Ирина Михайловна Кореневская "Качели времени. Мама!"

– Не подходи. – ответил я ему.

На удивление он послушался, и остался стоять на том же месте. Мужчина просверлил меня взглядом. Глаза у него, оказывается, не черные, а серо-стальные, у меня такой же цвет. Вот только, надеюсь, не такой тяжелый взгляд. Правда, смотрит незнакомец с любопытством и, вроде бы, даже по-доброму. Но я его все равно боюсь.

– Не так я должен был начинать наше знакомство. – вздохнул он. – Прости, мальчик, я не хотел тебя напугать, и уж тем более никогда не причиню вреда. Надеюсь, со временем ты мне поверишь. А теперь, как положено воспитанным людям, назову свое имя. Меня зовут Томас.

Я недоверчиво на него посмотрел. Что же получается, он все-таки с Земли? Как раз недавно тетя Саша подарила мне книгу про приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Том – это сокращение от Томас. У нас на планете такого имени нет, а вот на Земле оно распространено.

– Прежде всего, я должен попросить у тебя прощение. – продолжил Томас. – Признаю, что в нашу первую встречу действовал резко, и напугал тебя. Меня не извиняет даже то, что я торопился, чтобы ты не наделал глупостей, и не погубил всех… Но поверь, меньше всего я хотел, чтобы ты меня боялся.

– Почему тогда ты едва не ударил меня?!

Этот вопрос, конечно, волновал меня больше всего. Потому что пока слова Томаса явно противоречили его действиям. Ведь если ты попытаешься избить человека, да еще такого, который явно слабее тебя – он, как минимум, будет тебя опасаться. Вряд ли взрослый дядька этого не понимает. Но Томас почему-то удивился.

– Я – тебя?!

А может, он и правда шизофреник?

– Ты замахнулся на меня, я зажмурился. А когда открыл глаза – тебя уже и след простыл. – решил я освежить его память.

Как ни странно, лицо мужчины вдруг разгладилось, а сам он улыбнулся. Нет, полюбуйтесь на него: ему еще и смешно!

– Произошло недоразумение, Оксинт. Разумеется, я никогда не стал бы поднимать руку на ребенка… Да и вообще на любое существо, мыслящее ли, живое ли. Рукой я взмахнул, чтобы коснуться своей подвески. Она помогает мне перемещаться в пространстве, это мой амулет. А что до резкости, с которой я это сделал – как ты наверное догадался, я не балерина, и плавность движений мне несвойственна в принципе.

Я глянул на черный круглый камень, который висел у мужчины на цепочке на шее, и засомневался. Верить ему или нет? Правильно поняв мои сомнения. Томас коснулся подвески, и исчез. Но не успел я удивиться, как он появился буквально в паре сантиметров от того места, где стоял.

– Допустим. – кивнул я. – Но что тебе нужно? И почему ты против того, чтобы я рассказывал о своих видениях? Откуда ты вообще про них знаешь?!

– Очень много вопросов, Оксинт. Очень мало времени. Сейчас придет врач, которому ты тоже не должен рассказывать о своих видениях. Поверь, это важно сделать, чтобы не погубить будущее! А позднее я приду к тебе и дам ответы на все твои вопросы. Тебе не придется долго ждать. Мне просто нужно улучить момент, когда нам никто не помешает.

Сказав это, он протянул руку к камню. Я, понимая, что Томас сейчас исчезнет, решил все же задать еще один вопрос.

– Но как ты перемещаешься по времени и пространству? Ты Хронос?

Пальцы мужчины замерли в миллиметре от камня. А лицо его исказила горькая усмешка.

– Хорошо бы было… Легко и просто. Но нет, увы нет. Все, Оксинт, я удаляюсь. До скорой встречи. И прошу тебя: молчи. Ради будущего.

Он коснулся камня и тут же исчез. И буквально через мгновение дверь распахнулась и в комнату зашел врач. За ним следовали родители. Мама села рядом со мной, а отец ободряюще улыбнулся. Эскулап же произвел все стандартные манипуляции: послушал меня, посмотрел глаза, уши, измерил температуру, даже рентген сделал. А после попросил родителей выйти. Я забеспокоился, но мама сказала, что они будут сразу за дверью. Когда мы остались одни, врач внимательно на меня посмотрел.

– Оксинт, все, что ты скажешь сейчас, не уйдет дальше меня. Понимаешь?

– Ты это к чему? – вопреки его желанию, я все-таки не понял.

– У тебя неприятности? Или тебя что-то беспокоит? Твои проблемы явно связаны не с физиологическими, а с эмоциональными переживаниями.

Врать я не умею, голос меня выдает. Поэтому я молча отрицательно покачал головой.

– Ты уверен? – врач решил проявить настойчивость. – Ты можешь мне все рассказать. Никто, ни твои родители, ни кто-то иной, ничего не узнают.

– Уверен. – максимально правдоподобно сказал я. – А от родителей у меня нет секретов.

– Что же, тогда осмотр закончен.

Сказав это, врач попрощался, и вышел в коридор. Я хотел было последовать его примеру, но решил немного подождать. Наверняка он сейчас говорит с родителями. А меня позовут, когда придет пора идти домой.

Поэтому я снова расположился на кушетке и смежил веки. Итак, Томас сказал, чтобы я никому не говорил про то, что вижу. В отношение врача я его наказ исполнил. Но вот что касается тети Саши… Не думаю, что буду следовать этому совету. Да и вообще – она и так уже все знает. Вот приедет и поможет мне во всем разобраться.

Я зевнул и понял, что так скоро и усну. А почему родители до сих пор не пришли ко мне? Решив это выяснить, я распахнул глаза и… И понял, что снова ничего не понял. Вместо знакомого и привычного школьного медпункта я вдруг обнаружил себя на каком-то поле. Или это пустыня? Кругом, насколько хватало взгляда, была бескрайняя и абсолютно пустая равнина. Под ногами – не земля, не песок, а какая-то серая пыль. Ни дерева, ни кустика, ни травинки. А на небе…

Я задрал голову вверх, да так и замер с открытым ртом. Ни облаков, ни туч не было. Да и самого неба не было. Вместо него на небосклоне расположилось огромное солнце. Или это небо тут такое? На желто-белом полотне будто кипели красные непонятные точки. Но самое страшное было то, что становилось очень жарко. С каждым мгновением температура повышалась, а солнце будто приближалось. Так и сгореть недолго!

Вдруг мне на плечо опустилась чья-то рука и от неожиданности я подпрыгнул. Только что рядом никого не было!

– Оксинт! – раздался знакомый голос.

Подняв взгляд, я увидел Томаса. Или это не Томас?

– Оксинт. – повторил он мое имя. – Если ты нарушишь мой приказ, вселенная перестанет существовать. Мир сам себя сожжет.

– Из-за того, что я не хочу терять маму и пытаюсь избавиться от видений? – уточнил я.

Не думаю, что наш уникальный род настолько уникален, что его история имеет влияние на судьбу всей вселенной! И вообще, как можно запрещать ребенку спасать его мать?!

– Иногда приходится пожертвовать малым, чтобы спасти великое.

Я уже хотел грубо ему ответить, что мои родители – это не малое. Это мой мир! Но тут земля у нас под ногами задрожала, а Томас начал меняться. Я увидел вместо его лица отца, потом маму, и даже Даниила, а потом вообще себя! Но понять и узнать причину этого явления мне помешало странное гудение сверху. Я снова посмотрел на небо и последнее, что увидел – ополоумевшее огромное солнце, которое неслось на нас.

– Оксинт, детка! – услышал я встревоженный мамин голос.

Открыв глаза я огляделся, и облегченно выдохнул. Все-таки уснул, и увидел просто кошмарный сон с участием недавнего знакомого. А так я по-прежнему лежу на кушетке в медпункте, и рядом родители, которые обеспокоенно смотрят на меня.

Заглянув в их взволнованные глаза, я почувствовал укол совести. Ну сколько можно им за меня переживать? Может, мама потому и заболеет, что будет за меня волноваться? Нет! Этого я допустить никак не должен!

– Мам, я уснул. – сказал я, постаравшись придать голосу максимальную беззаботность.

И в подтверждение своих слов сладко зевнул. Хотя, если честно, спать мне вообще расхотелось.

– Ты же весь горячий. – ответила она. – И во сне у тебя было испуганное выражение лица!

– Я, наверное, перенервничал из-за того, что со мной происходит. Вспотел, и во сне тоже об этом думал. Вот так и получилось.

Объяснение вышло достаточно неуклюжим, однако в некоторой степени логичным. И, кажется, родителей оно успокоило. Ай да я! А еще только что переживал, что врать не умею.

– Пойдемте домой? – предложил я. – Хочется уже оказаться в родных стенах. Там мне наверняка станет лучше. Ты же, папа, всегда говоришь, что наш дом – наша крепость. Да и Александру пора сменить.

– Пойдемте. – улыбнулся отец.

Я поскакал к двери настолько беззаботно, насколько мог. Дома я и правда успокоюсь. А потом приедет Саша, и поможет мне справиться с моими видениями. И с этим Томасом – тоже.

Глава пятая. Самое страшное

Вечер прошел спокойно. Я сделал уроки, поиграл с Антеем, помог по кухне маме. Потом отец отправился в кабинет, разговаривать со своим старшим братом. Я обрадовался: они держат связь через тетю Сашу, она сильный телепат, и даже находясь в другом времени, может связаться с родственниками. Наверное, сегодня она скажет, когда приедет. Скорее бы это случилось!

Я собирался рассказать ей и про Томаса. И плевать, что он приказал мне этого не делать. Ишь ты, приказы раздает! Нашелся царь… Легко приказывать малолетке. А вот пусть попробует что-то приказать или запретить взрослой женщине, которая к тому же мацтиконов победила. Думаю, тут он уже не таким смелым будет.

Пока в голове вертелись такие мысли, я занимался своими делами. И в итоге убедил себя, что после приезда Саши все действительно наладится. А как иначе? Она взрослая, сильная. Она горой за нас. И она обязательно поможет. Придя к такому выводу, я повеселел и даже на душе полегчало. Мама это явно почувствовала, она вообще очень чуткая. И ей тоже стало легче.

Но тут в дверях появился отец. Выражение лица у него было озабоченное, хотя он явно пытался это скрыть.

– Что случилось? – спросила мама прежде, чем это сделал я.

– Все хорошо. – улыбнулся папа. – Всем привет от Сашей.

Вот только улыбка получилась натянутая, и голос главного агронома планеты прозвучал тоже как-то натянуто. Папа, как и я, не умеет врать. Но тему развивать не стали: родители понимают друг друга с полуслова, и потому мама не настаивала. Я понял, что они поговорят позднее. А еще понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, раз отец не стал рассказывать. Наверняка это связано с Сашей, а значит, и со мной тоже! Тогда придется пошпионить и подслушать, чтобы узнать, что произошло.

Вообще я не сторонник слежки за собственными родителями. Но и папа предпочитает нам не лгать, и делает это лишь в экстраординарных ситуациях. Так что я обязательно должен узнать, в чем дело.

К счастью, родители не стали откладывать разговор в долгий ящик. Перед самым ужином отец отправился сорвать свежей зелени с грядки. А мама тут же вспомнила, что хотела прихватить овощей, и отправилась следом за ним. Хотя вообще она забывчивостью не страдает. Я понял – это предлог. И потому прокрался в кабинет, окно которого как раз и выходит на наш огород. Антей смотрел книжку с картинками, а сестра что-то внимательно изучала в своем арновуде. Поэтому моя самоволка осталась незамеченной.

– Что случилось у Саш? – услышал я мамин голос.

Угадал! Сейчас я все узнаю.

– Майкл провалился под лед. – обеспокоенно ответил отец. – Слава всему, Дан его вытащил. Но парень слег с пневмонией. Гигия уже там, а я завтра отвезу растения. Сама знаешь, как в их времени с медициной.

– Какой кошмар! Бедный ребенок! А на месте Александры я бы просто с ума сошла!

– Да уж… Саша дежурит возле его кровати, и по словам Алекса, наверное, придется ей снотворное вкалывать. Она и правда едва в себе.

– Еще бы! Может, я отправлюсь туда, помогу?

– Елена, не надо. Гигия все сделает. И я не хочу, чтобы наши ребята испугались.

Я на цыпочках отошел от окна. Спасибо, папа, я уже напуган. Майкл провалился под лед! Это само по себе ужасная новость, но для меня она еще страшнее потому, что в происшествии виноват я. Мой двоюродный брат – умный парень, и он уж точно не станет прогуливаться по замерзшему водоему. Лед ведь штука хрупкая. Наверняка это Томас все подстроил и теперь кузен страдает по моей вине!

Почему я решил, что это дело рук нового знакомого? А как иначе?! Он знает, что я рассказал Саше о видениях, и явно читает мысли. Наверняка Томас продолжает за мной следить, и потому в курсе всех моих размышлений. А значит, ему известно и мое намерение рассказать о нем Саше. Вот он и сделал так, чтобы Майкл пострадал. Не знаю как, но подозреваю, что ему это раз плюнуть.

Расчет правильный: Александре теперь, конечно же, не до меня, ведь ее собственный сын тяжело болен. И Томас еще пытался уверить меня в том, что не хочет причинять мне вред? Но делая больно моим близким, он делает больно и мне. Лицемер! Лицемер и лгун! Так и скажу ему, когда он снова появится. Хотя, может, он и не собирается больше со мной видеться. Наверное, думает, что уже достаточно на меня повлиял. Но нет, не такой уж я и трус. Вот прямо завтра Даниила позову! Плевать на обиду теперь, когда какой-то сумасшедший угрожает моей семье. А Дан его живо к ногтю прижмет. Или Дания – она у нас дама суровая, если надо кого-то вразумить. Церемониться и миндальничать не станет.

Пока эти мысли крутились в голове, вечер шел привычным образом. Мы поужинали, потом провели некоторое время за тихими играми. Родители, обеспокоенные происшествием с Майклом, в основном молчали. Я тоже нечасто подавал голос, но занятые собственными переживаниями, они не обратили на это внимание. И хорошо: не хватало им еще по моему поводу беспокоиться. Ах, как бы сделать так, чтобы родителям вообще не приходилось переживать!

В таком волнении я снова ощутил тоску по агату, которая уже почти прошла. Я не нашел в себе сил бороться с ней и попросил у папы камень. Тот, кажется, даже не услышал, что я сказал, но согласно кивнул. Так что, как и пару недель назад, я снова положил черный минерал под подушку, и сразу же успокоился. Пусть пока побудет у меня. Потом попрошу Даниила изучить его, а заодно и поработать с этой моей тоской по камню. Я верю, он быстро разберется, в чем дело.

Перед сном мама опять сидела со мной, а я смотрел на нее во все глаза. И даже не заметил, как уснул. Просто вдруг что-то поменялось. Я так же видел родное мамино лицо, но сейчас оно было белее-белого. Волосы ее, потерявшие цвет и блеск, распростерлись по красной подушке, которая так странно контрастировала с ними и с бледной кожей. Само лицо, такое родное, заученное наизусть, выглядело, словно чужое. Глаза, которые всегда смотрят на меня с лаской и любовью, закрыты. И я откуда-то знаю, что никакая сила в этом мире не заставит ее веки снова дрогнуть и подняться.

Губы, которые так часто расплывались в улыбке, с которых слетало столько нежных слов, плотно сжаты, а нос и подбородок будто заострились. И румянец, всегда игравший на маминых щеках, исчез, словно сдул его злой ветер, который свирепствовал сейчас, дул, кажется, со всех сторон. Руки скрещены на груди, длинные пальцы переплелись между собой. Я почувствовал холодный ужас, набатом ударивший в солнечное сплетение, и теперь разливающийся по всему телу, парализующий меня. Умом, глазами и ушами я уже все понял. Но сердце и душа еще отказывались поверить.

Я пошатнулся, и вцепился в того, кто стоял рядом. Это оказалась сестра. Она посмотрела на меня красными от слез глазами, и я впервые заметил, как похожа она на маму.

– Я в последнее время так мало была с ней. – сказала Александра каким-то чужим, слишком взрослым, голосом. – Все откладывала на потом. А теперь не будет «потом». Будет только «поздно».

С другой стороны раздался горький плач. Я повернул голову. Маленький Антей ревет, размазывая слезы крошечными кулачками по щекам. Такой малыш – а уже понимает, что случилось непоправимое. Тетя Саша, у которой он сидит на руках, тщетно пытается успокоить моего брата. Перехватив мой взгляд, она погладила меня по голове, и отвернулась, пряча слезы.

Мои глаза невольно снова скользнули к матери, хотя видеть эту картину я хотел бы меньше всего на свете. Мама лежала в красном гробу, накрытая красным же покрывалом – таковы традиции на Эдеме. А у изголовья сидит отец. Точнее, сначала я даже не понял, что это за старик сгорбился на стуле.

Папа, как и мама, выглядит младше своих лет. Всегда веселый, подтянутый, с прямой, как стрела, спиной. А на гладком красивом лице морщинки появляются только когда он смеется или улыбается – несколько лучиков в уголках губ и глаз, сияющих энергией, любопытством, жаждой жизни.

Сейчас же в его взгляде будто потух свет. Тусклые глаза уставились перед собой, на лбу залегла длинная и глубокая морщина, у рта – горькая складка. Даже цвет лица изменился – сероватый, безжизненный. Папа и правда разом постарел лет на сорок.

Я подошел к отцу, обнял его. Он, кажется, даже не понимая, кто рядом с ним, машинально погладил меня по голове. И такой привычный, частый жест в этот раз был каким-то новым. Он едва коснулся ежика моих волос, а потом рука соскользнула, и безвольно повисла. С уходом мамы папа лишился всех сил.

Люди стояли вокруг, тихо переговариваясь. Какая-то незнакомая мне старушка было потребовала, чтобы отец или мы, дети, сказали речь, но тетя Саша ее быстро оборвала. Потом началось самое страшное. Какие-то крепкие парни взяли гроб, и опустили его в глубокую яму. Я посмотрел на дыру в черной земле, которая показалась мне бездонной, и понял: все сейчас закончится. Маму туда опустят, и я ее никогда больше не увижу.

Никогда она больше не улыбнется, не обнимет нас всех. Удивительно, как хватало ее тонких нежных рук, чтобы бережно обвить всех троих своих детей. Больше она не будет весело напевать на кухне, звать нас к столу. Не будет кружиться в танце с папой, радоваться нашему возвращению из школы, сидеть с нами вечерами. Не будет больше этого ничего. И сейчас я едва могу поверить, что вообще дальше будет жизнь. Кажется, что вместе с мамой хоронят и всех нас.

По обычаю, уже земному, все мы кинули в яму, куда опустили гроб, по три горсти земли. Потом те же парни взяли в руки лопаты. Звук, с которым земля падала на крышку гроба, оказался невыносимым. Я отвернулся, разревелся, и уткнулся лицом в плечо сестры. Нас обняла тетя Саша, державшая плачущего Антея. А папу поддерживали одновременно его старший брат и наш дедушка. Бабушка Эригона подошла, обняла меня и сестру. Небольшой кучкой мы стояли, отвернувшись от могилы, пытаясь не слышать этого страшного звука, с которым падает земля. И, хотя неподалеку были люди, которые пришли попрощаться с мамой, мне показалось, что мы остались одни в мире. Да, мы все и правда остались одни. Без мамы уже не будет так, как было раньше. И не будет счастья.

Когда все было закончено, мы долго стояли у свежего холмика. На него поставили фотографию – улыбающаяся, с открытым взглядом, мама с любовью смотрела на нас. Я смотрел, не в силах оторвать взгляд от ее лица.

Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг я почувствовал, как кто-то тянет меня за руку. Посмотрел – Саша.

– Пойдем. – сказала она. – Надо идти, милый.

Я огляделся. Дедушка и дядя Алекс вели отца. Бабушка – Александру, которая несла на руках маленького Антея. Я пошел за тетей Сашей.

По пути ко мне подошла давешняя старушка.

– Держись. – наставительно произнесла она.

– За что? – не понял я.

– Ты теперь должен быть сильным. Опорой своему отцу.

– А кто будет опорой мне?

– Отойдите. – произнесла Саша, прежде чем старушка ответила. – Отойдите от ребенка. Пойдем, Оксинт. Не слушай ее.

Она обняла меня, и мы пошли следом за остальными.

Глава шестая. Масштабы бедствия