– Ты не бог, пока нет собственной территории, – автоматически поправила его я, но потом до меня дошло услышанное. Я взволнованно приподнялась, но осела обратно, хватаясь за ребра. – Что? Какое отношение Руся имеет к Совету?
– Муза тебе не сказала? – лживо удивился Макс, послав мне сочувствующую улыбку. Хотя по едкому, будто разъедающему всё на своем пути взгляду было очевидно – он прекрасно знал о степени моей осведомленности. – Её семья служит Совету уже десять поколений, выполняя поручения разной степени важности.
– Не может быть, – затрясла я головой. – Этого не может быть, она бы мне сказала.
– Справедливости ради замечу, что до недавнего времени она была отстранена от семейных дел. Но рано или поздно всё заканчивается.
– Да, – поддержала его я, а после с ненавистью заявила, глядя в некогда родное лицо: – Терпение. Пули. Средство от насекомых. Хотя таких, как ты ничем не вытравить. Проще дом сжечь.
Макс резко поднялся и посмотрел на меня сверху вниз, как смотрят на улитку, ползущую под ногами, думая раздавить моллюска или дать возможность безобидному созданию спокойно уползти.
– Знаешь, что меня удерживает от того, чтобы воспользоваться этим ножом? – и он продемонстрировал мне тонкое стальное лезвие с зазубринами по центру и выемкой у рукоятки.
– Знаю, – скрывая боль за улыбкой, ответила я. – Ничего.
– В точку! – кивнул бывший друг и метко швырнул нож.
Глава 8
Особо не целился. Кажется, ему было абсолютно всё равно, куда вонзится лезвие. А вонзилось оно, распоров кожу, в переднюю часть бедра, погрузившись в мышцу практически полностью.
Крик вырвался из горла, потому что лезвие было серебряным, и оборвать его я смогла только тогда, когда осознала, что ору во всю глотку.
Тяжело задышав, я начала ругаться сквозь зубы, припоминая все известные мне ругательства. Значительную их часть я почерпнула от Нисы.
Макс подошел и не глядя мне в лицо вынул нож. Отер лезвие от крови о брючину и вновь начал демонстративно крутить орудие пытки в руках.
– Что было в записке? Которую вы нашли в квартире подружки? – спросил он с непререкаемым спокойствием.
– Дождь, зонтик и орхидеи, – покорно ответила я.
– Что? – свел он брови у переносицы, встретившись со мной взглядом. – Что это значит?
– Что у Руси больная фантазия, – я попыталась взять под контроль дыхание. Вдыхала размеренно и не глубоко, но это не очень помогло. Мне становилось хуже. Рана сильно кровоточила. Кажется, Макс задел крупные кровеносные сосуды. Тело больше не тряслось от холода. Наоборот, чувствительность падала и нестерпимо захотелось спать.
Мой палач это заметил, вновь присел, положил ладонь на щеку и заставил приподнять голову, которая уже падала вниз, упираясь подбородком в грудь.
– Эй! – требовательно затормошил он меня. Сперва легонько, а после с силой затряс. – Приди в себя! Слышишь? Не смей отключаться!
Его последние слова донеслись до меня, подобно удаляющемуся эху, взлетающему над остроконечными вершинами гор и исчезающему в глубинах неприступных пещер. В ушах зашептало море, пальцы ощутили под собой сыпучесть нагретого солнцем песка, а ноги нащупали жесткую многообразную текстуру кораллов.
Повторно пришла в себя резко, быстро сообразив, что по-прежнему нахожусь в ненавистном подвале. И Макс рядом. Сидит чуть в стороне, скрестив длинные ноги перед собой.
Первым порывом было желание притвориться, что я всё еще пребываю в отключке, но номер не прошел.
Макс подбросил нож в воздухе и приказал:
– Даже не думай устраивать спектакль. У меня нет на это времени. Я и так слишком долго с тобой вожусь.
– Так приказал бы своим волкам мной заняться, – хихикнув, щедро предложила я.
– К тебе никто не подойдет, кроме меня, – кажется, он уже всё решил. И я знала – то, что он решил мне категорически не понравится.
– А если кто-то все-таки осмелится? – на всякий случай решила поинтересоваться я, переворачиваясь с левого бока, завалившись на который очень неудобно лежала, нарушив кровообращение в плече, а после падая на спину.
– Нет таких идиотов, – Макс вновь подбросил ножик, ловко поймав. Он казался собранным, деловитым и в то же время, не производил впечатление человека, который куда-то спешил. – А если и найдутся, то в мире станет на несколько идиотов меньше. Итак, на чем мы остановились?
Безразличные глаза пронаблюдали, как я, стараясь не пропускать сквозь крепко сжатые челюсти стонов, поднялась, опираясь на руки и вновь заняла сидячее положение. Болтать с ним растянувшись на полу было крайне неудобно и ощутимо било по моей гордости.
– На том, что ты гад распоследний? – радушно предположила я.
Ножик подлетел над рукой, несколько раз перевернулся в воздухе и был легко подхвачен владельцем.
– Эффектно, – оценила я, потому что именно этого от меня и ждали. – Я так не умею.
– Тебе и не нужно, – пожал плечами Макс.
– Боишься, что прирежу однажды ночью? – зло хмыкнула я, наблюдая за Максом. Он сидел на коробке, используя её в качестве табуретки.
– Нет, не боюсь, – поигрывая ножом, легко ответил он. – Потому что знаю – сколько бы не строила из себя крутую, на самом деле ты не такая. Давеча ты пыталась надавить на мои чувства, взывая к воспоминаниям прошлого. И была не права. Я помню. Я помню каждый день, который мы провели вместе. Я помню каждую нашу встречу. Помню каждый твой наряд и каждый аромат, которые ты использовала. И поэтому знаю – ты меня не убьешь.
– Зря, – выдохнула я сквозь боль, опоясывающую ребра. – Зря ты в этом так убежден. Убежден в моих высоких моральных качествах. Кто знает, вдруг я вообще не такая, как все думают? В любом случае, какой бы я ни была, тебя прирежу с большим удовольствием.
– Почему именно меня? – он удивленно выгнул бровь, как будто действительно не понимая. – Чем я так сильно отличаюсь от других?
– Твоё предательство было самым болезненным, – просипела я и закашлялась. Покосилась на бутылку воды, но решила, что нет. Не сделаю я Максу такого подарка и не поползу на коленях ради пары глотков. Пусть подавится своей водой. – То как ты притворялся… годами! А я сидела в первом ряду на этом представлении длинною едва ли не в полжизни! И я отомщу тебе за это.
– Возможно. Когда-нибудь, – сухо рассмеялся бывший друг, в очередной раз подбросив ножик. – Но не сегодня, любовь моя. А когда тебе представится такая возможность, то ты больше не будешь стремиться к моему умерщвлению.
– Это почему же? – прищурилась я с ненавистью. Сидеть вот так вот и как старые друзья болтать о всяком тоже было разновидностью пытки, гораздо более изощренной, чем пытка жаждой или ножом.
– Потому что к тому моменту, когда я позволю тебе быть самостоятельной, ты уже полюбишь меня, – просто ответил он.
И от этих слов у меня мурашки побежали – по руками, по спине, по затылку, а дальше, судя по ощущениям, прямо в мозг.
– Шутишь? – постаралась я спросить насмешливо, а получился жалкий всхлип.
– Нет, потому что мне сейчас совершенно не до не смеха, – с некоторой долей грусти вздохнул Макс, а когда заговорил снова, от грусти и следа не осталось: – Куда вы с Нисой ездили вчера?
– Иди лесом и не сворачивай, – пожелала я от души. – Где-то там, впереди, тебя родной стог сена ждет. Постоишь, пожуешь, может быть, зачатки совести проснутся.
Макс в ответ выдал беспощадную улыбку, которой только людоедов отпугивать, замахнулся и отправил нож в полет. Полет закончился быстро. Нож воткнулся в моё плечо.
На этот раз я была готова и не тешила себя надеждами, что парнишка попугает-попугает, да и успокоится. А потому лишь громко замычала сквозь крепко сомкнутые губы, чувствуя, как новая порция боли разливается по телу жгучей волной.
Когда дышать стало чуть легче, а организм принял неизбежность мук, я подняла вспотевшее лицо и встретилась с Максом взглядом.
Он наблюдал. Просто сидел и смотрел безучастно, как если бы всё происходило не по-настоящему, не с нами и не с его помощью.
– Что ж так мелко-то? – запинаясь через слово, спросила я. – Метил бы сразу в шею. Или в висок.
– Я не собираюсь тебя убивать, – выпрямил спину Макс. – И ты это прекрасно знаешь.
– Зато собираешься основательно помучить, – уже пребывая в откровенной истерике, засмеялась я.
– Мы бы закончили всё быстро, если б не пришлось вытягивать из тебя каждое слово, – он потянулся ко мне и нарочито медленно вынул из плеча нож.
Пришлось сцепить зубы и терпеть боль, за которой быстро явилась уже знакомая слабость. Однако не успела я выдохнуть с облегчением, как он вернул нож на место, воткнув его обратно в кровоточащую рану.
– Как же меня воротит от тебя, – прохрипела я, чувствуя, как в руке начинают дергаться мышцы, предвещая о скором приступе судороги.
– Ничего, скоро твои чувства изменятся. Ну, или я заставлю их измениться. Знаешь, как говорят: от любви до ненависти один шаг.
– Ага, – согласилась я, вложив всю злобу в кривую ухмылку. – Но, как выяснилось, и в обратную сторону топать недалеко.
– Намекаешь, что любила меня? – не поверил Макс, замирая так близко, что я чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Из-за холода, с которым мое тело уже даже не пыталось бороться, оно ощущалось особенно остро. – Думаешь, я в это поверю? Я всегда был для тебя просто другом и никем больше. Сколько раз я пытался завоевать тебя! Сколько раз я делал первый шаг, надеясь, как мальчишка, что ты шагнешь мне навстречу! Но нет! Ты лишь еще выше возводила стену между нами!
– Потому что нельзя портить дружбу любовью, – улыбнулась я. И впервые за долгое время улыбалась ему по-настоящему. – Если бы ты действительно умел любить, ты бы это знал.
На лицо Макса набежала тень.
Он всегда казался мне привлекательным. Обладателем классической мужской красоты. Мужчины называли Макса «первоклассным», и это была почти что характеристика дорогого вкусного коньяка. Женщины же, чувствуя в нем лютую неукротимость, безоговорочно были готовы разбиться о него, как корабль о скалы, лишь бы он пообещал их подхватить.
Но сейчас, в этот момент в этом подвале, его лицо окутывал ореол силы, которой он наслаждался, которую смаковал, из-за которой считал себя выше других и которая будто искажала его природную красоту.
Это была чужая сила, не его.
Бывший друг мрачно оглядел меня и ответил:
– Ты должна была быть со мной, – его кадык дернулся, словно ему трудно было говорить, но в глазах царило нечто такое, что ни к одной из известных мне эмоций не приписать. Возможно, я была слишком молода для понимания его чувств. – И в любви. И на войне.
– А мы на войне? – лично я для себя всё решила много лет назад, но всегда полезно знать актуальную позицию противника.
– Да.
– Тогда ты должен знать, что на войне часто так случается.
– «Так» это как? – напрягся Макс, почуяв неладное.
– Когда кому-то приходиться закрыть собой амбразуру, – собрав остатки сил, я оттолкнулась от пола, рванув вперед. Занесла ногу для удара, как меня когда-то учила Ниса, но донести до цели не успела.
Макс отреагировал, как и должен был. Быстро, четко, метко. Первый удар блокирующий, второй атакующий. Ослепительная вспышка – и я рухнула без чувств. Было почти не больно, как я и хотела.
Третье по счету пробуждение оказалось куда приятнее предыдущих двух. Скорее всего, потому что я больше не валялась выброшенным за ненадобностью ботинком на грязном пыльном полу, а возлежала на чем-то мягком, уютным, укутывающем.
Глаза открыла смело, наверное, потому что не ощутила запаха сырого подвала и решила, будто все предыдущие события мне просто приснились. Но узрев суровое лицо Гриши и поняла – нет, не приснилось.
– Зачем нужно было играть в геройство? – спросил оборотень, заметив, что поднадзорная, то есть, я пришла в себя.
Прикоснувшись ко лбу, нащупала мокрое полотенце. Сдернула его с себя и зашвырнула в сторону. Поднялась, чутко прислушиваясь к собственным ощущениям. Оставленные Максом порезы внешне хоть и затянулись, но всё еще были воспалены, покрыты коркой свежеспекшейся крови и саднили при каждом движении. Еще ныли ребра, гудела голова и тянула спина, но в целом, чувствовала я себя лучше. По крайней мере, смертоубийственные порывы поутихли.
Осмотревшись, я удивленно присвистнула, вернее, попыталась это сделать, но лишь закашлялась.
Гриша со вздохом поднялся с кресла, на котором восседал в позе барина, подошел и подал мне стакан с водой. Осушила до дна за пару глотков и глазами потребовала еще. А пока он наливал, быстро осмотрелась.
– Чья это спальня?
– Твоя, – скупо ответил вожак, всучивая мне в руки полный стакан и возвращаясь к голубому креслу на фактурных ножках, к которому он, судя по всему, успел прикипеть всей душой.
– Моя? – удивлению не было предела. Потому что свою спальню я помнила хорошо, и она ни единой мелочью не походила на ту, в которой я так внезапно очнулась.
У меня не было такой огромной кровати, с которой надо было слезать как с горы. Как не было алых шелковых простыней, создающих впечатление, будто здесь готовились снимать фильмы для взрослых. И я ни за что на свете не стала бы устраивать спальню в комнате без окон.
– Что-то ты попутал, Гриша.
– Эту комнату для тебя оборудовал Макс. Не лично, конечно. Но она целиком твоя.
– Какая щедрость, – с ехидством отреагировала я, подползая к краю постели. – Едва сдерживаюсь, чтобы не рассыпаться в благодарностях.
– Но тебе отсюда не выйти, – огорошил Гриша. Я застыла, успев спустить с кровати лишь одну ногу. – А к тебе могут входить только двое – я и Макс.
– А здесь есть еще кто-то?
– Ну, да, – Гриша поправил зачесанные наверх волосы. – Здесь постоянно кто-то есть. Днем – сотрудники. Официанты, повара, уборщики. Почти вес они оборотни из моей стаи. Вечером приходят еще танцовщицы, массажисты, крупье и прочая наемная сила для проведения досуга. Ближе к двенадцати часам подъезжают гости – публика специфическая, кого только не встретишь. Есть даже те, которые по телеку регулярно мелькают. Так что, в «Шанхае» редко бывает затишье.
– Погоди, – я потрясла головой, словно пустым бидоном. – Мы всё еще в ночном клубе?
– А ты думала, повыпендриваешься перед Максом в стиле солдата Джейн и он с легкой душой тебя отпустит? – рявкнул на меня вожак да с такой силой, что я испытала едва контролируемое желание заползти обратно под шелковое одеялко. Оно, по крайней мере, на меня не орало. – Зачем нужно было так рисковать? Он давно не тот парень, с которым ты дружила в университете. Сейчас Макс готов на всё.
– Да уж, заметила, – пробурчала я, содрав с плеча кусок пластыря, который был необходим, чтобы удержать края раны вместе. – Вот только непонятно – зачем ты здесь? – и я заглянула оборотню в глаза. – Макс оставил сторожить? Но если мы в «Шанхае», значит, из подвала меня унесли недалеко. И шансов сбежать немного.
Парень молчал, не сводя с меня глаз и даже не моргая.
– Тебя оставили отыграть положенную по сценарию роль? Макс был плохим полицейским, а ты явился, чтобы продемонстрировать доброту, сочувствие и пробудить во мне желание сотрудничать?
– Ты не понимаешь, – с неожиданной страстью начал Гриша, но был самым неблагодарным образом перебит.
Мной.
– Да всё я прекрасно понимаю! Вам нужна Фируса! Мне она тоже нужна, поверь! Как минимум, для того, чтобы поорать и высказаться! Но только ни ты, ни Макс не хотите меня услышать – я понятия не имею где она!
– Что случилось? – собрал бровки у переносицы мой персональный спальнехранитель.
– Ничего, – буркнула я, спустила вниз вторую ногу и поболтала ими в воздухе. Кровать была такой высоты, что мне придется с неё спрыгивать. – Руся намекнула нам, где скрывается. Мы пришли. Но её там уже не было! Зато имелась незапертая дверь квартиры и избитый полуголый мужик в лифте!
