– И одного достаточно. – Кекроп возвращает сосуд.
– Здесь мы с вами разойдёмся. Через два дня я буду ждать вас у фонтана. – Лаодика серьёзна. – Предупреждаю, буду со служанкой.
– Я буду очень деликатным. Обещаю вам. Мои слова всегда подкреплены делом. – Кекроп вежливо прощается, желает подругам «обрести покровительство богинь» и покидает дев.
Едва юноша удаляется, как Филилла испуганно обращается к Лаодике:
– Не далеко ли ты зашла в ссоре с Аттидой?
– Ой, да будет тебе! Не верь ему. Наследник огромного состояния – никчёмный болтун. – Лаодика легко смеётся. – Тебя хотела я развеселить. Ты видела его. Ты слышала его похвальбу. И скоро этот самый никчёмный пустозвон станет никчёмным мужем Аттиды.
– Он разозлился на отца. – Филилла оглядывается. Кекроп скрылся из виду. – Сегодня благодаря тебе случится ужасная семейная драма.
– Вот-вот, именно случится. Случаются же весною мимолётные бури. Родитель вздует непокорное дитя. Помянет про несметное состояние. Бунт Кекропа утихнет сам собой. Какой же безумец захочет лишиться благоволения бездонного кошелька? До расторжения помолвки дело не дойдёт.
– Как можешь ты с уверенностью предполагать будущие поступки мужей, тебе совсем незнакомых?
– У меня, Филилла, два младших брата есть. Платон и Гелиокл.
– То мне известно превосходно, Лаодика.
– Вижу я, как часто наказывает отец братьев моих за сквернословье и бунты.
– Но ведь твои братья и отец отличны от Кекропа и его отца. Мы македоняне, а они эллины. Мы аристократы, они же из торговцев. Торговцы поступят по-иному, чем твой отец достойный.
– Мужи едины в поведении. Различий меж ними нет. Всегда похоже поступают при неповиновении им подчинённых. Хитрость долгую мужи не признают, боготворят насилие грубое, что бунты быстро усмиряет. А наша любезная подруга Аттида неуклюжая…
Дева замолкает, поднимает глаза к светилу.
– Полюбуйся, нет облаков. – Лаодика счастлива. – Лазурь бы драгоценную с неба собрать, да и пустить себе на украшения. Как думаешь, подойдёт мне лазурь оттенком сегодняшнего неба?
– Что с нашей Аттидой произойдёт? Только, прошу, без злословья обойдись. – Филилла взволнована, её голос дрожит.
– Я не злословлю, подруга. Я лишь насмешничаю. Аттида? Аттида заполучит своего богатого глупца слегка разочарованным.
– Только-то и всего? – недоверчиво переспрашивает Филилла у подруги.
– Он видел меня два раза. За два раза даже ветреному повесе крепко не влюбиться, – смеётся в небо дева.
– Ты же не придёшь к фонтану, как обещала Кекропу? – Филилла не разделяет радости Лаодики.
– Приду, как обещала. И ты придёшь со мной. Веселье продолжится. Выслушаем жалкие речи наказанного взрослого дитяти? Перестань дуться. Давай же разгоним скуку.
– Наверное, ты права, моя Лаодика. Ничего не изменится. Помолвки не расторгают по воле жениха.
– Так ты составишь мне компанию в развлечении невинном? К Аттиде не побежишь с новостями?
– Уже давно в твоей компании я состою, любезная подруга. Никому ничего не поведаю о замысле твоём. Аттида не узнает. Клянусь Артемидой! – Филилла принимает приглашение, разворачивает кожаный свёрток, раскрывает скорлупу грецкого ореха и съедает угощение.
– Не печалься понапрасну, подруга. Вот увидишь, скромный семейный скандал – предел нашего ловеласа. – Вновь Лаодика смеётся лёгким смехом.
Девы входят в аристократический квартал.
Полдень. Поместье Эрехтея
– Родитель, скажи мне, ну кто такой отец Аттиды? – Кекроп держит в руках серебряный канфар с вином.
– Как ты того и хотел, македонянин из первых поселенцев, – с ложа ему отвечает муж крепкий, серьёзного мрачного вида. Подозрительность, властность и требовательность накрепко въелись в глубокие морщины лица говорящего. – Магистрат столичного буле. Доходы у аристократа по нынешним временам скромные, живут небогато тем, что клер родовой им даёт. В прошлом году выдался неурожай зерна. Сплошные убытки у землепашцев. На достойную жизнь аристократу не хватает. Обещал долги оплатить, оттого македонянин счастлив безмерно с нами породниться. Что ни говори, а момент для женитьбы удачный.
– Всего лишь магистрат! Разорившийся аристократ?! Отец, да он рыбка мелкая, пёстрая, хоть и столичная. Не много нужных связей у той потускневшей семьи. Даже подряд на вывоз мусора с ними не получишь. Подарки свадебные им ты не окупишь. Больше убытков, чем доходов от родни невесты. Не ты ли учил меня мастерству рыболовства? Я же невод по твоим наставлениям погрузил глубже. Добыча моя вожделенная, рыбка из злата старинного, проживает в… – юноша играет бровями, – …семье Евкратида, македонянина, меридарха.
– Эк как ты хватил, однако! Евкратида, первого человека Туривы, главного гегемона гарнизонов, чтут за героя в сатрапиях. Влиятельный муж. Слывёт справедливым. Песни слагают в его честь. Жена Евкратида Лаодика – из рода Селевкидов. И ей я тоже слышал посвящения.
– Дочь Евкратида мне благоволит. Уж дважды я встречался с нею.
– Не дочь будет выбирать жениха, а её отец, – задумчиво тянет отец Кекропа.
– С матерью тоже знаком я. – Эрехтей удивлённо округляет глаза на замечание сына. Кекроп уточняет: – Её раб упал на меня, то был повод для искомого знакомства. Неслучайно я дочь её поджидал на главной улице.
– Да ты, я смотрю, пройдоха, сын! – Муж благодушно потирает лысину. – Охотился сразу почти за всем семейством.
– Порождение лучшее твоё, отец, – радостно отвечает отцу Кекроп.
– Честно скажу. Безнадёжна твоя задумка, сын.
– Почему же? Ведь мы очень богаты, отец.
– Евкратид – жуткий македонский сноб и потому не одобрит брак с эллином. Деньги ничего не значат для гегемона. Ему доблесть родовую надо предъявить. – Муж на ложе вытягивает ноги.
– У меня готов план на этот случай, – заговорщицки шепчет Кекроп.
– Каков твой план? – лениво вторит Эрехтей.
– Готовлю похищение девы. Выманю дочь Евкратида на прогулку за городские стены. Свяжу девицу и увезу силком сюда, в поместье. Друзья готовы мне помочь в опасном деле, – оглашает осторожно юноша. Но вспышки родительского гнева не происходит.
– Я то же самое хотел тебе предложить. Определённо, кража девицы склонит весы в нашу пользу. – Эрехтей поднимается с ложа. – Родство с могущественным Евкратидом открыло бы нам многие двери в Бактрах. Достойный приз ты выбрал!
– Дабы спасти твоё лицо, я сам пойду к сватам. Буду твёрд, отец, при расторжении помолвки. – Кекроп привычно напорист. Эрехтей молчит в раздумьях. Юноша продолжает: – Наговорю обидных слов, всё больше про себя: про неспособность ограничить личную свободу, про неготовность к браку, про неприязнь к детям, про кутежи и скачки на колесницах, про гетер-флейтисток, про дальние частые поездки по делам торговым прибыльным. Одним словом, буду вести себя отчаянно глупо, совсем как юнец желторотый. Тем многословьем отвращу семейство невесты от женитьбы. Потом придёшь ты с щедрыми дарами, и конфликт будет улажен подобающе, к чести обеих сторон.
– У магистрата был я с дядей твоим Ориеем. Невесту мы с ним не видели. Орией лишнего не разболтает. Репутация моя не пострадает. Письменного соглашения о помолвке ещё не заключено. Штраф, стало быть, нигде не прописан. Убыток от разрыва выйдет небольшой. В поруганиях многословных не переусердствуй. Обо мне не говори ни слова. Не выставляй семью нашу на посмеяние. Про дела прибыльные и вовсе промолчи. Хули себя, но в меру. Не одобряю я самоуничижение. Что толку в нём? Нет незыблемых обязательств. Ветер переменился, и нет более обязательств. Выгоду в жизни ищет каждый как может. Умён ты не по годам. Хватка деловая в тебе есть. Опередил меня. Сегодня вечером я собирался со свидетелями скрепить чернилами устный уговор. Действуй! Готовь друзей своих надёжных. Да поспеши! До возвращения Евкратида осталось несколько дней. Давеча на пирушке говорили знакомые торговцы, что повстречали меридарха с отрядом в пяти днях пути от Бактр.
Довольный собой Эрехтей чешет затылок.
– Так мне идти, отец? – радостно переспрашивает отца Кекроп.
– Ступай, наследник мой! Не знаешь, где живёт магистрат? Разузнай на агоре! А мне надо собирать отступные. Нежданно задача трудная свалилась на меня. Что же в возмещение обиды подарить семейству магистрата? Есть ли прецеденты подобных житейских дел? Щедрые дары? Скот? Зерно? Вино? Ткани из индийской травы[3 - Хлопок.]? Деньги? Нет, всё же деньги лучше. Но сколько им тех денег дать? Позови-ка ко мне эконома.
Юноша оставляет отца за сложными расчётами.
Глава 3. Таинственный гость
Лает пёс. Лает не переставая, жалобно скулит, скребёт лапами перед закрытыми воротами дома Евкратида. С противным скрипом открываются створки старинных ворот. Лай смолкает.
– Здесь наш хозяин! – Крик раба-привратника приводит полуденный дом меридарха в движение. Слышится падение металлической посуды.
– Живой? – уточняет кто-то с тревогой в голосе из кухни.
– Живой! – Раб-привратник хлопает себя по бокам, ликует, неуклюже танцует вокруг тени хозяина.
– Отец, ты вернулся! Я очень-очень рада тебя видеть. – Дочь оказывается первой из домашних, кто встречает Евкратида в открытых настежь воротах. Дева с разбега набрасывается на усталого мужа. Объятия смыкаются замком на шее, и мигом кратким позже Лаодика уже висит на шее у отца. – Поведай новости!
– Много новостей, но дай мне пыль стряхнуть с волос. – Евкратид снимает шляпу, жестом отвечает на громкое приветствие рабов, выстроившихся у алтаря.
Властного вида пожилая экономка после ответного приветствия хозяина отпускает слуг, кухарка отправляется разогревать воду для купания. Лаодика увлекает Евкратида за собой, счастливый хозяин уходит от ворот в андрон, где выслушивает от экономки долгий шёпот о расходах, поступлениях и прочих финансовых событиях, произошедших в доме. В дверь заглядывает привратник, откашливается, извиняющимся тоном сообщает:
– Хозяин, что прикажете делать с вашим гостем-варваром?
– И где же он?
– Там же, где и ваши лошади.
– Так пригласи его.
Появляется жена, а следом за ней в андрон входит варвар в островерхой шапке, штанах и куртке кочевников. Юноше лет двадцать, он вооружён луком и акинаком. От его пыльных одежд пахнет конским потом. Евкратид представляет незнакомца, стоявшего всё это время незамеченным у ворот:
– Кастор.
За представлением следует вежливое «хайре» от гостя. Женская половина, ничего не понимая, смотрит на Евкратида.
– Кастор, займи кресло по правую руку от меня.
Закончив с делами финансовыми, Евкратид отпускает экономку. Дверь затворяется, и лишь тогда Евкратид находит возможным пояснить, кто именно гостит в его доме. Из сумы меридарха появляется старинная, почерневшая от времени серебряная монета, хозяин дома молча сличает монету с профилем варвара и передаёт её жене.
– Драхма Диодота? – переспрашивает тихо дочь у матери, та кивает и возвращает монету мужу.
– Сходство профилей очевидно. И вправду причудливое совпадение! Имени отца гостя ты не назвал. Твой товарищ, он не свободный? Из рабского сословья? – Жена меняет приветливое открытое выражение лица на недоверчивое и отчуждённое. – Кастор, вы почётный гость нашего дома, я лично позабочусь о вашем ночлеге.
Хозяйка дома намеревается покинуть комнату, но Евкратид удерживает её:
– Лаодика, перед тобой племянник Диодота, нашедший спасительное убежище в Кангюе от кровожадного узурпатора власти Евтидема.
Хозяйка дома усаживается на край ложа и настороженно вопрошает:
– Опасные речи ты ведёшь, Евкратид! Сын Евтидема правит Бактрией. Перед нами таинственный гость. Не донесёт ли он на нас? Внешнее сходство обманчиво. Муж мой, есть ли у этого… племянника Диодота надёжные доказательства родства с правившей прежде династией? Известно ведь, что сатрап Евтидем убил всю семью базилевса Диодота во время мятежа.
– В Кангюе перед битвой встретил я и его отца, младшего брата Диодота, Филиппа, которого я лично знал.
Лаодика охает от удивления и прикрывает рот рукой.
– Красавец Филипп – ныне он старец седой, хромоногий – сразу же опознал меня. Хотя встреча произошла глубоко за полночь и ничто не светило, кроме луны, назвал Филипп меня по имени и прежнему званию в армии. Привечал же меня Филипп, как лучшего товарища, крепкими объятиями. – Евкратид широко улыбается варвару с эллинским именем. – Ночь ту долгую провели мы с Филиппом в беседах. Правитель Кангюя называет многочисленное семейство Филиппа «кочевыми эллинами». Эти «кочевые эллины» научили Кушана лучшему койне, что я слышал.
Гость снимает островерхую шапку, поднимается с кресла, прикладывает правую руку к груди. Юноша хоть и загорел дочерна, но не походит обличием на кочевников, скорее выглядит как ловко переодетый воин-македонянин из дальней провинциальной катойкии.
– Кастор, вы сильно рискуете, оказавшись в Бактрах. – Лаодика-старшая просит Евкратида дать снова старинную монету. В этот раз монета задерживается в её руках подольше. – Мы многим обязаны прежде правившей династии. Диодот приблизил мужа, отправил его служить в корпус пажей, в Великую Сирию, в столицу славную Антиохию, где Евкратид обрёл меня. Знала я и вашего отца Филиппа. Ваш родитель присутствовал на нашей с Евкратидом свадьбе в славной Антиохии. Прошу прощения за столь холодный приём…
– …Прекрасно понимаю вас. Я тот самый человек, которого вы менее всего ожидали увидеть в своём прекрасном огромном доме.
– Бывали в этих стенах разные люди, и чужестранные тоже, но вот воскресшие призраки у нас гостят впервые. – Хозяйка придирчиво, с ног до головы, осматривает пёстрый, в геометрических узорах, кочевой наряд племянника Диодота. Рассмотрев, не может скрыть иронии: – Облачение Кангюя вам к лицу, Кастор. Пояс с пряжкой вас стройнит. Кто на пряжке? Львица? Тигр? Нет? Так это снежный барс. Барс ваш покровитель? А раньше это был Аполлон. Вы, как я вижу, отменно переняли привычки ваших спасителей. Причёска у вас тоже варварская, с пучком волос на макушке. Не могу понять, для чего такое сложное убранство волос? Для лучшего надевания варварских головных уборов? Я угадала? В таком обличие вас не опознают за македонянина до тех пор, пока вы…
Лаодика-старшая замолкает, не закончив, резко оборачивается к дочери.
– …Не заговорю? – заканчивает за хозяйку дома гость.
– Да-да, именно, Кастор. Вас выдаст ваш чистый, без акцента, койне. – Лаодика переводит взгляд на мужа и прямо вопрошает его: – Евкратид, так это и есть тот самый жених, о котором ты говорил, перед тем как уехать на битву с усунями?
– Отец, так ты уехал биться? Тебя могли убить? Как это ужасно! – Лаодика-младшая поднимается с кресла. – Я-то наивно думала, отец с посольством отбыл в Кангюй. Почему мне никто не сказал про войну?
– Прости, что не сказала. – Мать запоздало оправдывается. – Не захотела я милый дом наполнить скорбью.
– Кастор, сын Филиппа, и есть тот самый человек, который сопроводит нашу дочь в долгом путешествии в Кангюй. Я выдал Лаодику замуж за правителя Кангюя, товарища моего Кушана.
Вновь раздаётся «ох», теперь двойной. Женщины ошеломлены новостью. Чувства переполняют младшую Лаодику, дева рушится на ложе и заливается горькими слезами. Мать не пытается утешить дочь, ибо плачет сама. Никто из мужчин не пытается хоть как-то остановить поток слёз. Едва рыдания ослабевают, говорит степенно Кастор:
– Посмотрите на меня. Я, македонянин, живу в Кангюе без притеснений. Свободу и веру никто не отнял у меня. Напротив, как видите, кочевники полностью доверяют мне и отправили меня с тайной миссией в Бактрию. Объяснение столь редкому обхождению варваров с македонянином заключено в союзе, заключённом базилевсом Диодотом Первым с кочевниками и Хорезмом против Сирии. Диодот и сын его Диодот Второй поддерживали парнов и вождя их Аршака в борьбе за независимость Парфии тем обеспечили нам, родственникам его, надёжное убежище в Кангюе.
– Кастор, не распевай так нагло свои песни! Я из Сирии, я из Селевкидов. Не забывай, кто я. – Лаодика давит в себе плач, растирает слёзы по лицу, вспоминает про дочь, поглаживает её по спине. – Против моей великой династии восстал жалкий сатрап Диодот.
– Вы же сами сказали, что вы многим обязаны нам. – Кастор твёрд в голосе. Ни оскорбления, ни слёзы женщин не произвели на юношу никакого эффекта.
– Я вышла замуж не из-за меркантильных или династических соображений. Я вышла замуж по любви. – Евкратиду достаётся взгляд, полный нежности. – Эту любовь я сохранила до этого дня. Где убыло у двух Диодотов, там прибудет у меня. Муж мой ещё не базилевс, но скоро им станет. Возникнет иная правящая династия в Бактрии.
– Что? – Младшая Лаодика забывает про скорбь. Дева поднимается с ложа, внимательно смотрит попеременно на отца и мать. – Что вы сейчас обсуждаете? Мою или свои жизни?
Трое людей одновременно поворачивают головы к заплаканной деве. Никто из них не пытается ответить на вопросы, настроение Лаодики с разочарования быстро сменяется на злость:
– Вы сговорились за моей спиной. И как давно вы решили отправить меня к варварам? Верно, сразу же, как отец вернулся из первого посольства в Кангюй?
Снова на вопрос дева не получает ответа. Трое ответчиков с каменными лицами сохраняют молчание. Лаодика насупливает брови и поворачивает голову к матери:
– В нашей семье ты главная. Это ты разжигаешь амбиции у отца. Это ты постоянно требуешь от отца успехов. Это тебе всегда мало, чего бы отец ни добился на службе. Это тебе он подарил золотой якорь[4 - Символ династии Селевкидов.]. Мало тебе мужа, взялась за меня? Теперь я это поняла, ты с самого моего рождения задумала выдать меня замуж за правителя, как не вышла сама? Навязываешь мне свои сладкие мечты? А я… я, твоя дочь – всего лишь ещё одна твоя амбиция?
