Nizami Orucov "Семь моих измен"

– «Говорю, что есть. Вырос без отца, хорошо воспитанным. Стал маменькиным сыночком. У кого ты на все просил разрешение?»

– «У мамы, тети, бабушки».

– «То есть?»

– «То есть у женщин».

– «Правильно. Маленький Низами всегда просил разрешения у женщин, а когда вырос – ничего не изменилось. Это уже проблема нашего общества. Джейраны становятся мужеподобными, а Низами – женоподобными».

– «Ты сегодня не пил?»

– «Нет».

– «Интересные мысли выдаешь».

– «Это не мысль, а факт».

– «Какой факт?»

– «Говенной идеологией не только всей стране, но и тебе мозги промыли».

– «Какая еще идеология?»

– «Равенство между мужчиной и женщиной, 50-50, все должно быть взаимно, право выбора, взаимоуважение, все это пустые разговоры».

– «Не перебарщивай, все это признаки человечности»

– «Ахаха».

– «Чему смеешься?».

– «На корабле один капитан, в стране один президент, в роте один командир, Низами, один».

– «Это не корабль, не президентский аппарат и не рота. Это семья!»

– «Семья подобна кораблю, роте. Взгляни!»

– «На что?»

– «Взгляни во что превратилась твоя жизнь из-за твоей воспитанности, деликатности и интеллигентности?»

– «И во что превратилась моя жизнь?»

– «В зурна превратилась. На твоей голове орехи ломают. Ты несерьезно воспринимаешь женскую природу».

– «Какую природу?»

– «Если женщина не испугается, не принизится, не почувствует силу, то она сама испугает, принизит и завоюет доминирующее положение. Как Джейран сейчас и поступает с тобой. Как только сменится рука правления, ни взаимоуважение, ни 50-50, ни права мужчин учитываться не будут. Не забывай это. Не забывай, что самый настоящий фашизм проявляется у тех, кто кричит о демократии. Все, что кажется возвышенным в феминизме, в конечном счете выливается в жестокость, борьба против насилия превращается в насилие».

– «Ты прав».

– «Посмотри на американского режиссера. Человека обвинили за секс с моделью 20 лет назад, разрушили его жизнь и карьеру без учета права на самозащиту. Те, кто 20 лет назад ради получения роли в кино словно шлюхи раздвигали свои ноги, сейчас утверждают, что их изнасиловали, ахаха. В этом мире многое утратило свое значение. Например, возьмём движение BLM».

– «Что с ним не так?»

– «Почему говорят Black Lives Matters, а не All Lives Matters»? Или уйгуры. Почему весь мир держит траур по одному умершему французу, но никто и слова не говорит, когда умирают тысячи уйгуров. Кто решает, что жизнь одного француза важнее жизни одного уйгура? Поэтому пошли на хуй эти лживые европейские ценности. Они все преследуют подлые цели. У мужчин своя натура, у женщин своя. Когда изменяешь своей природе, изменяешь саму природу, тогда все и портится. Как и в семье».

– «Ну ладно да, я понял».

Джейран будто почувствовала, что меня здесь нет. Мой член у нее во рту, отчего она не может ничего сказать, издает звук, руками слегка шлепает мой зад. Возвращаюсь в реальность. Вытащив член, вожу им по лицу, губам, волосам Джейран, ей начинает нравиться положение подчиненного. Через 5 дней я во второй раз изменю жене. На этот раз передо мной на коленях будет стоять другая. Но это будет ни проститутка, ни кузина жены. Я изменю Джейран с мужчиной.

С самого начала встреча с Гюляр не получается. Компания, где я работаю, посылает меня в Голландию для участия в переговорах. Перед поездкой хотел записаться на прием к психологу, но затем передумал. Когда вернусь пойду. 4 апреля из Баку лечу в Будапешт, а оттуда в Амстердам.

– Нам пойдет на пользу побыть врозь.

– Что ты говоришь. Серьезно?

– Да. Может соскучимся друг по другу. Начнем ценить.

– Здесь тебя не ценят?

– Друг-друга.

– Ахаха, значит не сдаешься, да? Ни в коем случае не признавай свои ошибки. Никогда. Ни при каких условиях. Вперед, Джейран.

– Ты…

– И сразу переходи на меня. Не говори о себе, о своем «я». Продолжай в том же духе. Не останавливайся. Не дай Бог остановишь себя. А потом разведешься и будешь жить своей жизнью.

– Пфф, вот с чего это ты ни с того, ни с сего….

– Хватит. Устал, Джейран. Я устал один нести тяготы этой семьи, одному идти на уступки, одному решать проблемы, хотя все это мы должны вместе делать.

Думая, что мы не сможем нормально попрощаться после этого, я ошибался. В 5 утра подъехало такси, мама у нас, она целует меня перед выходом из дома, я целую спящую и ни о чем не ведающую дочку Наргиз. Во время пути меня будут сопровождать приятные воспоминания о дочери.

С Джейран прощаемся довольно холодно, со стороны это выглядело так, будто расстаются два человека, недавно познакомившиеся на остановке.

– Пока.

– Пока.

Выхожу из дома. Меня охватила грусть, которая охватывает каждого, кто отправляется в дальний путь. По дороге, в самолете, ничего не случится? С мамой, женой, дочерью в течении недели ничего не случится?

Выйдя из блока, подхожу к такси, открывая дверь, слышу голос позади:

– Низами!

– Айджан!

– Стой!

Смотрю на Джейран. Нет, не так. Смотрю на МОЮ Джейран! Вот моя женщина, вот моя супруга! Глаза на мокром месте, словно из-за чего-то расчувствовалась, прям как ребенок. Кажется, после долгого времени просыпается женская суть…

Бежит ко мне и бросается в мои объятия. Руками обнимает меня, голову прячет у меня на груди. Глаза закрыты. Принимаю ее всей своей душой. Обнимаю. Целую ее голову, лоб, волосы. Целую под глазами, целуя, еще крепче обнимаю. Приняв тебя всей душой, я сделал тебя своей супругой, моя Джейран. Ты моя. Но принадлежу ли я тебе, вот этого я уже не знаю. Но ты моя.

Вдыхаю самый сладкий в мире запах ее волос. Рано утром погода холодная, дышу глубоко, из-за чего кончик носа болит. Смеюсь.

– Чему смеешься?

– Твоему ребячеству.

– Я твой ребенок.

– Да, мой.

– Но твой первый ребенок я, а не Наргиз. Поэтому люби меня больше.

– Первый?

– Да, первый.

Жена, которая ревнует меня даже к дочери.

– Вредина.

– Нее, не вредина. Я твой первый ребенок. Меня ты должен любить. Только меня, меня, меня.

– Хорошо, мой сумасшедший малыш. В любом случае я люблю тебя больше всех.

– Не любишь.

– Люблю, сумасшедшая.

– Сам ты сумасшедший.

– Ладно, дядя ждет.

– Какой дядя?

– Мой дядя, что живет в Москве. Какой еще может быть дядя? Таксист.

– Пусть подождет.

– Не будем возбуждать человека в преклонном возрасте. Глядя на нас вспомнит молодость, ахаха.

Джейран все еще в моих объятиях. Поднимаю голову и смотрю на балкон. Оттуда мама на нас смотрит и улыбается. Кажется, она тоже расчувствовалась. Губы шевелятся. Наверное, опять для меня, а возможно для нас, читает молитву.

– Котеночек.

– Айджан.

– Я должен идти.

– Хорошо. Я уже скучаю по тебе.

– Я тоже.

– Не ври. Ты просто повторяешь за мной.

– Ахаха, нет. Сумасшедшая.

Вынужден отцепить Джейран от себя. Иначе опоздаю на самолет. Получаю глубокий поцелуй. Поцелуй получился долгий, потому что хочу вобрать внутрь свою жену. Природа наградила губы Джейран самым любимым запахом клубники.

Лицо влажное из-за слез. Руками вытираю глаза. Не поднимает голову, не смотрит мне в глаза. Интересно, какие чувства испытывает моя сумасшедшая?

– Ну что, не попрощаешься?

Сказав это, смеюсь. Потому что порой манера разговора жены напоминает не ханум, а уличного пацана. «Ну давай, ну пока, ну иди».

– Сам же сказал. Ну, пока.

– Пока.

Опять смеюсь. Она мой малыш. Ребенок, который не хочет подрасти.

– Холодно. Иди домой.

– Хорошо.

Хоть слово «хорошо» и является нормальным, но вспоминаю, что она никогда не говорила «как скажешь, так и сделаю». Как будто у нее был комплекс подчинения, послушания мне.

Сев в такси, еду в аэропорт. По дороге анализирую поведение Джейран во время проводов. Обычно она ведет себя как актер или боец на ринге. Хоть я, по большей части, и связывал это с послеродовой депрессией, но на самом деле мы сами себя обманывали. Доминирование было натурой Джейран, поэтому по пути искал ответы на вопросы. Что растрогало Джейран? Что я должен сделать, чтоб Джейран всегда вела себя так, как ханум? Слушалась меня.

– «Путешествовать в Голландию».

– «Ахаха. В месяц один раз, в качестве терапии».

Хоть я искал ответы на вопросы и казался заинтересованным в этом, на самом деле в глубине души что-то изменилось по отношению к жене и семье. Кажется, я начинаю меняться. Но не мог понять и дать определение тому, что именно поменялось. Что бы это ни было, это начинало пугать и меня самого. Это делало меня сильным. Возможно, эта сила и пугала меня. Не знаю, я должен определить, что это.

Доезжаем до аэропорта. Получив плату за проезд, таксист вдруг говорит:

– Кажется ваша жена очень любит вас.

– Что?

– Жена, говорю, очень любит вас. Цени ее, сынок.

Да, один только я, только Низами должен что-то делать, ценить! Другие могут и не делать этого.