Дмитрий Романов "Из варяг в греки"

Третий том опуса «Из варяг в греки» посвящён княгине Ольге и роковым событиям в новорожденной Руси. Смерть князя Игоря, кровавая воля язычницы, её крещение, воитель Святослав, детство Владимира. Степняки, викинги и саксонцы. Это лишь вершина айсберга. В глубинах – страсти и радости простого человека, чей быт – яркая и суровая сказка, полная тайн природы и зова древнего рода. И бурный поток власти, войны, любовных интриг и неземной воли ввергает его в свой водоворот. На пути из варяг в греки.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-0062-2664-7

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 07.02.2024

Раз Свенельд сказал, значит князь и впрямь принесёт им к зиме обещанное.

Игорь и двести воинов ушли к Днепру на закате лета. Никто не провожал их песнями. Только Гримнир проворчал что-то про хитрого бога Локи и сплюнул вослед через рыжую бороду.

К осени Игорь вернулся в Киев, где ждала его неприятная новость.

***

За полмесяца до возвращения Игоря, когда о городе на болотах пошли слухи по всей славянской земле, в Киев наведался диковинный гость.

Он пересёк околицу в сопровождении четырёх воинов. Все они ехали на мохнатых низких конях без стремян, и кривые клинки на бёдрах, да высокие шапки с конским волосом выдавали в них степной народ. Наряд убран камнями, но не броско, а в ушах медные серьги. Все без бород, но с длинными чёрными усами, а волосы в частых косах до пояса.

Это были печенеги. Первый всадник предъявил старосте Жирославу золотую печать Вороталмата – хана одного из восьми племён, самого могущественного в орде. Всадника звали Загылбай, он был темником[7 - Темник – командир тьмы войска. Тьмой на Руси называли десять тысяч человек.]. Загылбай приехал говорить от лица хана.

– Князь воюет, – ответил Жирослав, – оставайся до осени, покуда не вернётся.

– Нельзя до осени, – спокойно возразил Загылбай. – Я потому и пришёл, что нет князя. Пришёл с княгиней толковать.

Жирослав замешкался, и дуги азиатских глаз блеснули.

– Что, и княгини нет? – удивился Загылбай. – Без хозяев дом стоит?

Жирослав понял, что для печенега такой расклад дел – призыв к действию. Если Загылбай вернётся и передаст своим, что в Киеве нет головы, на стылый очаг придут незваные гости. Так было в Муроме, близком к северо-восточным окраинам печенежских степей. Старый князь умер от ножа своего сына, народ сына повесил. Позвали нового князя с Ростова, да пока тот ехал, наведались печенеги, и сами назначили посадника. Тот долго не сидел – разграбил город, пожёг хлеб и был таков. Конечно, малый Муром великому Киву не чета, да степной стихии на всех хватит.

Загылбай согласился отобедать на воздухе, потешиться гуслярами и сопельниками с медведем-плясуном, навестить бабий терем, да там и дождался утра.

Пока он тешился, Жирослав и бояре наставляли Ольгу, как себя вести на месте княгини. Девчонка то криво сидела на троне, то отвлекалась от речей, ковыряя прыщик на щеке, то вдруг смеялась, разглядев соплю в бороде боярина. Чего от неё хотели, взять в толк было сложно. Но когда вся серьёзность положения вдруг вспышкой молнии вставала перед ней, она пугалась и тут же защищалась от этой вспышки очередной ужимкой. Но Жирослав не зря был старостой, и сумел заметить этот мгновенный испуг в её глазах.

Он попросил бояр покинуть залу и остался с Ольгой наедине. Она насмешливо храбрилась.

– Я ведь знаю, как тебе страшно, – сказал Жирослав.

Этого Ольга не ожидала. Она поправила серебряные луницы на лбу, сдула прядь со щеки и хмыкнула:

– Вот ещё! Не меня ли на трон посадили?

Ему хотелось рыкнуть на неё или даже отвесить пощёчину, как делал в своём дому. Он знал, что ничего бы ему за это не было… Но именно, что ничего. Девка бы заперлась ещё глубже. Ребёнок она ещё. Да не пожелать её судьбы никому.

Потому он просто прохаживался перед ней, сложив руки на пузе.

– У меня мать умирает, – сказал Жирослав вдруг, – седьмой десяток давно ей минул. У нас так редко живут. Из ума вышла, никого, кроме меня не признаёт, корчится в собственной луже. Орёт от боли дурниной.

Он прошёлся обратно, потирая каменья в перстнях. Он говорил правду.

– А я тут с тобой маюсь. А до тебя – этого косоглазого привечал. А она – там одна…

Ольга оставила кривить рот и поглядела исподлобья внимательно.

– Ну чего надо-то? – буркнула она. – Слушаю.

– Слушаешь? – рявкнул он, но фыркнул, как конь и унял рык. – А что-то не видно, что слушаешь. Я сам-то тебя тут не ждал. И откуда такую тебя приволокли, и зачем – не мне судить… Но меня князь за тобой смотреть поставил. Ты не знаешь, кто такие степняки, ты не знаешь ничего про степь, про славу переднюю, про землю Руси. У вас там в Пскове с лешего на бешего княжий плащ вешают, да за варягами волочатся. Нюхать силы не нюхали, а всё пресмыкаются. Ты и сама-то варяжка. А ничего не видали там у вас. Что и за околицей мир есть. Знаешь, что плыть лето и зиму – а ромейскую землю не обплывёшь? Знаешь, что на востоке Сварог в небе на полдня раньше встаёт? А что норманны за тридевять земель ходили и чёрных людей видели, где вместо земли и воды песок горячий, хоть яйца вари?

Ольга слушала внимательно.

– А знаешь ты, что половина этого мира греческому Богу поклоняется, и что так стало вот-вот? Когда я ещё под лавку ходил, не гнувшись, так не было. Но скоро и нас этот Бог захватит. Или степь нас захватит. И будут тебя и меня гнать отсюда с шерстью козьей в пятки зашитой. А олово в рот лить. А девок, вроде тебя… Да ты, небось, всё о желторотом каком-нибудь думаешь? Остался у тебя там, на отчине, сопляк, ты и вздыхаешь. Куда там шерсть в пятках, да греческий Бог, когда он тебе при луне на ушко шептал? Да гори она огнём, земля киевская, а ты помечтай про соловья!

Ольга покраснела. Как это он угадал? Или все уже знают про Малко?

– Я уже не гожусь тебя наставлять, – тихо продолжил он, – раньше бы давно за волосы оттаскал, как суку за ухо. Что мне князь? Ты пока с ним вокруг огня не ходила, чашу не пила, да на ложе не ложилась. Тебя бы прищёлкнуть, как вошь на ногте. Да не успею замену найти на завтра. А тебе завтра слово держать.

Он отёр взмокший лоб и сел отдышаться на сундук.

– Теперь слушай.

Жирослав наставлял её до утра. Потом дал немного поспать, и до полудня прошла встреча Ольги с печенегом. Загылбай не знал, что перед ним ещё не княгиня, а невеста. Хотя и подивился её молодости.

– Если у вас даже дети такие мудро правят, то силён Киев, – заметил он, присаживаясь на подушку. Её привезли с собой из степи. Славяне не знали подушек, а там, где уже начинали узнавать, клали их не под ягодицы, а под голову, чем сильно смешили степняков.

– Хорошо ли ночевали гости? – спросила Ольга. Ей легко далось начать разговор без дрожи в голосе. Власть тут же опьянила её и осталось лишь не противиться. Это заметили все по блеску её сыро-зелёных глаз.

– Будет что рассказать, – ответил Загылбай, загнув угол рта, – в наших землях таких красавиц не сыскать.

Ольга проглотила отвращение, поняв, что печенегов развлекали молоденькими невольницами. Она холодно кивнула.

– Я рада. Но с чем же вы к нам пожаловали? Уж не на красу нашу глядеть, знаемо.

– Позволь сразу молвить, – сказал он и, получив добро, выдал на одном дыхании, – каган Игорь, как знает госпожа, не первое лето ходит на Пересечень, да в болотах там стоит. Недавно мы снова видели его дружину, когда собирали дань с уличей.

Он многозначительно промолчал. Ведь сам Киев не собирал дани в тех землях. Ровное молчание княгини Загылбай принял за стойкость при нанесённой обиде.

– Теперь твой каган построил там город. За две луны.

Ольга снова не повела бровью, а бояре вокруг зашептались.

– Нам уже нехорошо – это ведь наши данники. Зачем каган Игорь портит с нами мир? Зачем хочет отнять наши угодья? Но я не злюсь на него, а даже смешно мне. Ведь он ничего не может! – продолжил печенег. – Никто не строит свой город там, где намерен победить и забрать себе чужой. Это всё равно что встать на колени перед стенами, которые не можешь взять, и молить их пасть. И каган не бросает своих людей в чужой земле. А наши гонцы сказали, что он покинул Пересечень и уже по дороге сюда. Корабли Киева готовятся к отплытию. Да будут мои глаза перстнями коршуна, если это не так!

– Наш добрый гость не может знать, что на уме у князя! – встал со скамьи боярин Радуйло. – Одно дело, коли…

– А ну! Молчать! – зыкнула Ольга, и вдруг вся скамья бояр вздрогнула. – Не к вам говорят, а ко князю!

Словно свекольным соком обдало лица. Девка безродная киевской знати рты затыкает!

Загылбай внимательно проследил за лицами бояр. Но те быстро вернули прежнее выражение. Все, как один, умолкли, а Радуйло сел, даже склонив голову. Загылбай ничего не прознал.

Не выноси сор из избы – таков неписаный закон славян. Ольга хорошо впитала его. Позже она сама кланялась в пояс Радуйле, прося извинить за дерзость, но и тот знал, что девица играла, и зла не держал.

– Продолжай-ка, – сказала Ольга.

Загылбай развёл руками.

– Вот и прошу я тебя, мать дома великого, отговорить мужа от дурного дела, да позора вдобавок. Ведь уличи себе не хозяева. И потому так сильны, что за ними наши ханы стоят. А если Игорь копьё на уличей повернул, значит, и на ханов встаёт. Сама рассуди, чем дело выйдет. А что на болотах второй год стоит без толку – так смех только.

Загылбай сложил руки на груди и был готов слушать.

– Если это всё, о чём просишь, то будь по-твоему. Мужу передам твои слова. Голова – он, а я только совет мирный.

– Передать мало, – Загылбай расплёл руки и упёр их в колени, подавшись вперёд острым оком, – ты сама думай-решай.

– А если таково моё решение – ему передать. Что ж с того?

– Нечего ему передавать, княгинюшка, – тишина звенела от его слов, – там, за Черниговом, в дне пути от Киева, стоит моя тьма. Десять тысяч конных. Любого сметёт враз. Не успеет он народа покликать. Так слушай дальше, голубушка. Я не им говорю, – он мотнул головой на бояр, – а тебе одной. Бери мою тьму конных, владей. Сам тебе служить пойду. Только задави мужнину дружину, да его на место поставь. Очаг ваш ворошить не хочу, и тебе решать, что с ним делать… Любить его будешь, как раньше любила – твоё право. Но дружины его лишишь с моей помощью, сама Киевом править станешь, а Игорь твой умнее будет. У нас в степи говорят, мужу голову перед женой склонить – умнее стать. Потому что склонить перед женой голову можно только в одном случае – если она за тебя на тот свет сходила, да душу твою живой вернула.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70325971&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Гридень – младший воин, ещё не призванный в основную дружину, но жалеющий стать княжьим бойцом.

2

Вено – у славян выкуп за невесту.

3

Виса – вирша, краткое стихотворение у скандинавов.

4

Скандинавское название территорий славянских земель от Ладоги до Чёрного моря. Дословно переводится как «край городов».

5

Погост – изначально, малое хозяйство князя вне города, служащее для сбора дани и снабжения дружины в походах.

6

Поршни – название вида женской обуви у славян

7

Темник – командир тьмы войска. Тьмой на Руси называли десять тысяч человек.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом