Эмиль Резник "Мой дорогой друг"

Мой дорогой друг
Эмиль Резник

Регина Володина

Что делать, если тебя предал самый близкий человек, да не когда нибудь, а в канун Нового года? Умчаться вдаль, напиться, послать всех к чертям? А может, просто позвонить давнему другу? И если один разговор может изменить жизнь, то когда же ещё, если не в новогоднюю ночь? Они оба не знали этого, но чудеса случаются с каждым, стоит только поверить…

Эмиль Резник, Регина Володина

Мой дорогой друг

Пролог

Ты будешь в белом платье…

Она была его проблемой с сердцем

Странные танцы

Солнечный чародей

Видели ночь

Что день грядущий…

На бойком месте

VivalaCuba!

Пролог

« Мы пахли ромом, мы ныряли в горячую зимнюю ночь.

Мы пахли ромом, любили друг-друга, я спала у тебя на плече.»

Диана Арбенина «Куба»

В лобовое стекло летели хлопья снега, с которыми почти не справлялись дворники. Ужасная видимость, ужасная дорога, безумная езда на огромной скорости. Чудо, что никто не попытался остановить ее. Видимо, тридцать первого декабря никому не было дела до одинокой женщины на белой «Волво», даже если за рулём сама Маргарита Сергеевна Калиновская – известная телеведущая. Быстрее, еще быстрее, хотелось скорости. Ну и пусть, что так она просто убегает от себя. Чудом никого не сбила, чудом не влетела в какую-нибудь фуру или в машины торопящихся домой водителей. Домой… Скоро новый год, а она неслась прочь из дома, прочь из города, прочь от изменщика мужа, которого застала в объятиях смазливой рыжей бухгалтерши с его же работы. Как он ее целовал… Марго не помнила, когда он в последний раз так целовался с ней. Так самоотверженно, с неподдельной страстью. Слухи о том, что муженек погуливает, давно доходили до нее, но верить не хотелось. Все же двадцать лет брака, все же добрый, милый, спокойный, очень умный, да что греха таить весьма хорош собой и неплох в постели. И пусть он зарабатывал в разы меньше ее и жил в ее квартире, пусть, именно она оплатила загородный дом для его мамы, о котором та давно мечтала. Зато любовь, зато образцовая семья. А, черт! Эта образцовость существовала только в ее голове. Голове золотой медалистки журфака МГУ, привыкшей во всем быть лучшей. А что теперь то? А всё теперь вдребезги…

И вот она летит по заснеженной дороге, удаляясь от праздничной столицы, сама не зная куда. Мелькнула табличка «Грибаново». Что? Совершенно незнакомые места. Резкий поворот, не вписалась, не справилась. «Аааа, мамочка!» Удар. К счастью, не перевернулась, к счастью, не сломала шею. Мягкий сугроб сыграл свою роль. Шел снег, мотор заглох. Никто, никто никогда не найдет белую машину в белом снегу новогодней ночью. Она тут замерзнет насмерть в своем шелковом платье и модной короткой шубке. Никому, никому нет до нее дела. Марго заревела, размазывая тушь по лицу, а потом достала из бардачка бутылку рома. Подарили на деловой встрече. Она вспомнила фильм с Рене Зеьвегер, который смотрела когда-то давно. Та согревалась, напившись виски, а чтобы ее нашли вывесила над машиной красный бюстгалтер. Как назло, ее белье было бежевым и прозрачным. И здесь не повезло. Она пила быстро, обжигая горло, даже не понимая, что все больше и больше пьянеет. Остановилась, лишь когда осталась треть бутылки. Как и сумела? Никогда не любила ром.

Героиню Рене Зельвегер спас симпатичный коллега, глава профсоюза на заводе, которым она руководила. Естественно дело кончилось романом, на то она и мелодрама. А вот ее не спасет никто… Потому что сегодня ночью все будут с семьями, а Маргарита, или Гоша, как её звали друзья, нахер никому не нужна. А черт. Какая бесславная кончина. Заголовок «Маргарита Калиновская напилась и замерзла в собственной машине в новогоднюю ночь». Она захихикала, потом засмеялась в голос. Потом допила ром. А и ладно, хотелось еще. Замерзать, так хоть весело. Кстати, о коллегах. Она достала телефон, который пищал от нехватки заряда, и дрожащими пальцами ввела номер Яна, ее партнера по бизнесу. А что ему сказать то, а? Замерзаю, спасай? А неважно, сообразит на ходу.

Зазвенел смартфон, и Ян Сергиевич взял трубку, из которой раздался голос Маргариты Калиновской:

– Итак, а ты знаешь, что все мужики – козлы? Вот ты тоже поди с девками по углам обнимаешься? Да?

Маргарита была пьяна. Голос её звучал так, что на мгновение, Яну почудилось что от смартфона несёт перегаром.

– Взаимно. Я тоже рад тебя слышать! – ответил он, – Что-то случилось, чем помочь?

– А я тебя не рада. И я не знаю, где я.

– Старый друг вроде детской травмы. На всю жизнь.

– Не такой ты и старый. А ты не знаешь, где возле Кривцово купить ром?

– Так, – накидывая на плечи "Аляску" и просовывая лапы в сапоги, – Жди меня и я вернусь. Только уточни, ты там на выезде или на повороте, за Грибаново?

– Ооо. Не забудь ананасовый сок, а то пить хочется. Ык! Хгрибаново? Вроде проехала…

– Ясно. Никуда не уходи, домчу скоро, – закрыл дверь, спускаясь в лифте нашёл телефон эвакуатора, а прогревая движок неказистой но ходкой "Витары" отыскал номер врача. На всякий случай.

Ян Сергиевич был одним из двух директоров медиахолдинга «Колесо», и одним из его родителей. Придя в сферу телевидения и медиа почти со студенческой скамьи, рука об руку с Маргаритой Калиновской. Шутки ради, их часто называли отцом и матерью компании, или даже королевской четой, что было в корне неверным. Ян и Марго были друзьями не разлей вода, что было залогом того, что компания выросла из каморки в цоколе до солидного, регионального портала. Сергиевич занимался тем, что решал текущие вопросы, и взаимодействовал с органами власти. Ему было проще говорить с ними на одном языке, поскольку Ян родился в семье, где оба родителя носили погоны и детство провёл в военном городке. На последнем курсе его занесло на госслужбу, где он проработал два года, как раз до того, как грянула очередная реорганизация-реструктуризация. Как и всем сотрудникам, ему предложили альтернативу – либо деньги, либо должность в преобразованной конторе, правда сильно ниже и гораздо унылее. В целом, за пару лет Ян вполне насмотрелся на то, что из себя представляет государственная служба, и вполне осознал, что карьеру в ней он никогда не сделает. Поэтому, выбрав сокращение, он оказался на распутье. В этом был свой промысел судьбы, поскольку Маргарита позвонила Яну как раз в тот момент, когда Ян прощался с конторой, которой отдал два года своей жизни..

Удивительно, но за все эти годы они с Марго никогда не говорили друг с другом о чём-то большем, чем задушевное приятельство. Рано обзавелись собственными семьями: Рита ещё со студенчества встречалась с молодым смазливым аспирантом по имени Витя, Ян же на последнем курсе сошёлся с Ингой, эффектной латышкой-танцовщицей.

Многое произошло за двадцать лет. Вместо подвальной каморки – медиахолдинг, вместо «Доширака» и бигмаков с шаурмой – еда из ресторана. Маргарита из слегка нескладной но милой девочки превратилась в современную деловую женщину, ухоженную и эффектную. Ян из жгучего красавчика стал кряжистым крепышом с залысинами, зато зарос бородой, что в целом, было только на пользу. Немного неказистый, он обладал простым и свойским обаянием. На руку играло даже то, что из-за фамилии его многие считали евреем, хотя фамилию и нрав он унаследовал от своего деда-черногорца. Оба обзавелись детьми: младшим Сергиевичам сейчас было семнадцать и семь, младшей Калиновской – шестнадцать.

«Витара» грелась долго, застоявшись, так что Ян сумел отыскать и нужные телефоны, и поковыряться в багажнике на предмет нужного скарба среди вещей, что он постоянно таскал в машине из разряда «на всякий случай». Поэтому он любовался на отмерзающее лобовое стекло и размышлял о жизни.

Марго ухитрилась позвонить ему как раз в тот период, когда непростая семейная жизнь Яна окончательно треснула, и стала сильно напоминать задницу. Постоянная кипучая занятость обоих супругов не пошла на пользу их отношениям, и буквально пару дней назад Сергиевич узнал об очередной измене своей супруги. На этот раз – сразу от двух людей: своего начальника СБ, и от давней подруги и ученицы своей жены. Эльвира была родом из того же военного городка, что и Ян, и была на восемь лет его младше. В своё время, он сильно удивился, когда Инга познакомила его со своей лучшей ученицей, пикантности добавляло то, что когда-то давно Ян вытащил Эльвиру из пруда, в котором она активно тонула. И как-то так вышло, что Эльвира стала в их доме частым гостем, а сейчас…

Несколько дней назад Инга собралась и улетела на отдых в Египет, с частью своего коллектива, якобы отметить «корпоратив». Не прошло и двух дней, как Саныч сообщил об отдельных деталях досуга Инги, а Эльвира скинула короткое видео, пересланное молодым танцором из труппы Инги. По дружбе, и из озорства.

С одной стороны, для Сергиевича это не было шоком, к двадцати годам совместной жизни он, разумеется, знал о том, что жена погуливает, да и сам не оставался в долгу, но был осторожен, и его интрижки никогда не всплывали. Но одно дело – знать, другое – видеть. Конечно, можно было бы смириться и жить дальше, но чем дальше, тем сильнее Яна одолевало растущее чувство ностальгии. Виною тому, конечно же, был установившийся порядок житья – сын не был избалован родительским вниманием, большую часть времени проводил у деда. В ту пору Инга увлечённо строила свою школу, и потому ребёнком занимались все, кроме неё – Ян, друзья Яна, его родители. Потом Славу отдали в кадетскую школу, и он приезжал на зимние каникулы, проводя с родителями часть летних. Иначе вышло со вторым ребёнком – восемь лет назад Инга родила девочку. Ян смертельно боялся того, что с ней выйдет точно так же, как и с сыном, но вопреки его ожиданий, Инга изо всех сил старалась быть хорошей матерью: воспитывала, сама отводила в сад, без раздумий отменяла всё, что угодно, если Марта заболевала. К сожалению, идиллия длилась недолго – страсть к танцу и весельям перевесили, и на протяжении двух лет, девочка, которую Инга назвала в честь своей бабушки – Марта, почти постоянно проживала у родителей Яна. Поэтому большая и шикарная квартира большую часть времени пустовала.

Всё чаще и чаще Яна охватывала непонятная грусть, тоска по чему-то светлому, хорошему, словно завещанному давным-давно дедовскими рассказами и старыми книжками. Отпечатки воспоминаний на старых фотографиях, и что-то важное и дорогое, казавшееся бездарно потерянным в суете дней и погоне за фортуной. Несколько лет назад, окончательно поддавшись меланхолии, втайне от жены купил земельный участок в некогда престижном садоводческом товариществе, и отстроил там небольшой домик, куда в отсутствии жены ездил отдыхать. Этот дом Ян превратил в памятник своему детству, здесь он отдыхал от суеты, при этом прекрасно сознавая – из окна хорошего автомобиля или уютного дома гораздо приятнее грустить, чем на автобусной остановке.

Об этом доме никто не знал, но разговор с Эльвирой повернулся так, что продолжили они его в другом кафе, а потом поехали на ту самую дачу, где провели вместе два дня. Возвращаться в город не хотелось, но Эльвира собиралась встречать Новый Год с родителями, а Ян ждал сына на каникулы. Но увы – буквально утром Славка огорошил отца новостью о том, что он собирается провести Новый Год в кадетке с одноклассниками – всё-таки, последний год, выпуск. Конечно же, Ян подозревал, что дело скорее не в одноклассниках, а в одноклассницах, но уговаривать сына не стал. Умозрительно представив, что бы выбрал он сам на месте сына.

Таким образом, планов на Новый Год не было. Конечно же, можно было бы съездить к старым друзьям-приятелям из области, которые собирались на Новый Год в загородном клубе, принадлежащем старинному приятелю Сергиевича. Но что-то останавливало, заставляло молча сидеть за своим компьютером, любоваться мечами на стойке, и курить.

Звонок Риты прозвучал как гром среди ясного неба.

До Грибаново удалось не то, что доехать – долететь. С неба лепил мягкий, хлопчатый снег, который греет сердце, если глядеть на него из окна дома, и вызывает жгучую ненависть, когда на дворники сами собой налепляются комья мокрого снега. И на длинных светофорах, матерясь, стряхивать их с дворников.

Холодно… Атласное платье и ажурные чулки не греют зимой в холодной машине. И эта смешная короткая шубка. Даже ром не помогает. Залезла на заднее сиденье, обхватив колени руками. Вот так и замерзну из-за козла…

Уже в самом Грибаново сбавить ход. Как знал – до полного залил, фиг знает, сколько там стоять придётся… О, вот и поворот. Из динамиков сочувственно поёт Шклярский, как там на самом на краю земли. А вот и колея, и кювет. И корма "Вольво"

– Поздравляем, вы достигли цели маршрута, – услужливо поддакнул навигатор. Остановив "Витару" и прикинув масштабы, понял – сам он по такой снежной каше её не вытянет. Машина, пропахав глубокую борозду ткнулась в берёзку, и похоже, для полного счастья, присела на пенёк. Ян ещё раз глянул в овраг, достал из багажника трос, обвязал им буксировочный крюк, ухватил бухту, и потащил с собой. По такому склону без троса назад он влезет если только на четвереньках.

Поскальзываясь и спотыкаясь, спустился, смахнув снег, налипший на бороду:

– Ты там как, живая? – крикнул он, дёрнув за водительскую дверь…

Наконец-то согрелась. Так приятно. Солнце сквозь листву, речка. Папа учит плавать, а вода, словно парное молоко, которым бабушка поит каждое утро. Впервые нырнула с головой. Папа смеётся, он горд такими успехами…

Открыв дверь – к счастью, не заблокированную, увидел то, что и ожидал. "Это я, почтальон Лейкин, принёс посылку из вашей девочки". Господи, она же с встречи! Что там вообще случилось? Взгляд упал на пустую бутылку рома. Нихрена себе! Бумбу ХО, Мартиника!

– Ты там как, живая? – осторожно коснулся её щеки, мгновенно оценив положение фигуры. Вроде ничего не повредила, кровоподтёков нет. Господь, наверное, хранит пьяных…

Снова холодный воздух, прикосновение. Ах! Да оставьте же меня! Я, спать хочу.

– Да-да, уйдите, – пробормотала сквозь сон.

– Ну нет, радость моя, – со всей возможной язвительностью отозвался, отщёлкивая ремень безопасности. Машинально вытащил ключ… А что делать с её сумкой? Так, а что это у меня в кармансах… Стяжка-стяжечка. Сумку застегнём, вот так, и прицепим к руке владелицы. Не потеряем…

– Вылезай, – похлопал её по щекам. Похоже, нелегко будет. Пофигу, из-за чего, пофиг на всё – сейчас главное, вытащить её отсюда.

И снова кто-то пытается не дать поспать, а ведь там так хорошо: солнце, лето, детство. И ни одного козла. Мотает головой, отстраняясь от настойчивой руки.

– Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу спать, – бормочет еле слышно.

С пальцев ног снова начинает подниматься холод, постепенно вызывая дрожь во всём теле. Зубы стучат. Вздрагивает.

– Нельзя, нельзя тебе засыпать! – наклонившись прямо к уху, почти криком. "Думай, голова, думай!" Привычно шарил по многочисленным карманам своей "Аляски", ладонь наткнулась на что-то плоское, металлическое. Слава Богу, не выронил. Каталитическая грелка, верный спутник рыбака и не только… Включил, вложил в ладони. Почти ледяные…

– Не спи, мать, не спи!

Она ненавидит эту присказку. Пусть, пусть разозлится. Это приведёт её в чувство.

Широко открывает глаза. Чорт! Что происходит? Почему так холодно? Голос знакомый и взволнованный…

– Янчик? Ты принёс ром? Ты долго, – еле выговорила сквозь стучащие зубы. Обхватила себя и грелку.

– Ммммне холодно!

– Держи, держи её крепче! – зажимает её ладони своими, дышит на них, чувствуя, как грелка понемногу набирает силу, теплеет, – Всё, всё будет! И ром будет, и джин, и ананасы. Ты же любишь ананасы?

– Ненавижу. Но они должны подходить к рому. У меня, кажется, телефон сел и машина сломалась. А ты что тут делаешь? -

– Как это что? Мы же с тобой на бал едем! – ляпнул, не задумываясь. Пусть удивится, она же умная, даже бухая в щи, она помнит, что никакого бала сегодня не планировалось, – Ты будешь в белом платье, я во фраке! – добавить абсурда. Лысеющий, кряжистый, бородатый, он понимал, что во фраке бы выглядел на редкость нелепо.

– А, ты жениться зовёшь? А ладно, давай. Всё равно со своим развожусь, только согггрей меня.– Трясется всё сильнее. Тело начало ощущать тепло, но она тряслась, так, что это было видно. И зубы стучали.

Быстро сообразить, что делать дальше. Будь всё не так плохо, то просто затащить в "Витару", пусть там отогревается, ждать эвакуатор. Но блин, она же задрыгнет. А машина никуда не убежит. Легко сказать – затащить! Даже в его наряде, трезвым, это не так-то просто.

– У тебя спальник в багажнике лежит? Помнишь, мы для "Экспедиции" рекламное шоу делали, нам тогда по мешку подарили, я помню – мы их по багажникам раскидали!

– Я-а-а не помню. В-в-витя б-брал машину, его в сервисе была. Обними мен-ня хот-тя бы. – дрожь не останавливается. Естественная реакция на стресс, холод и алкоголь.

– Да-да, конечно, – торопливо расстегнул куртку, немного неловко облапил Маргариту. Холодную, но уже не ледяную. Накинул капюшон, чтобы тепло от дыхания никуда не уходило.

Тепло… Гоша прижалась сильнее. Запах парфюма, приятный. Раньше никогда не замечала. Постепенно дрожь отпускала.

– Н-надо выбираться. Только как? – прошептала почти не стуча зубами.

– Я всё придумал! – даже не соврал, поскольку картинка сама сложилась. В этот момент он понял, как надо.

– Смотри, – он ловко застегнул на ней шубу, отпрянув, скинул с плеча трос, – Сейчас я обвяжу тебя вокруг пояса, потом ты держишься обеими руками за трос, и идёшь за мной! Сможешь?

– Зачем трос? А просто за руку? И это… – показала на свои легонькие сапожки на здоровенной шпильке. Эх, раньше всегда возила с собой ботинки. Но Виктор выложил. Зачем, кстати, он выложил все её вещи. А понятно! Шалав своих возил.

Гнев придал силы.

– Пошли! – уверенно полезла она наружу.

Навыки, наработанные за годы, никуда не исчезли. Ян рос читающим и увлекающимся мальчиком, потому ещё с детства усвоил массу специфических и необычных умений, в юности сменив массу секций и курсов. Спроси его кто-нибудь, зачем он, к примеру, учился метать ножи – Ян бы пожал плечами, ответив – «Ну, так. На всякий случай».

Ловко опоясав Маргариту, закрепил узел, потянул её собой, – Скорее! Давай, идём! Рита тут же увязла по колено в снегу, и набрала полные сапоги снега. Чулки безнадёжно промокли и кажется, порвались, где то в середине пути она потеряла обувь, Но шла. Чёртов кобель, из за него всё!