– Тогда какого рожна вы тут с твоей сестрицей устраиваете?! Это что вообще? Что за глупые угрозы или как это вообще назвать-то, я даже не знаю! Вы что, вообще не соображаете, что делаете? И ладно бы кто другой ещё, но вы! ВЫ! Вы, которые прямо сейчас у меня тут на птичьих правах находитесь! Исключительно благодаря моему к вам доверию и глубочайшему уважению к… к… – трясёт растопыренной ладонью, указывая куда-то в потолок, но я понимаю, что она имеет в виду Машкиного Саню. – Как это вообще, я не понимаю! И ладно бы действительно был повод, но вот так просто оболгать парня… Зачем, Крылова? Чего вы этим добиваетесь, я не пойму?!
Я молчу, она орёт. Нет, ну не то, чтобы орёт, так-то пытается говорить потише, аж хрипит придушенно, но от этого мне только ещё страшнее становится.
– В общем так, Крылова. Я когда в одиннадцатый класс без должного оформления тебя брала, я пошла тебе навстречу. Тебе бумажка за десятый класс для этого твоего лагеря нужна была, и я тебе её авансом выписала с одним лишь условием: что это нигде не всплывёт, и что ты в первом же полугодии этого года закроешь аттестацию за десятый класс, так?
Киваю, с ужасом понимая, что директриса сейчас в таком гневе, что вполне может просто отправить меня обратно в родной десятый – и это в лучшем случае. А в худшем – выпереть на хрен из школы с аттестатом за девятый, и всё. Формально будет права. Официально экстернат у меня ещё не оформлен, это планировалось сделать задним числом, после возвращения из лагеря. А поэтому и в одиннадцатом я сейчас как бы нелегитимно. Такие у них там, в комобре, схемы «для своих». И тем опаснее теперь моё положение, что Машка рассталась с Саней.
– Но ведь аттестация до конца декабря закрывается, – лепечу я. – У меня ещё три недели есть. Вы же сами вчера сказали, что у нас всё в силе. Но сама я давно готова, Анна Сергеевна! Хоть сегодня всё сдам, правда!
– Нет, вы посмотрите, готова она! – всплескивает руками директриса. – А как быть с тем, что ни одна живая душа узнать не должна была? Но теперь, мне, видите ли, пересказывают сплетни, что у Крыловой, якобы, крыша в комобре есть! Это как прикажешь понимать, а? Под монастырь меня подвести хотите? Да мне, если хочешь знать, безопаснее всего распрощаться с тобой прямо сейчас! Хочешь, в колледж иди, хочешь в другую школу поступай, хочешь на экстернат оформляйся, но, тоже, в другую школу! А мне ваши семейные странности вот уже где! – режет ладонью по шее.
– Анна Сергеевна, я не понимаю… – Опускаю глаза, голос перехватывает от морального прессинга и банального страха.
Если меня сейчас выпрут – это будет позор. И вообще любой расклад, кроме заранее обговорённого – позор. На потеху всяким там Каримовым, Грушко и прочим злопыхателям. Как там Фёдоров сказал: обычный светский позор лжеца? Вот-вот. Он самый. А ведь я, ну правда, ни в чём не виновата! Я ведь действительно могу сдать программу десятого класса хоть сегодня. Просто справка о его окончании мне нужна была ещё в минувшем июне, но это не было возможно чисто технически. Ну, в смысле… Легально.
– А вот я, Крылова, кажется, всё поняла! – сбавив тон, осуждающе качает головой директриса. – Сестра ведь твоя, насколько я знаю всё из тех же сплетен, больше не… не подруга? – Снова трясёт ладонью в потолок, намекая на Саню.
Я молчу, она кивает:
– Ну вот то-то же. Подстраховаться решили? За жабры меня взять, чтобы насчёт договорённостей не передумала? Да уже за одно это гнать вас отсюда в три шеи, а уж за то, что парня подставить решили – и вовсе! Ты думаешь, начнись следствие по изнасилованию, я себя прикрывать буду что ли? Ценой свободы Тарасова? Нет, Крылова, нет! Всё как есть расскажу – и про договорённости наши с вами, и откуда там, сверху, ветер дул – всё расскажу! Так что передай своей сестре, что игру она затеяла не просто глупую, но ещё и мерзкую! И мне теперь с вами не то, что дела иметь, а и просто видеть вас тошно!
Я всё так же прибито молчу, она ходит взад-вперёд по кабинету, сцепив на груди руки, и задумчиво потирая подбородок.
– В общем так, если вы мне парня голословно обвините, то и я молчать не буду, сделаю всё для того, чтобы тебя в нашем городе не только в другую школу или колледж, но даже в вечернюю не взяли бы! Так и пойдёшь у меня со своими высокими амбициями и девятью классами на все четыре стороны! Ну чего ты молчишь-то, Крылова?!
Жму плечами. У меня нет слов.
– Тогда иди, раз сказать нечего!
– …Куда?
– В класс, конечно, куда ещё! Со следующей недели будешь аттестовываться за десятый, но поблажек, сразу говорю, не жди! Наоборот, всех предупрежу, чтобы спрашивали с тебя по полной программе! Иди!
Спешу к выходу, но директриса окликает:
– И Марии своей позвони обязательно, чтобы даже не вздумала в полицию идти! А то грозилась тут… Грозилка! Какая была бестолочь несерьёзная, такая и осталась. Как будто мы вчера, а не двенадцать лет назад её выпустили.
Иду по коридору, а у самой ноги подгибаются и реально, до темноты в глазах, стреляет в виски. Что это, вообще было? Ну Машка, блин… Какое, нафиг, изнасилование?!
Хочется выскочить на улицу и рухнуть лицом в сугроб. И, в идеале, сейчас бы просто свалить домой… Но следующим уроком химия, а поэтому я беру себя в руки и иду через безлюдный гардероб к лестнице на второй этаж.
– Далеко собралась? – выходят мне наперерез две девчонки из вчерашней компании.
– Собираться-то она может куда хочет, – раздаётся за спиной голос, – но и у нас со стукачами разговор тоже короткий…
Резко разворачиваюсь и оказываюсь с нос к носу с Абрамовой, с той лишь разницей, что та на каблуках и из-за этого кажется почти на полголовы выше.
– Что, Крылова, не научила тебя сестрица коллектива держаться, придётся нам учить, как плохо от него отбиваться!
У меня в голове тысяча мыслей одновременно, но это не помогает понять, что происходит. Неужели жлобят, что директриса со мной лично и наедине говорила?
– Ян, я вообще не понимаю о чём речь. Какой коллектив, кто от него отбивался? Меня, если ты не заметила, вместе со всеми на ковёр вызвали.
– За идиотку меня держишь? Конечно тебя вызвали – чтобы стрелки отвести! Типа, ты ни при чём. Но больше-то некому!
– А ничего, что кроме меня, у тебя дома ещё человек восемь из нашей школы было?
– Ну они же не идиоты, чтобы самим на себя стучать!
– Ну так и я тоже не идиотка!
– А вот это, как раз, под вопросом, Крылова! У тебя, может, мозгов только на зубрёжку хватает, а дважды два из реальной жизни ты сложить уже не в состоянии. – Требовательно тянет руку: – Дай свой телефон!
– С чего вдруг?
– Дай сказала! Девчат, держите её…
– Чё за кипишь, а драки нет? – вклинивается вдруг голос со стороны, и я умудряюсь одновременно и вздохнуть от облегчения, и ещё больше напрячься… при виде Тарасова.
Он с вечной своей ухмылочкой и руками в карманах куртки вальяжно приближается к нам, и до меня долетает вдруг запах его, перемешанного с морозной свежестью, парфюма, а может освежителя для машины. Аромат буквально вонзается в мозг, заставляя пульсировать виски, нагоняя ощущение непонятной тревоги и…
– Вот ты обломщица, Крылова, слышь? Думал, покуролесим с тобой, тоси-боси, – наглый взгляд с поволокой, как бы намекая на что-то, через зеркало заднего вида. – Ты чё так надралась-то по итогу?
А меня колышет в мягкой истоме автомобильной качки, и весь мир кажется таким близким и доступным – потянись и достанешь что угодно, хоть взрослую независимость, хоть неземную любовь! И подумаешь, Артём. Пф-ф! Тоже, принц нашёлся. Да пошёл он… Да пошли они все! Как будто я и сама не знаю, что мне нужно…
– Крылова, ты спишь что ли?
Снова выныриваю из обволакивающей дрёмы.
– А?
– Бэ! Я говорю, думал покуролесим с тобой. Ну, там, тоси-боси…
– Дурак ты, Тарасов! Хотел бы куролесить – куролесил бы уже, а не бровями мне тут мигал…
Кусок воспоминания врывается в голову пулей, заставляя едва ли не вздрогнуть. Поднимаю испуганный взгляд на Антона, но он смотрит на Абрамову и мотает на пальце колечко брелока с ключами. И Янка пока не видит то, что вижу я – его щека расцарапана.
– Если эта овца не даст сейчас свой телефон, то будет и драка! – приосанивается Абрамова, кокетливо стреляет в Тарасова глазками. – Она нас вчера снимала, прикинь? И слила видос директрисе!
Антон на мгновенье зависает, и лицо его начинает вытягиваться.
– Что, реально слили? – Переводит взгляд на меня: – Ты?
– Нет конечно! Когда бы я это делала? И на хрена?
– Резонно. Слышь, Абрамова, – взгляд снова на неё, – на хрена бы она это делала, если и сама надралась, как падла?
– Ну так она себя и не снимала, ты что думаешь! Всех засветила, кроме себя.
– Пруфы есть?
– А то! У директрисы в ноуте. И, наверняка, у этой в телефоне. Если не удалила уже, конечно.
– Ну… Тоже резонно. Слышь, Крылова, просто покажи телефон.
– Идите вы знаете куда, – пячусь я, но упираюсь спиной в девчонок. Оговорочка «если не удалила уже» говорит сама за себя: при любом исходе виноватой останусь я. – Я ничего не снимала и никого не сливала. И если вы не отвалите, то я… Я…
Немая сцена, словно они все ждут что же «я», а я… Я не знаю, что «я». К директрисе точно уже не побегу.
– Иди сюда, – Антон вдруг увлекает меня в сторону, скрываясь от девчонок за ряды с одеждой. Смотрит в лицо так хмуро и внимательно, что я чувствую себя едва ли не на допросе в полиции. Вот уж не думала, что он так умеет. – Давай как на духу, твоя работа?
– Нет, – мотаю я головой, и вместе с мгновенно проснувшимися молоточками «тук-тук-тук» по мозгам, меня обдаёт очередной волной…
– Да блин, уймись ты уже, Крылова! – ржёт Тарасов, и, одной рукой держа руль, второй пытается утрамбовать меня обратно на заднее сиденье. – Потерпи, сейчас местечко потемнее будет, тогда.
Я тоже хохочу, но всё-таки перестаю пытаться обнять его прямо здесь и сейчас. Вся эта возня такая весёлая, что мне кажется, будто парю в каких-то радужных облаках. Не надо ни о чём думать, ни о чём переживать, ни на кого обижаться… Мне так хорошо и свободно, что хочется улететь! И я лечу, лечу… Но просыпаюсь вдруг от прикосновения холодных рук к груди:
– …Так, блин, как это у тебя тут расстёгивается вообще?.. Приподнимись, слышь? Неудобно так…
Эта очередная волна воспоминаний подкрепляется плотным знакомым ароматом от склонившегося сейчас надо мной Тарасова, и я словно ощущаю вдруг лицом тепло его шеи и колкость обветренных губ на своих щеках…
– Аллё, Вероник! – возвращает меня в реальность голос. – Тогда как ты объяснишь, что на видосе есть все, кроме тебя?
– Понятия не имею! Я и видоса-то самого не видела.
Тарасов ещё пару минут смотрит на меня пристально и кивает:
– Ладно, пошли!
Выволакивает обратно к девчонкам, ставит перед ними.
– Короче, отвалите, это не она.
– Да ладно! – вскидывается Абрамова, – а кто тогда?
– Не знаю. Но не она.
– Да с чего ты взял? Где доказательства?
Тарасов окидывает меня очередным хмурым взглядом и пожимает плечом:
– На доверии.
– Нормально… – возмущается кто-то из девчат, а Янка поджимает губы:
– Доверии? А ты, Антош, не попутал, случайно? Не боишься, что Смирнова о твоём «доверии» узнает? Из того же самого видоса, между прочим! Там и с тобой много интересного!
– Слышь, Абрамова, – угрожающе, подаётся он вперёд, – а может, это ты попутала? Или не…
– Так это чего тут за сборище? – перебивает его окрик уборщицы. – По карманам лазите? Какой класс? Ну-ка быстро к директору!
Мы бросаемся врассыпную, как тараканы – через все доступные щели. И как-то так получается, что к боковому выходу я добираюсь одновременно с Тарасовым. Едва не треснувшись лбами, замираем оба, и Антон галантно ведёт рукой:
– Только после вас, мадам!
– Благодарю, монсеньёр! – прыскаю я… Но тут же осекаюсь. Вся эта дурашливость снова вдруг до жути отчётливо напомнила то, с чего начался вчерашний капец. Финал, которого я, кстати, до сих пор не помню. – Антон, слушай… а что у нас вчера было, а? Я вообще не помню!
Он замирает на половине шага, зачем-то ведёт пальцами по расцарапанной щеке.
– Прикалываешься?
Мотаю головой. Тарасов длинно фыркает:
– Пф-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф… – словно в этом звуке сконцентрирована вся тщетность его бытия и наконец, раскинув руки, трагикомично лыбится: – Ничего особенного, просто, не считая поцарапанной рожи, ты заблевала мне салон. И вот я, как дурак, с раннего утра гоняю в поисках свободной мойки, не говоря уж о том, что на ночь пришлось оставить окно приоткрытым, и в салон намело снега.
Прибито опускаю голову, хочу провалиться. Стыдно, просто жуть!
– А… А как я тогда домой попала?
– А вот этого я не знаю. Когда ты начала орать, что я тебя насилую, я не нашёл ничего лучше, как выгрузить тебя на ближайшей остановке. Ты мне лучше скажи, ты что, вообще ни разу до этого не бухала?
– Нет.
– Пиз… В смысле – врёшь?
– Нет. Правда, ни разу.
Тарасов изумлённо хмыкает.
– Ну… ну молодец, чё. Уважаю, если честно. Видос точно не ты слила?
– Нет.
– Значит Фёдоров, шкура. Больше некому. Ладно, ты давай иди и не бойся этих куриц. Если снова наезжать будут, скажешь, успокою.
– Спасибо. Правда, спасибо, что поверил и… И вообще.
– Угу. Давай, покеда!
Он решительным шагом двигается прочь, а я смотрю ему вслед… и тут осеняет:
– Антон, а ты куда сейчас?
– К директору. Хочу глянуть на этот ваш видос. Надо же разобраться, кто крыса.
– Нет! – охаю я. – Не ходи!
Тарасов непонимающе замирает.
