Виктория Вадимовна Горнина "Троя. История первая"

Атлант упал на колени, еще ниже склонился вперед – от этого движения земля зашаталась под ногами богов, небо замельтешило и едва не рухнуло навзничь – теперь достаточно было протянуть руку, чтобы достать его.

– Вытяни руки, дорогая.

Гера повиновалась. Браслеты защелкнулись подобно наручникам – заговорщицу моментально приковали к небу – она и опомниться не успела. В следующее мгновенье на всю округу прогремело:

– Поднимайся.

Атлант резко рванулся, выпрямил спину, сделав отчаянное усилие, поднялся сначала на одну ногу, отчего свод сильно накренился вправо, затем выпрямил вторую, и небо оказалось на прежней высоте, а высоко в нем, вереща от ужаса и боли болталась Гера, прикованная за запястья.

Тяжелые наковальни тянули ее вниз, растягивая тело. Казалось, что ноги вот-вот оторвутся и руки оторвутся тоже, она звала на помощь, но с земли не доносилось ни звука. Все испуганно смотрели вверх и молчали. До нее донеслось только:

– Вот так будет с каждым. Запомните хорошенько.

После этого все в подавленном настроении покинули место казни, попрятались по своим дворцам, где, наконец, дали волю чувствам. Но никто не рискнул открыто выступить в защиту Геры, хотя все без исключения жалели ее. Последним удалился Зевс в сопровождении Гефеста, преданно заглядывавшего своему властителю в глаза.

– Пусть повисит с недельку. А там посмотрим. – хладнокровно изрек Зевс.

– Как прикажете. А как же с теми? Их как наказывать будем? – Гефест готов был расшибиться в лепешку, только бы угодить своему господину.

Зевс наморщил лоб, помолчал, словно обдумывая что-то.

– Есть у меня одна идея. Эти изнеженные бездельники хотели быть господами, верно? Так пусть побудут рабами, на своей шкуре испытают, что это такое. Глядишь, успокоятся.

И следующим утром Аполлон с Посейдоном были отправлены на исправительные работы в Трою, в качестве простых рабов или поденщиков – на усмотрение царя Лаомедонта.

5. Что построено богами…

– Клади ровнее. Хоть бы шнурку натянул.

– Вот и натяни. Все одно бездельничаешь.

Посейдон отер пот со лба грубой рукавицей, посмотрел вниз на товарища по несчастью – еще бы! – такой жаркий выдался денек, до родного моря рукой подать, а они тут мучаются вдвоем.

С пяти метровой высоты Аполлон, и правда, выглядел маленьким и каким-то жалким – без тонких шелковых одежд, в одной лишь замызганной набедренной повязке; волосы схвачены в хвостик – приколоты прищепкой на затылке, загорелый, как простой крестьянин, вот он – сидит себе на носилках, в руках лопата вместо лиры – хорош, нечего сказать.

Да ты и сам не лучше. Весь в ссадинах, руки известь разъела, на голове какая-то немыслимая косынка – кто увидит – испугается.

– Подавай раствор. А то критиковать все умеют. А как работать – никого не сыщешь.

– Ладно, ладно, не ворчи.

Лебедка протяжно заскрипела. Помятое ведро, пару раз стукнувшись о шаткие подмости, взлетело вверх – Посейдон вывалил известь в корыто, плеснул водички, размешал и тоскливым взглядом уставился на грубо обтесанные каменные блоки, сваленные внизу.

– Поднимай. Только не спеши.

Не смотря на жалостные вздохи, работа явно ладилась – к полудню свеже выложенный ряд красовался по всей длине северного участка стены, увеличивая ее высоту на полметра.

– Метров семь-восемь – я думаю, хватит.

– Да больше и не надо. Куда им? – отозвался Посейдон. – Эй, смотри, Эак машет.

На западной стене развевался белый флаг. Это был условный сигнал к перерыву. Посейдон мигом слетел по лестницам вниз.

– Идем обедать. Только инструмент прибери, а то охотников много – на всех не напасешься.

Спрятав мастерки и лопаты, новоявленные зодчие отправились к западной стене города, а вернее сказать, к будущей западной стене, потому, как на данном этапе строительства ее пока что мог перескочить любой мало-мальски уважающий себя мальчишка, что они и делали, сбившись в стайки, весело, по детски издеваясь над Эаком, который в одиночку возводил эту часть стены.

Эак, в отличие от божественной парочки, был простым смертным, хотя и царем Эгины.

Он наивно вызвался помочь наказанным богам, но никак не ожидал такого поворота – Эак надеялся всего-то подавать тем раствор и камни. Постройка же участка стены в одиночку явилось полной неожиданностью для незадачливого подмастерья.

Однако отступать было поздно, да и стыдно – Эак, кряхтя и потихоньку ругаясь, взялся за работу. А что ему оставалось? Он выбирал камни поменьше, выпросил себе помощника, что готовил раствор; как мог, экономил на ширине стены, и все равно не поспевал за своими друзьями. Те снисходительно успокаивали его – делай, как умеешь, что ты, в самом деле? И, все же, нужно отдать им должное, они искренне заботились об Эаке. Чтобы дать человеку больше времени для отдыха, эта парочка богов, когда их спросили куда лучше приносить еду, решила всегда обедать на западной стороне – им то лишний раз прогуляться вокруг холма Ата одно удовольствие, а Эак сможет отдохнуть. Этот путь занимал около получаса.

– Не понимаю я этих людей. Выберут самое неподходящее место и давай города возводить. – печально произнес Аполлон. Они шли вдоль недостроенных стен по залитой солнцем равнине.

– Почему неподходящее? – искренне удивился Посейдон. – Очень даже хорошее место. Долина – загляденье, да и только, и холм, и море рядом. Что еще нужно? На тебя прям не угодишь.

– Ты прав – красота кругом, и климат подходящий, только вот…

– Что только? Да ты сам посуди – климат, красота – это одно, но есть и более важные вещи – здесь единственный проход из Эгейского в Мраморное и Черное моря. Единственный – как ты не понимаешь. Вся торговля Востока с Западом будет проходить под контролем этого города. – Посейдон увлекся, и теперь шел размахивая руками – Я уже вижу корабли, полные товаров – все, что душе угодно – золото, серебро, корабельный лес, рыба свежая, вяленая – какая хочешь, лен, пенька, растительное масло, китайский нефрит, киноварь – ты только представь себе. Сиди и дань собирай. Нет, здорово придумано.

– Что ты разошелся, точно торговка на рынке? Золото, рыба, пенька… Неужели ты не понимаешь?

– Чего не понимаю? – осекся Посейдон – Очень даже я все понимаю. Здешние жители станут самыми богатыми людьми на свете, если, конечно, правильно поведут дело.

– Они и так далеко не бедные и торгуют вовсю всеми теми прелестями, что ты так вдохновенно только что перечислил. Но именно в этом-то, как ни странно, кроется разгадка всех будущих несчастий. Думаешь, до сих пор никто не хотел здесь обосноваться? Хотели, и не раз. Я давно занимаюсь тем, что предупреждаю всех желающих – хотите спокойно жить – не селитесь здесь. – Аполлон сделал паузу, мельком взглянул на притихшего собеседника, и добавил, глядя в сторону города – Несчастья и беды станут преследовать жителей, и ничто и никто не спасет их.

– Неужели все так серьезно? Кто бы мог подумать. Почему же люди тебя не послушались?

– Раньше слушались, больше, должно быть, боялись богов, а теперь… теперь своими же руками готовят себе неисчислимые бедствия.

– Ты слишком мрачен, Аполлон. Чем же плохо быть богатым?

– А ты представь, сколько завистников вокруг. Сколько еще племен и народов захотят прибрать к рукам столь выгодное дело? А эти – он кивнул в сторону города – они, конечно, станут защищаться.

– Понятное дело. Кто добровольно отдаст свои богатства? Значит, быть войне.

– И не одной. Много крови прольется на эту цветущую равнину, много народу погибнет –теперь понимаешь, почему я пытался отговорить людей от этой затеи – жить здесь. Пусть бы берег оставался пустынным, а корабли шли свободно через узкий пролив, и никто не предъявлял бы сомнительные права на часть их товаров за право прохода. Пусть он будет для всех свободным, этот пролив – что в том плохого?

– Да ты мечтатель. Так не бывает, поверь мне. Кто-нибудь, рано или поздно, да ослушался бы тебя. Не эти, так другие. Слишком заманчивые перспективы открываются здесь, и даже угроза войны никого из этих людей не смутит, к тому же я слышал, у них есть какая-то реликвия, что упала с неба. Они искренне верят – пока она находится в храме – с городом ничего не случится.

– Знаю, слышал уже. Это Афина вечно разбрасывает свои вещи где попало. До чего взбалмошная девица. Реликвия… Это дело такое – в один прекрасный день она, конечно, вспомнит о пропаже и может забрать обратно свой Палладий. Или его выкрадет какой-нибудь ловкий лазутчик. Завернет в тряпье и вынесет, как простое бревно. Вот и вся реликвия. Что люди тогда станут делать? На что надеяться?

– Для того-то мы и возводим эту стену, Аполлон. Еще ни у одного города не было столь надежных укреплений. А что построено богами – то человек да не разрушит. Так что они могут чувствовать себя в полной безопасности.

– … и безнаказанности.

– О чем ты?

– Вот представь себе – как только они поймут, что эти стены неприступны, что ни один враг не сможет одолеть или разрушить их, кем они себя возомнят? И что будут творить?

– Ну, если кто из них совершит преступление – его осудят.

– Это верно в отношении своих же сограждан, а как быть с чужаками? Каким-нибудь путешественником или заморским купцом?

– Выходит, эти жители так возгордятся, так зазнаются, так задерут свои носы, что других людей и за людей-то считать перестанут. Тогда с ними никакого сладу не будет.

– Вот именно. А потом и на богов перестанут внимания обращать.

– Так зачем же мы строим эту стену? Давай, пока не поздно, уберемся отсюда.

– Нельзя. Ты не хуже меня это знаешь.

– Так что же делать?

– Вот теперь ты понимаешь, почему я отправил Эака одного возводить западную стену? Он же человек, а что один человек построил…

– Другой всегда сломать может. Здорово придумано.

– А ты все переживал, как он там, бедненький, надорвется или камнем его придавит.

– Ну я же не знал. Пусть строит один, раз так нужно. Он неплохо справляется.

За разговором быстро пролетело время, сокращая путь, друзьям оставалось каких-нибудь несколько шагов до того места, где мальчик-раб раскладывал незамысловатую снедь прямо на траве.

Эак ждал их. Худощавый, жилистый, в небрежно перехваченной набедренной повязке, он выглядел много моложе своих тридцати шести лет, выгоревшая на солнце копна длинных волос в сочетании с голубыми глазами подчеркивали шоколадный загар – если бы не капли засохшего раствора, прилипшие к телу, Эак вполне мог сойти за довольного жизнью дикаря. Он поднялся навстречу своим друзьям, добродушная улыбка оживила лицо, слова приветствия прозвучали одновременно.

– Ну, как ты тут?

– Да ничего, помаленьку – отозвался Эак.

Посейдон ласково похлопал его по плечу, мельком взглянул на извилистую неровную кладку.

– Ничего, ничего. У тебя получается. Глядишь, под конец станешь заправским каменщиком.

– Ага – отозвался Аполлон. – А его потомки примутся штурмовать эту стену и в конце концов ее разрушат.

– Что ты говоришь? Не может этого быть.

– Может, еще как может.

Аполлон тем временем брезгливо рассматривал свой будущий обед.

Мальчишка деловито вылавливал из дурно пахнущего котла дымящиеся куски, абсолютно не обращая внимания на красавца-раба с недовольной физиономией. Потрескавшиеся глиняные тарелки опустились в траву, составляя пару убогим чашкам. Кособокий кувшин глухо стукнулся о землю, последним к импровизированному столу присоединилось выщербленное по краю блюдо с ломтями пресного хлеба. Мальчик вытер об себя руки, шмыгнул носом, и наконец-то поднял глаза:

– Все. Ешьте на здоровье.

– Да ты что, издеваешься над нами, сопляк? – Аполлон поднял тарелку.

Развалившаяся рыбешка топорщила острый хребет, серое месиво свешивалось жалкими ошметками с тощих тушек, в подливке радужно блестела чешуя.

Друзья как по команде вытянули носы.

– Опять ставрида. – разочарованно протянул Эак.

– Ну сколько можно тухлой рыбой нас кормить? Нет бы, кусочек тунца. – отозвался Посейдон.

– … или крылышко фазана. – Аполлон любил помечтать. – А еще лучше – молоденького барашка на вертеле…

– А вино. Нет, вы посмотрите – разве это вино? Чистый уксус. Где этот паршивец Лаомедонт берет такое мерзкое вино?

– Что вы привередничаете? – поток разглагольствований был бесцеремонно прерван мальчишкой, равнодушно наблюдавшим эту сцену – Не хотите – не ешьте – подумаешь, не велика важность.

Друзья смолкли и оторопело уставились на этого нахального мальчишку, спокойно продолжавшего рассуждать.

– Все едят – никто не жалуется. Одни вы недовольные.

– Да разве это можно есть? – поинтересовались боги.

– А почему нет? Вам еще повезло. Другим рабам так вообще помои достаются. А вас, как строителей, лучше кормят.

– Да уж. Это, по-твоему, лучше?

– Конечно. Другие рабы и этого не видят.

– Что ты заладил – рабы, рабы. Вот я тебе покажу сейчас, кто мы, век будешь помнить. – Посейдон сжал кулаки, лицо исказилось в злобной гримасе – еще мгновенье, и мальчику пришлось бы туго.

Но тут вмешался Аполлон.

– Не бросайся на ребенка. Он-то тут причем. Парень подневольный – что ему сказали, то и делает.

Он дружески обнял мальчика, погладил растрепанные волосы и, глядя прямо в лукавые серые глаза, самым что ни на есть серьезным тоном произнес:

– Мы не рабы. Мы боги, слышишь, дурья твоя башка – боги мы.

– Ага, боги. Как же. – усмехнулся мальчик. – Ну и шутник, ты дядя. За кого ты меня принимаешь? Вы на себя-то когда последний раз смотрели? – он громко рассмеялся, грязным пальцем указывая поочередно на каждого из перепачканных строителей. – Боги они. Особенно вот этот – в драной косынке. Вы ни то что богов, людей-то не очень напоминаете. Рабы, как есть рабы.

– А ну геть отсюда, маленький разбойник. Варварское отродье. Уноси ноги, пока цел.

Посейдон взревел на всю округу так, что будущая западная стена содрогнулась. Несколько только что положенных камней свалились на землю.

Перепуганный мальчишка вскочил на повозку, едва не опрокинув котел, и теперь стегал ослика что есть сил.

– А ведь он прав – глядя в след удалявшейся тележке, произнес Аполлон – У нас и в самом деле жалкий вид.