– У меня завтра творческий экзамен, – выпалила в ответ.
Надо же было что-то сказать?
Парень понимающе покачал головой и подбодрил:
– У тебя всё получится.
– Не знаю. Я вот вместо того, чтобы готовиться, сегодня прогуляла с тобой весь день.
– Ты запоминала образы. Завтра как выдашь на бумаге всё то, что мы видели.
Я улыбнулась, хоть и немножко натянуто. Тревога подступила с новой силой.
– Результаты вам сразу скажут?
– Не знаю. Вряд ли. Будут считать всё вместе: баллы экзаменов, оценку за творческий конкурс, и ещё в пятницу собеседование – будут смотреть наши работы, что-нибудь спрашивать…
– Я когда поступал, тоже переживал. Но, как видишь, всё удалось. И у тебя получится, вот увидишь! Отметим тогда как следует, если не против.
Как я могла возражать? Жаль, что нельзя было сразу вот с этой точки перемотать туда, где мы отмечаем.
– Пойдем к метро?
По дороге мы мало общались. Денису, наверное, передалось моё волнительное состояние, и он не хотел будоражить меня еще сильнее. В переходе играл небольшой ансамбль. Мы прошли мимо, не останавливаясь, но я заметила, что парень успел на ходу бросить им пару монет, и мысленно это отметила. Добрые люди всегда вызывают внутри чувство дома и теплоты.
Он вышел со мной на моей станции и теперь уже – никуда не деться – нужно было прощаться.
– Не буду тебя беспокоить на этой неделе, сдавай всё как следует, а после – ты помнишь? – отметим успех.
Я вздохнула и покорно качнула головой. Потом засмеялась.
– Всё, иди. И спасибо!
– Тебе спасибо. Ты классная, Рита, не сомневайся в себе, – вот что он сказал на прощание, убирая за ухо прядь моих волос.
И до самого дома я шла с улыбкой, не в силах сдержать внутри себя эти эмоции. Никто, кроме мамы, никогда не верил в меня так сильно. А сейчас, когда я вдалеке от дома, когда меня ждет еще две ступени наверх, к поступлению, это было особенно важно.
Через пять минут после того, как я закрыла за собой дверь и собралась идти в душ, пришло сообщение: «Ты добралась?».
Хорошо, что Женя еще не вернулась и не видела меня в этот момент – точно решила бы, что я блаженная: улыбаюсь телефону и чуть не пляшу на месте от счастья. Электронные буквы в ответ были гораздо сдержаннее моей пылкой натуры: «Добралась, спасибо! Спокойной ночи!»
Хотела перед сном всё же сделать пару карандашных набросков, но передумала. Сил и желания не было, ноги и спина поднывали от долгой прогулки, поэтому я просто легла спать, позволив завтрашнему дню самому решить мою участь.
***
– А вы где учились? – придирчиво оглядывая мои рисунки через очки, поинтересовался профессор.
Сердце в груди скакало галопом, но я сжала руки под столом и не позволяла эмоциям пробиваться наружу.
– В художественной школе.
– Я понимаю. А город? Где-то в провинции? Понимаете, обычная художественная школа не является средним профессиональным образованием – это образование дополнительное. Как кружок. А чем отличается кружок, знаете? Там преподавание ведется с ориентацией на досуг и общее творческое развитие, не на будущую профессию. Вам бы найти преподавателя, который поможет освоить нюансы академического рисунка, анализировать форму в пространстве. Есть же большая разница между тем, когда нравится рисовать и учебой в вузе, тем более вузе с таким большим именем.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. На собеседование я принесла свои лучшие работы за последние годы, которыми так гордилась. Мне казалось, в них есть всё, что нужно, есть и техника, и душа, но в столице мои работы посчитали любительскими.
– Ладно, идите, – вздохнул профессор, протягивая то, что было моим сокровищем, а сейчас вдруг померкло.
– Это значит, я не прошла? – спросила обреченно, судорожно пытаясь придумать, как убедить дать мне шанс.
– Комиссия решит, – сухо ответил он, не поднимая глаз, таким тоном, что стало ясно: больше вопросов не потерпит.
Из аудитории я вышла, едва не плача.
– Что, завалили? – спросила одна из девчонок, которая прошла раньше и теперь ожидала результатов.
Я лишь растерянно шмыгнула носом и стала безжалостно запихивать листы в рюкзак.
– Ну, ну, – остановила мои порывы её спокойная рука. – Вот еще, из-за каких-то очкариков портить то, что через десять лет кто-нибудь купит за бешеные бабки.
– Не купит, – с протестом заявила я.
Весь мой смысл последних лет сейчас рассыпался как домик Ниф-Нифа. Я ведь мечтала стать настоящей художницей, учиться здесь, а что теперь? Возвращаться домой? И какую профессию выбрать? Боже, как стыдно! А что я маме скажу? И Денису… И Жене…
– Если бы Ван Гог и Модильяни поверили тем, кто говорил, что они бездарны, мир был бы лишен их великого искусства. Как говорится, а судьи кто? – фыркнула девушка.
– Вероятно, те, кто понимает в искусстве больше меня.
– Пусть представят свои работы, а мы оценим. И обсудим. Всё субъективно. Тебя как зовут?
– Рита.
– Меня Жанна. Слушай, они тут всех «режут», кто не ходил к ним на подготовительные экзамены, а они стоят знаешь сколько? Ты в другие вузы подавалась, надеюсь?
Я отрицательно покачала головой.
– Святая простота! Откуда ты хоть? Сразу видно, не московская хватка.
Я назвала свой город, слабо соображая, что вообще со мной происходит – таким сильным был стресс. Поэтому и то, что она произнесла следом, почти не расслышала.
– Сейчас результаты объявят, поедешь со мной. Покажу тебя тетке. Она в другом институте на худграфе преподает, посмотрит тебя, может, сможет помочь. Но не обещаю.
– Что? – я подняла голову, услышав как сквозь пелену про какую-то тетку и про «поедешь».
Повторить моя новая знакомая не успела. Из аудитории вышла еще одна девушка – с красным лицом и слезами наготове.
– Еще одна, – вздохнула Жанна. Но к ней почему-то не подошла. – Видишь, сколько вас таких.
– А тебе что сказали?
– Примут, наверное. Я им за год столько денег отдала за дополнительные занятия, что можно было бы уже за первый курс не платить.
Результаты объявили через полтора часа, моя фамилия была в списке тех, кто не прошел на бюджет, но рекомендуется на платное обучение, однако таких денег у меня, разумеется, не было, так что вариантов поступить сюда не было.
– Поехали? – спросила Жанна, вновь оказавшись за моим плечом.
До этого она уверенно провела идеальным ярко-розовым ноготком по спискам, остановившись на своей фамилии среди будущих бюджетников, и эффектно откинула за спину длинные волосы.
– Почему я? – спросила прямо, когда мы спускались по лестнице.
Таких же несчастных провинциалок сегодня было немало, но выручить она почему-то решила именно меня.
– Ты мне понравилась. Не знаю, что тут добавить. Просто прониклась к тебе. Сидела себе в сторонке, не в телефон уткнувшись, а что-то рисуя… Благородством от тебя веет, – немного насмешливо хмыкнула она.
– Прямо сейчас благородно действуешь ты, – не преминула заметить я.
– Сочтемся. Будешь помогать мне с экзаменами. Это уже не так благородно, правда? – засмеялась она.
Я предпочла не отвечать. У меня был шок от того, что мое прекрасное спланированное будущее рассыпалось на пылинки, а плана Б, увы, не было, и теперь нужно было срочно его создать.
Я по привычке двинулась в сторону метро, но Жанна меня одернула:
– Куда ты?
Я лишь взмахнула рукой, а она качнула головой в сторону автостоянки:
– Я на машине.
Машина оказалась крутой, кирпичного цвета. Я почему-то и не сомневалась.
Девушка включила кондиционер, попсовое радио, и мы поехали в неизвестном для меня направлении, по дороге попеременно рассказывая о себе. Я поначалу стеснялась: видно же, что мы из разных миров. И зачем я столичной штучке? Но потом отпустила ситуацию, решив, что хуже не будет. Даже если мои работы просто посмотрит её тетка, которая что-то понимает в искусстве, и не сможет помочь – рецензия лишней не будет.
Из коротких заметок новой знакомой я поняла, что она родилась и всю жизнь прожила здесь, в столице. Родители к творчеству отношения не имеют. Она с детства прошла по всем возможным кружкам, но по-настоящему ей нравилось только рисование, и к моменту поступления она уже несколько лет занималась с детьми индивидуальными уроками, что позволило самостоятельно оплатить подготовительные курсы для поступления.
– Ты не думай, здесь не все такие уж звери. Да, город жестокий, люди порой ему под стать, но приезжают такие вот чистые души, как ты… Незамутненные – так будет более высокохудожественно, да? – взглянула она в мою сторону с улыбкой. – И кто-то со временем черствеет, а кто-то продолжает верить в людей и нести свою миссию. Прогибаясь под систему, жить становится проще, но не всегда это дорога к счастью.
Я была с ней согласна и всё же сложно оставаться «чистой душой», когда встречаешься с людской злобой, дурными поступками, подлостью, завистью.
– А где твои работы? – спросила, чтобы отвлечься. Да и на самом деле мне было бы интересно взглянуть.
Жанна качнула головой в сторону заднего сиденья.
– Можно?
– Бери. Интересно, что скажешь.
Её работы были совсем не похожи на мои: линии резче, образы жестче, но вместе с тем в них был собственный подчерк и стиль.
– У тебя хорошо поставлена рука. И, я думаю, это то, что сейчас покупают.
– Отражает нашу реальность, правда? – хмыкнула девушка. – Но и акварельные сюжеты миру нужны. Вот, мы почти приехали. Тетку зовут Аглая Михайловна. Скажи обязательно, что ты видела её «Женщину в подсолнухах», она будет в восторге. Это одна из ее любимых работ, она ее по всем выставкам возит.
Врать не хотелось, но и возражать не посмела. Успела в лифте найти картину и взглянуть на нее одним глазком. Неплохо, так что если похвалю – не совру.
Тётка Жанны оказалась женщиной своеобразной. Наверное, так выглядят великие художники, но я бы вряд ли хотела со временем быть на нее похожей.
– Жаннет, салют, моя девочка! Здравствуйте, миледи! Вы тоже ко мне? Проходите. Коньяк? Кофе?
И когда мне вставлять про картину?
– Добрый день, – пропищала в ответ.
Жанна тем временем чмокнула тетку в щеку и, легко сбросив обувь, прошлепала босыми ногами в комнату.
– Аглая, я покажу Рите твои картины?
– Конечно, моя девочка. Вас, значит, Рита зовут? Вы подруги? – сверкнула она в меня своими темными глазами.
Я растерялась, но постаралась взять себя в руки.
– Да, мы…
– Рит, иди сюда, – спасла ситуацию Жанна.
– Кстати, я Вашу картину «Женщина в подсолнухах» видела, она чудесная, – успела всё-таки.
– О-о, спасибо! – тут же прониклась художница. – Кстати, Жаннет, ты представляешь, какой-то миллионер недавно хотел купить мою «Женщину». Предлагал баснословную сумму, я бы вторую квартиру такую купила.
– Но ты отказалась, – выдохнула Жанна, разглядывая картины.
– Конечно. Это мой талисман. С неё всё началось – все выставки, большие деньги, поклонники, – доверительно сообщила мне Аглая Михайловна. – А вот и она. Я в квартире мало что храню, в основном всё на выставках и в мастерской, тут только самые новые и самые любимые. Так, я пошла делать кофе. Или всё же коньяк?
– Можно, конечно, и коньяк, повод есть, но мы всё же кофе, – ответила за двоих Жанна.
– Какой повод? – осведомилась её тетка.
– Я поступила.
– Я в тебе не сомневалась, моя девочка, – она опять поцеловала племянницу в щеку, смешно подергав при этом за кончики волос с обеих сторон. – А вы, получается, тоже художница? – догадалась она, обратившись ко мне.
Я закусила губу. Еще вчера я бы с гордостью сказала, что да, но сегодня, после того, что услышала в свой адрес…
– Вот об этом мы и пришли поговорить. Тут у нее рисунки – очень хорошие, но комиссия их завернула. Ты сама знаешь правила. Может, к вам возьмут?
– Так сроки уже на исходе.
– На исходе, но не прошли, – заметила Жанна.
– Ну, пойдемте на кухню, будем смотреть.
