Из варяг в греки
Дмитрий Романов
Третий том опуса «Из варяг в греки» посвящён княгине Ольге и роковым событиям в новорожденной Руси. Смерть князя Игоря, кровавая воля язычницы, её крещение, воитель Святослав, детство Владимира. Степняки, викинги и саксонцы. Это лишь вершина айсберга. В глубинах – страсти и радости простого человека, чей быт – яркая и суровая сказка, полная тайн природы и зова древнего рода. И бурный поток власти, войны, любовных интриг и неземной воли ввергает его в свой водоворот. На пути из варяг в греки.
Из варяг в греки
Жемчуг в грязи
Дмитрий Романов
© Дмитрий Романов, 2024
ISBN 978-5-0062-2664-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Древняя Русь Х в.
Из варяг в греки. Жемчуг в грязи
Она сияла, как луна в ночи,
светилась среди язычников,
как жемчуг в грязи
«Повесть временных лет»
Былое. Из книги второй
(вместо предисловия)
Много прежде было сказано о славном воеводе Олеге, выходце из сурового заморского севера. О его странствиях, пирах, покорении племён, да сокрушении войск. О княжиче Люборе, что сел к нему на ладью, будучи изгнанником в собственном племени. Коему суждено было пройти с Олегом много, да вернуться в своё то племя зрелым мужем с женой именитой и утвердиться уж не изгоем, но князем. Много сказано и об отроке Жегоре, коему открывались чудеса художества и был дар изображения по дереву небесной красоты. Сказано было и о Господине Великом Новгороде, где сидели варяги, и где правили они славянами по просьбе их.
В Новгород же тогда прибыл Рюрик, севший там князем. Сам варяг и дружина его из них же была. Молодой Олег ходил у него воеводой. Раз, идя на море в Корсунь, он и подобрал на борт Любора со златовласой Янкой. А та же стала воительницей при Олеге и князьях его, как сказано было под конец. Но в Корсуне Олег узнал, что ни славян, ни варягов в честные торги не принимают, обвешивают, да ни во что не ставят. Всё закрыли им греки, арабы, да хазары. А и много других неправых дел по земле славянской Олег наблюдал. Сердце его, норманнское сердце, сильно болело за эту землю – чужую по крови, но родную по душе. И многие варяги, соплеменники его, за это Олега укоряли. Что ж он такого нашёл в диких славянах? В чём тайна их?
По пути назад в Новгород постигла беда его корабли – сжёгшие Киев мадьяры разбили их и взяли Олега с отрядом в плен. Олег успел выпустить голубя, привязав к его лапе послание для Рюрика. Мадьяры тогда целым народом кочевали от великих гор на востоке к Дунаю на западе. И в землях пруссов отряд Олега был ими продан купцам саксам в рабство. Но удалось им бежать. И вот, раненные и обессилившие, оказались они спасены внезапно прибывшими гребцами из Новгорода – голубь донёс до Рюрика весть, и князь не оставил любимого воеводу. Олег с отрядом вернулся в Новгород.
Рюрик же был хорошим вождём, но не имел наследника. Жена его, молодая славянка Даруня, с первого же взгляда на княжьем пиру влюбилась в пришлого Любора. И так на свет появился у неё сын – Ингвар, на славянский лад прозванный Игорем. Престарелый Рюрик, всё чаще опьяняемый зельями, поверил, будто Ингвар послан ему богами, и без сомнений принял его как сына. В Новгороде же случилась крамола и резня между славянами и варягами, да и сами варяги ополчились друг на друга из-за Рюрика. Олег тайно увёл из окружения Даруню с сыном и снежным путём вместе с Любором, Янкой и верными ему варягами, пошёл по городам и становищам, собирая войско. Но не чтобы идти к Рюрику на помощь. Олегу был нужен Киев.
В Киеве же тогда было много бед, и тайные сговоры, и бунты, и нашествие иноплеменников. Свергли князя Аскольда и убили воеводу Дира. Овладело городом безродье, да разбой. Тогда и явился туда Олег, и всё разрешилось. О том поведал в резьбе своей юный Жегор, да монашеская братия, его приветившая. Игорь же, чадо безмолвное, был посажен на престол, а Олег при нём встал и власть сам держал, пока тот рос. Ходил он на хазар, уводя от Руси иго их и беду дань платить. Ходил на Царьград и многое богатство привёз, и почитание, и мужей учёных, и монахов. Щит свой прибил же к вратам ромейской столицы.
Умер же Олег от сговора варягов. Не простили ему любви к иному племени, к народу славянскому. Но успел он ещё привезти из далёкого Пскова в Киев девицу. Игорь подрастал, входил в возраст мужа, а невесту где только не искали ему. Да зацепила его случайная девчушка, что плотом правила на переправе. Капризным, балованным и безвольным рос Игорь, но всё с тех пор лишь об одном думал. Никаких княжеских, да великобоярских дочерей, хоть на то и уговаривали его союзные вожди. Нет – достань да привези мне ту самую девицу с переправы речной. Звали же её Хельгой. А славяне-то прозвали, значит, Ольгою.
Вот история о ней.
I. Матушка
Братья вышли пред ворота, выставили копья и хмуро глядели на чужаков. Трое против десяти. Да и старшему брату едва было семнадцать, чужаки все – рослые дружинники. Кольчуга ладная, плащи с бобриком, а сапоги заморские. Высокие гости… Таких раз встретишь копьём, весь род твой потом осечётся.
Но делать нечего. Позади братьев – честь сестры. Та забилась где-то в сарае за лодками.
– Эй, щенки, где Торольв? – спросил передний дружинник. Пепельный глаз оценил копья.
– Где ваш отец?
Братья молчали. Младшему, ещё не носившему усов, было страшно, но ярость и стыд перед роднёй затмевали страх. Он подтянул тяжёлое копьё повыше.
– Варяги, значит? – дружинник мотнул головой на лезвия.
Те сверкали на ливневом солнце и вторили силуэтам могучих елей. Деревья стеной стояли за хижиной. Юбки крон опадали плавной линией, как и острия. Прищурься – сталь сольётся с елью.
Боевой клинок. Для охоты не пойдёт – слишком порвёт шкуру. Значит, варяжье семя… бойцы сызмала.
– Я сам варяг, – сказал дружинник, улыбкой даря юнцов, – зовут меня Свенельд, служу в Киеве.
Братья переступали с ноги на ногу, но также исподлобья хмурились.
– Ингвар прислал нас. Небось, слыхали о нём?
– Не слыхали, – наконец, подал голос старший брат.
Свенельду захотелось стереть невидимый плевок.
– Мы ж за сестрой вашей не по своему хотению. Мы б по дороге сюда столько баб нацепляли, сколько репейника в овраге. А у сестры твоей ещё спина со всех сторон, да промеж ног лысо.
Остальные гоготнули. Кто-то убрал меч, кто-то отошёл в сторону помочиться. Напряжение спадало.
– Так что нам она, что свинье дятел.
– Так идите своей дорогой, – сказал старший брат.
Руки отрока покачивались – так долго держать копья наготове ему ещё не доводилось.
– Не своей дорогой сюда пришли, а княжьей. Не своей и уйдём, – ответил Свенельд.
И вдруг сшиб древко рукой, наскочил и так швырнул отрока, что тот сбил с ног среднего брата. Младший же опешил, и сам не заметил, как уже лежал на песке, глотая сухую хвою.
Дружинникам даже не пришлось доставать оружия. Братьям заломили руки и присели поверх. Свенельд исчез за воротами. За ним в дом вошли ещё трое гридней[1 - Гридень – младший воин, ещё не призванный в основную дружину, но жалеющий стать княжьим бойцом.].
Лачуга Торольва стояла на самом берегу. Здесь река сужалась так, что можно быстро пересечь её на лодке, и было неглубоко – плоты Торольва возили туда-сюда рабов, скот и прочие товары. А на том берегу начиналась прямая дорога в Псков.
Торольв уже второй десяток зим жил тут, на славянском севере. Паромное дело у богатого города прибыльно. Да и куда ещё с пятью детьми? Правда, говорили, что в сам Псков Торольву путь был заказан, что он убил своего брата, когда тот посягнул на его жену. Брат же его был служилым человеком у местного ярла, и на Торольва была травля. Закончилась она тем, что жену у него отняли, надругались и повесили на воротах. Сделали это свои же скандинавские варяги. И потому Торольв разорвал с ними связь, взял детей и ушёл за реку.
Ещё говорили, что местный жрец упредил ярла, будто дух убиенной жены живёт вместе с мужем, и любого, кто захочет тронуть его, поразит проклятие. Так жена проявляет верность даже из мира Хельхейм. А сам жрец был не глуп и понимал, что Торольв со своими паромами хорошо послужит доставке масла и мёду для алтарей Даждьбога.
Теперь Торольв был где-то на том берегу, улаживал поставку смолы и найм гребцов на конец весны. Времена идут горячие – оттаяли северные реки. Вот-вот пойдут купцы из озера чуди на Двину к литве, и на восход – к Новгороду. День год кормит.
А не видел Торольв, что творится в его доме. Трое братьев лежат под ногами чужаков, в доме за хозяев иноземцы рыщут. Да не золота ищут, а дочь его родную.
Четырнадцатый год пошёл Хельге. Бойкая и звонкая девчонка ещё только-только принималась в цвет. Привыкла к играм братьев, любила лук, да стрелы, рыбу гарпунить и вдогонки по реке – кто кого быстрее плыть. Конечно, последние месяцы не сымала рубахи, когда плавала с братьями – было уже что таить. Но с того и не дичилась. Помощница росла в доме заместо покойной матери. Да к тому же – девушка, душа очага.
– Эта что ли?
Дружинник по имени Асмунд с заплетённой в косу бородой и золотым кольцом в ухе отшвырнул ветошь. В пыльном углу жалась девочка лет семи.
– Нет, – рыкнул Свенельд. – Эта мала. Ищи лучше!
Асмунд не пошёл дальше. Он сел на пол рядом с девочкой. Она молча рыдала от страха, а он с утомлённой ухмылкой закинул руки за голову и начал рассуждать:
– Надо ж было… Месяц шли за какой-то оборванкой. А всё почему?
Он покосился на девчушку, та бледнела на грани обморока. Сознание мутилось ещё больше от запаха пота и браги.
– Есть тут недалеко хорошенькая дочь Изборского конунга, – продолжал Асмунд, – есть Огнёва литовская… Мала. Тебе по годам. Ну и что? Да за ней две тысячи войска в приданое! А поди на полудень в Корсунь! Мало ли там гречанок, да хазарок с веном[2 - Вено – у славян выкуп за невесту.] по княжьей мере! Так нет же, понесло лихо сопляка Игоря. Захотел себе оборванку взять без роду-племени. А знаешь, хочется мне очень на сестру твою поглядеть. Чего он такого в ней нашёл?
Будто услышав его слова, в избу вернулся Свенельд. С ним – двое гридней. Они вели под руки девушку в льняной рубахе без рукавов, какие носят рыбаки. Светлая коса распушилась и горела ореолом волос на солнце.
Девушка уже не брыкалась. Нож выбили из рук, сами руки свели за поясом, от укусов отвывернулись.
Исподлобья надуто глядела волчица.
– Хельгу привели, – кивнул Свенельд.
Асмунд кисло оглядел её. Ямочка на подбородке и чуть вздёрнутый нос в мареве веснушек. Глазища таращит злобно.
– Оборванка и есть, – сплюнул, и добавил для девочки в углу, – ты, небось, краше будешь, когда подрастёшь.
– Иди повозку готовь, – сказал Свенельд Асмунду.
Они были ровесники, одного звания – огнищане. Это значит, при огне очажном Ингвара, то бишь, Игоря самые близкие. Только Свенельд из Скандинавии, а Асмунд – датской крови. Оба варяга недолюбливали друг друга, но ценили свои места при князе, и волю личному не давали.
– Я-то пойду, – Асмунд неспешно поднялся, – да только лучше ты ей шейку-то скрути, и в реку. Скажем, сама бросилась.
– Кончай болтать! – Свенельд толкнул Хельгу, и гридни поволокли её на улицу.
Заскрипела телега, в избу внесли окованную медью скрыню. Асмунд поднялся с пола, со вздохом оглядел её, приоткрыл.
– И за что вшивому лодочнику такое богатство?
Выудил двумя пальцами из-под крышки серебряный гривенник, сунул за сапог. В скрыне было много сотен таких гривенников – вено за украденную невесту. На сто двадцать гривен. Лодочник Торольв, по мнению Асмунда, должен был от радости света не видеть. Но Асмунд был уже далеко, когда Торольв увидел злосчастную скрыню и услышал от сыновей, что его душу увели киевские варяги. И когда Торольв схватил копьё и погнался вслед отряда, но выбился из сил и горько плакал, кусая землю.
