаянной попытке гнать дурные мысли, мешающие её состраданию и человеколюбию. Нельзя было допускать излишнего участия в судьбе этих искалеченных семей. Нельзя по причине самосохранения. Чтобы не снились по ночам кошмары, чтобы лез в горло кусок, чтобы просто наслаждаться теми маленькими радостями, что многим неведомы. А ещё, чтобы не задаваться постоянно вопросом о том, почему же её сын, здоровый, сильный, обласканный ею, не может быть к ней хоть чуточку внимательнее.
Ответ на домашнее задание мага пришёл в голову Тани тогда, когда она пришла в пятницу на работу. В поликлинике красили лестницу между этажами и, чтобы попасть в отделение, Морошкиной пришлось сесть в лифт.
Глава 6
Во второй раз в том же старинном здании на Преображенке женщины заняли те же привычные каждой кресла. Ответы на домашнее задание начали с Тани. Её клаустрофобия была не простым страхом, а устоявшимся состоянием. В детстве Морошкину рано отдали в ведомственные ясли. Славились они тем, что за дополнительную плату малышей там содержали лучше: две воспитательницы на группу из десяти детей, две нянечки, да ещё помощница по хозяйским делам – невиданная роскошь. И директора могут корректировать воспитательную программу на своё усмотрение, позволяя применять к воспитанникам новомодные педагогические методы. Согласно постулатам одного из них ребятню закаливали, обучая обтирания мокрыми варежками, зарядке на свежем воздухе, а также сну не в жарко натопленной спальне, а на неотапливаемой веранде. И если в тёплое время года детишкам выдавали простыни и разрешали надевать пижамы, зимой их после обеда упаковывали на все полтора часа тихого часа в спальные мешки. Это испытание скованностью стало причиной боязни замкнутого пространства:
– Если бы я могла перебороть этот страх! Как вы думаете, это возможно? – уточнила Таня, закончив объяснение. Психолог бегло пробежал взглядом по страницам её текста. Он всегда распечатывал полученные материалы и складывал их в папки, специально заведённые по каждому пациенту. Иногда они возвращались за помощью через многие месяцы, даже годы. Память забудет детали, бумага – сохранит их. Застопорившись на слове «упаковывать», в случайности психолог давно не верил, он представил кульки с детьми в холодной комнате с заиндевевшими окнами, пар из детских ртов, гнетущую тишину несогласия. Претерпевая холод, стеснённость и страх от той глыбы времени, что давила на них, дети мирились с вывихами системы, подчиняясь им, без права оспорить и отказаться. И всё это время в их маленьких умишках непременно зрели мысли об обмане тех, кто, гвоздя к кроватям, убеждал их в добрых чувствах. Было ли неприятии замкнутости Таней от неподвижности, лицемерия или подчинения – предстояло выяснить. Но только после того, как маг убедит её в том, что он здесь не чтобы пользоваться их слабостями и зарабатывать на этом, а пользовать их. Старинное слово, означающее некогда несомое благо, пользу, забытое и превращённое, благодаря частице «ся» в возвратный глагол, полностью меняло его смысл.
– Однажды, когда ты поверишь в то, что я могу тебе помочь, ты придёшь ко мне на индивидуальное занятие, и мы попробуем с этим поработать, – ответил он на вопрос и принял на себя бетонный взгляд.
– Откуда ты знаешь, маг, что я тебе не верю? – обычная беспечность из голоса певицы детского театра ушла под лёд беспокойства. Значит, он всё же затронул больную струну.
– Скажи мне, почему тебя все зовут Танюша? – ловко поменял мужчина тему, упреждая стихийную череду разоблачений, какую мог бы себе позволить уже сейчас, если бы это было уместно. Морошкина, принявшись поправлять вставные плечики белоснежной мохеровой кофты, усмехнулась этому трюку, не оголяя своего внимания. «Просят – скажи», – исполнила она волю старшего. В ТЮЗе, где Таня провела пол века, даже фотографии артистов в фойе театра были подписаны: «Маришка, Серёженька, Василёк…».
– Машеньки и Медвежата, одним словом, – ответила она, что-то быстро обводя в своей тетради. Образы перечисленных коллег вернули женщину в доброе время. Заглушая быстрые росчерки стержня по бумаге, психолог переправил вожжи:
– Хорошо! Спасибо, Таня! Едем дальше. Николь, как ты поработала над желанием?
Романова пришла сегодня с распущенными волосами. Они укрывали её, как плед, под которым хочется спрятаться в мокрую погоду, что за окном.
– Я долго думала, маг, и поняла, что моё главное желание – забрать своего мужчину!
