Анджан внимательно рассматривал открывшего дверь человека.
– Александр Васильевич?! – в свою очередь выказал удивление Пётр. – Вы?!
Пред вновь прибывшими действительно стоял Александр Васильевич Зубарев, только значительно забуревший, потерявший былую молодость и офицерскую выправку.
– Проходите, пожалуйста, уважаемые дамы и господа, – засуетился Зубарев, широко распахивая дверь.
– А где Фёдор Фёдорович и Ревекка Моисеевна? – поинтересовался Пётр, когда все уселись за длинным офисным столом?
– На митинге П.О.У.М.*, – ответил Александр Васильевич и добавил, – на площади Тетуан.
– На митинге чего? – переспросил Анджан.
– На митинге Коммунистической партии П.О.У.М., – пояснил Зубарев, – Ревекка Моисеевна выступает сегодня на митинге.
– Во как? – изумился Пётр, – А она что, большой партийный бос?
– Да, – подтвердил Александр Васильевич. – Она одна из руководителей какого-то Женского секретариата.
– А Фёдор Фёдорович где? – полюбопытствовал Анджан.
– Там же, на митинге, – пожав плечами, пояснил Зубарев, – Он всегда сопровождает госпожу Козыреву на подобные мероприятия.
– Телохранитель, что ли? – ехидно заметил Пётр.
– Что-то вроде того, – согласился Александр Васильевич.
– Позвольте полюбопытствовать, Александр Васильевич, – всё также ехидно осведомился Анджан, – А компания «Каталонская фармацевтическая лаборатория» ещё здравствует?
– Да, конечно, – заверил Зубарев. – И ещё как! Наша фармацевтическая фабрика занимает целый этот квартал!
– А кто командует компанией? – продолжил расспросы Пётр.
– Президентом является Фёдор Фёдорович, директором фабрики является ваш покорный слуга, а коммерческим директором – мой сын Михаил, если вы его помните.
– Мишеньку? Конечно помню, – уверил Анджан, – А что с питомником в горе Монсеррат?
– Прекрасно функционирует под присмотром Владимира Владимировича Ноздрёва! – воскликнул Зубарев. – Вы, наверное, с ним не знакомы. Он родом из одной из прибалтийской республики, то ли из Литвы, то ли из Латвии (никак не могу их запомнить). Он родом из родного города (запамятовал его название) Фёдора Фёдоровича и прибыл в Испанию по личному приглашению господина Козырева.
Пётр ещё битый час пытал расспросами директора фабрики. На робкий вопрос о том, где Пётр Антонович и Роберт Карлович пропадали семнадцать лет, Анджан ответил, что жили в СССР и не имели возможности приезжать в Испанию. Господин Зубарев из местных газет и русской периодики, получаемой из Франции, имел полную, по его мнению, информацию о жизни в Советской России. Поэтому ответ Петра его особо не удивил. Часовая стрелка настенных часов в офисе приближалась к семи часам, поэтому рабочее время в цехе уже закончилось и осмотреть его без разрешения Фёдора Козырева не имелось никакой возможности.
Путешественники по тоннелям толком не завтракали с самого утра и в ожидании президента компании решили навестить ресторанчик напротив офиса, в котором всегда обедали и ужинали раньше.
Внутри заведения посетителей ждал настоящий шок. Никто, как обычно, не бросился к ним навстречу при звуке прозвеневшего сигнального колокольчика и клиентам заведения пришлось самим искать свободное место и терпеливо поджидать официанта. Освободившийся мосо* не торопясь подошёл к их столику, без подобострастия и с достоинством записного идальго вежливо поинтересовался:
– Чем могу быть полезен, товарищи?
– Нам бы пообедать, милейший, – ответил за всех Пётр, – будьте добры меню!
– У нас сегодня стандартный ужин из двух блюд: суп гаспачо и тушеная свинина с овощами.
– Хорошо, уважаемый, – Пётр дал указание официанту, предварительно заручившись согласия друзей. – И будьте любезны, бутылку сухого красного вина.
Пока официант сервировал стол, ресторанчик заполнили под завязку. Посетители разнообразием одежды не блистали и различались только цветом комбинезона или одеяниями, отдалённо напоминающими униформу. Позже Пётр узнал о новом тренде барселонцев: от простого слесаря до инженера одеваться в рабочий комбез и рассекать в таком одеянии с утра до вечера.
Новый разрыв шаблона ожидал друзей в момент оплаты счёта: официант наотрез отказался от чаевых и назвал их «буржуазным пережитком» и что чаевые запрещены законом.
Выйдя из ресторана и взглянув на двери офиса, Анджан увидел великана в ставшим привычным комбинезоне и невысокой женщины в чёрном берете и с алым пионерским галстуком на шее. Мужчина забарабанил своими огромными кулачищами в дверь, а женщина в это время обернулась, словно почувствовав на себе чужой взгляд.
Она вначале, близоруко сощурив взгляд, внимательно взглянула на противоположную сторону улицы. Увидела четвёрку друзей на улице напротив и на секунду зависла. Через несколько секунд её глаза в изумлении превратились в два чайных блюдца. Она воскликнула и прикрыла ладонь рукой. С криком: «Федя!», лихорадочно задёргала руку спутника за объёмный рукав, указывая на кабачок. Гигант удивлённо посмотрел на спутницу, развернулся и посмотрел в ту сторону, в которую указывала рука женщины.
Фёдор так же застыл на мгновение в глубоком ступоре, взревел бешеным медведем, перепугав прохожих и голубей, и бросился на другую сторону улицы.
– Петя! Петруха! – продолжал реветь великан, сжимая Петра в тисках своих объятий. – Ты?! Как?! Ты где всё это время был?
Ревекка так же не удержалась, подбежала к Ольге с Мартой и принялась обнимать их и целовать, приговаривая:
– Девочки! Вы?! Неужели!
Когда страсти более-менее улеглись, все с шумом и смехом ввалились в офис через распахнутую Зубаревым дверь.
В Барселоне ещё не чувствовалось нехватки продовольствия, поэтому в кабинете Фёдора нашлись и испанский бренди, и хамон, и несколько сортов местной колбасы. Возвращение блудных сыновей и дочерей праздновали допоздна. Вначале в офисе.
*Мосо – название официанта в испанских ресторанах
Затем, когда девушки, проснувшиеся в девять утра по сиамскому времени, перенесшие стресс неудавшегося путешествия в XXI век и переноса на семнадцать лет вперёд, стали засыпать прямо за столом для заседаний. Они перебрались в шестикомнатную квартиру Фёдора на шестом этаже того же здания. Женщины улеглись спать, а мужики говорили и пили, пили и говорили до самого утра. Разбрелись они по спальням лишь когда первые солнечные лучи осветили небо на востоке.
Путешественники во времени спали до полудня. Первое, что сделал Пётр, проснувшись, то осуществил попытку отыскать Тоннели Времени через Всепланетную Инфосферу. Следов Каналов не обнаружилось.
После завтрака, приготовленного Ревеккой, Пётр засел за ноутбук, чтобы выудить всю информацию об Испании периода Гражданской войны. Он примерно помнил, что произошло в его мире, но не в подробностях, и тем более не в Барселоне.
Перспектива попасть в жесткий переплёт разборок испанцев между собой, да ещё и с печальным концом для республиканцев, не устраивала Анджана абсолютно. Во время попойки Фиалка ознакомила друзей со всеми постановлениями нового революционного правительства Барселоны. В городе грядёт массовая национализация частных предприятий, но их совместного бизнесу ничего не угрожает. Компания «Каталонская фармацевтическая лаборатория» в план национализации не включена.
Позавтракав, Роберт и Пётр направились на экскурсию в цеха фабрики в сопровождении Зубарева. Несмотря на всеобщую революционную эйфорию, царящую в Барселоне, ни один работник, нанятый из числа лиц славянской национальности, не покинул производство. Как ни старалась пламенная революционерка Ревекка Фиалка втянуть рабочих и служащих компании в революционную борьбу, эмигрантская сущность наёмного персонала отнеслась прохладно к революционно-патриотическим воззваниям жены Президента компании. Единственное на что они подписались, так это стать номинально-пассивными членами партии коммунистической партии с аббревиатурой П.О.У.М. Подавляющее большинство персонала являлись выходцами из развалившейся Российской Империи и прелести революций познали сполна.
Если Фиалка – агитатор особых успехов на фабрике не добилась, то в Фёдоре открылся талант руководителя и предпринимателя. Из небольшого цеха, предприятие выросло в огромную фармацевтическую фабрику, занимающую целый квартал и выпускала не только пенициллин и стрептоцид, но и ряд других антибиотиков и антисептиков. Фабрика и несколько пещерных питомников плесени работали как единый часовой механизм. Среди покупателей продукции числились не только испанские фирмы, но и целый ряд европейских компаний.
После начала фашистского мятежа, начались боевые действия пока ещё локальные, но грозящие перерасти в полномасштабные военные столкновения между республиканцами и путчистами.
Сейчас республиканское правительство запретило экспорт медикаментов и продуктов питания и готовило заключение госзаказа от Министерства здравоохранения на постоянные поставки продукции компании. Если контракт будет подписан, то все работники фирмы окажутся защищёнными «бронью» от возможной мобилизации. Но уже получены документы, освобождавшие от обобществления два пятиэтажных жилых здания рядом с фабрикой. Эти дома Фёдор выкупил у бывших владельцев и заселил рабочими и служащими компании за символическую квартплату, оплату коммуналки и местных налогов на недвижимость. Весь квартал, занятый фабрикой и жилыми помещениями, являлся этаким островком социализма, созданным Фёдором Козыревым ещё в начале тридцатых годов. На предприятии работала рабочая столовая, функционировал сад-ясли и начальная школа. Имелся свой фабричный клуб, любительская театральная труппа и десяток клубов по интересам.
После обеда Пётр нанёс визит к некогда хорошо прикормленному чиновнику Министерства внутренних дел, всё ещё трудившегося на привычном месте. В кабинете полицейского он оставил двадцать золотых королевских монет достоинством в двадцать пять песет за замену четырёх паспортов, просроченных на семь лет: его, Роберта, Ольги и Марты. Цену чиновник задрал несусветную, но делать было нечего: город кишел патрулями и передвигаться по Барселоне с фактически недействительными паспортами чревато арестом и возможным расстрелом. 19 июля националисты подняли мятеж в Барселоне, который потерпел неудачу и был подавлен в тот же день. Поэтому отлов контрреволюционеров и чистки продолжались.
Получив требуемую сумму, столоначальник тут же собственноручно заполнил четыре бланка паспортов и выдал их Петру. При этом чиновник поставил дату выдачи разными месяцами и днями 1936 года. Он же вызвал поочерёдно подчинённых ему клерков, которые поставили необходимые штампы и печати в документах.
Теперь Анджан и его друзья могли беспрепятственно передвигаться по территории Испанской Республики, не опасаясь придирок народной милиции и жандармерии, называемой в Испании «Гражданская Гвардия».
