вместо ласки и нежности – пытки да кандалы,
но сдаются под власть и вельможи, и короли,
а любой, кто посмеет сказать ей наперекор,
остается раздавленной крысой под каблуком.
Он влюбился без таинств в ночи и ее волшбы,
появился, как будто всегда прежде рядом был,
и сдавалось сердечко ведьмино день за днем,
и сгорало оно впервые иным огнем.
Но недолго любить колдуньям отведено,
и зависимость встала тогда вкруг нее стеной,
не давала прогнать, не давала себя спасти,
не позволила трав, что отравят его, растить.
Он тогда получил корону, да не одну,
с силой ведьмы сумел себе отвоевать страну.
Замок, кони, борзые, двор полон ретивых слуг…
Сердце, прежде любившее искренней всех, ко злу
обернулось и стало портить его, как яд,
стал холодным горевший от страсти когда-то взгляд,
а объятья, как камень. Но с ведьмой держался тих,
и она без оглядки любила за них двоих.
Ему ведьма прощала измены, была глупа,
уходила, когда он велел ей вдруг с глаз ступать,
все приказы за просьбы ласковые любви
принимала, и все равно ей: крушить, губить —
все для нежного чувства было траве дождем.
Но однажды все изменилось прекрасным днем.
Долетел в замок слух, принесенный одним слугой,
что хозяин-король держит ведьму стальной рукой,
и она ему рада прислуживать-угождать,
у нее, мол, сильнее в нем, чем у него, нужда —
так елозит и ластится, счастливая под замком.
А любовь? Не поклялся б король ведьме в твердом уме в таком!
Просто был похитрей и сам ведьму околдовал,
взгляд его васильковый на шею хомутом стал,
и, куда б ни ушла, возвращается. Вот трофей!
И слова эти были, как град молодой траве,
и слова эти были яд, он очистил ум.
И придумала ведьма месть, да и не одну.
Что любовной истории лучше? Сказочка о зле.
Пусть затопит все царство преданной ведьмы гнев!
Не бывает у ведьмы счастье простым, земным,
счастье в ведьминой жизни с иным счастьем не равны.
И не манят с тех пор ведьм глаз чьих-то васильки,
не спешат ведьмы в эти снова попасть силки.
Знай живут на отшибе: над красной трубой дымок,
кот, другими нелюбый, раз черный, играет лежит у ног,
ворон – птица с погоста другим – им болтун-сосед.
И не знают с тех пор ведьмы зла и бед,
ни объятий железных дев, ни сапог стальных.
Не идут на войну больше ведьмы ради чужих
лживых черных сердец. А что пусто в груди своей,
это плата пустячная. Ну да и черт бы с ней!
К ведьме сунешься если, то жабой рискуешь стать —
пусть такая история ходит из уст в уста.
Говорила, что каюсь
Говорила, что каюсь, с ладоней смывая кровь,
говорила, что святость – тот храм, куда я иду.
Все, что делала, – мимо, меня не хотел мой князь,
потому что несла лишь разруху, несла ему лишь беду.
Колдовала над мертвыми, силы его гася,
ворожила над девками – бегали от него.
На пруду белой парой все плавали птицы две,
а потом мертвым лебедь нашелся у берегов,
и тогда поняла: это знак мне, что на убой
увожу что люблю. И решила с тех пор: не тронь,
моя сила, жалей, уходи, обойди его!
Только сто долгих дней меня держат в сетях погонь.
Не живется ему одному там, так он привык,
что, как кошка, ластится и трется у ног беда.
То не я его к смерти толкала рукой своей,
от крови моей собственной стала красна вода.
До зимы пара слов твоих
До зимы пара слов твоих, льющих в меня мороз.
Посмотри на серебяность страшную этих кос,
что вчера еще вниз по ключицам стекали, как черный шелк.
Побелели в тот миг, когда ты на рассвет ушел.
Когда несколько слов медяками – Иуда кто? —
раскидал по подушке не дрогнувшею рукой,
когда жар к утру льдами растекся по простыне.
Я тяну к тебе руку, ты тянешься не ко мне.
Льдистость глаз мой народ восхвалил бы, я ж жду беды:
в этом взгляде усталом прозрачности нет воды,
