Лишай
Яна Палеева
Марина, примерная английская домохозяйка, волей случая отправляется на курорт одна. У нее есть три дня, чтобы в ожидании мужа насладиться одиночеством, тишиной и свободой. Но все тот же случай приводит в отель человека, которого Марина когда-то любила, и три дня они проводят вместе. Вернувшись с Англию, в свою скучную рутину, женщина пишет об этих волшебных днях книгу, но понимает, что ее все больше и больше засасывает давнее прошлое, с которого все началось, от которого она с таким трудом сбежала. И сбежала ли? Обложка сгенерирована в нейросети Stable Diffusion автором.
Яна Палеева
Лишай
Под лежачий камень вода не течет
(русская пословица)
Наши дни
3 февраля 2023. Манчестер
Именно сегодня, как назло, уехал муж.
Обычно я радуюсь редкой возможности побыть дома одной, эта работа английской домохозяйкой 24/7, без отпуска и выходных, достает так, что хоть вой. «Все равно ты ничего не делаешь», – Дэйв именно так видит мою ежедневную гонку по вертикали, это звучит привычно оскорбительно, но доказывать, что он не прав, напрасное занятие: пашет в доме только он.
Единственным мерилом полезности человека в семье является то, сколько денег он приносит в гнездо. Я – нисколько, и моя полезность под огромным вопросом. Но я живу с круглосуточным алярмом в голове (все должно быть на своих местах, вовремя и без напоминаний), и у меня нет сил.
Мне жизненно необходима психотерапия, нужен мой персональный кайф – просто поставить недопитую чашку в раковину, бросить полотенце мимо батареи – и так сойдёт, включить любимый французский поп (Oh, no, nothing French in my house[1 -
]!) и полуспать, получитать, не глядя на часы.
Обычно я радуюсь, но не сегодня…Сегодня ровно год с нашей встречи. И, похоже, об этом снова помню только я…
1-3 февраля 2022 года. Канкун.
В самом конце января муж купил тур в Канкун. Границы начали потихоньку открывать, санитарные требования становились божескими и цены на курорты тоже. «Do I look after you, babe?[2 -
]”, Дэйв довольно улыбался, влажно чмокал меня в угол рта, а я еле сдерживала раздражение – заботится! Я что, кошка что ли?
Лучше бы спросил, хочу ли я болтаться семь часов в воздухе, знает же, как тяжело я переношу перелеты. Хотя, о чем это я? За 12 лет он даже не постарался запомнить, что я не ем картошку, не пью английский чай с молоком, а на лилии у меня и вовсе аллергия.
«Марина, не гневи Бога! – мама чуть ли не молилась на него; Ника тоже иногда с сомнением приподнимала бровь: а не преувеличиваешь, подруга? Да я и сама часто признавала – что есть, то есть – бытовые вопросы мой практичный муж решает изящно, с удовольствием, даже талантливо, а что любое отклонение эмоций от нуля, будь то смех или вскрик от боли, воспринимается как проявление бабской истеричности – ну так привыкла уже, Бога не гневлю.
Вот и поездка на другой конец земли – улыбайся и маши, старается же мужик, по мере своей.
Но в аэропорту выясняется, что его QR код от NHS[3 -
] просрочен[4 - Поездки за границу разрешались при наличии двух (как минимум) прививок и негативного теста на ковид, которому не больше двух недель. Можно было сдать заранее по месту жительства, можно в аэропорту], а новый тест дает положительный результат. Нет, чувствовал Дэйв себя прекрасно, сил на громкие переговоры с представителями авиакомпании хватало, но все зря, с системой не поспоришь. Максимум о чем договорились, попытаться через три дня, без потери посадочного билета.
Но тут уж упёрлась я. Я с таким трудом оторвала свой бренный зад с дивана, что вернись я обратно, диван меня бы уже не отпустил.
Я улетела одна.
…тебя я сразу узнала, но без всяких этих киношных: «Годы совсем не изменили тебя». Изменили, ещё как, но ты был по-прежнему хорош. Густая, как в юности, шевелюра, теперь с красивой сединой на висках, рост, осанка, уверенная грация движений – все при тебе. Породу, как сказала бы моя бабушка, не пропьешь.
И от тебя, как и прежде, пахло сексом.
И ты меня узнал. В те несколько секунд, когда в глазах уже отражались – сначала осторожное удивление, потом почти детский восторг, а лицо ещё хранило выражение скучающего равнодушия, можно было отвернуться, демонстративно подавив зевок. Не узнала, бывает.
Но взгляд – глаза в глаза – задержался на долю секунды дольше, и вот мы уже не сдерживаем улыбки.
– Марина!
– Петя?
– Ты подумай, какая вероятность, Мариш, одна на миллион! Нет, миллиард!
– А ты как здесь? С кем?
– Одын, как перст одын, а ты?
– И я…
– Да ладно?
На третий день я едва успею забежать с свой номер, чтобы, хаотично разбрасывая вещи по спинкам стульев, креслам и кровати, воссоздать свое одинокое существование в этом стеклянном рае с видом на океан.
Успеваю, и дальше только шезлонг, книжка, Пина Колада и недовольные комментарии Дэйва по любому поводу, но в этот раз я к ним безнадежно глуха.
3 февраля 2023. Манчестер
Год назад. Как же быстро он пролетел, как же мучительно долго он тянулся. Сначала звонки и сообщения каждый день, потом раз в неделю, в апреле – только букет цветов курьерской службой и вечером – неудачная попытка совместного пития (как ты это называешь) за мой день рождения. Между нами 8 тысяч километров, цифра в паспорте пугает, и настроение на нуле.
За год мы отработали удобную (для тебя в основном) схему: мы созваниваемся ночью либо моим ранним утром – в шесть-семь утра, пока муж спит. Впрочем, Дэйву, по большому счету, все равно, с кем я там курлыкаю по-русски, но мне самой неприятно называть тебя Наташей и передавать мимоходом брошенный мужем привет. “Natasha from Russia”, – ему кажется, что это очень смешно.
Видеосвязь не включаем, просто обмениваемся фото: вот ты гуляешь по пляжу, очки, бандана, лицо почти чужое. Вот твой завтрак или ужин: холостяцкие сосиски с зеленым горошком и бело-оранжевые половинки яиц.
Размытым фоном – порт с бликующими огнями, пенная кромка на песке, позже, начиная с апреля, с фото пропадает и этот милый сердцу пейзаж. Ты переехал, и это разительно меняет тон твоих сообщений.
Ты злишься, раздражаешься, гундишь. Начинаешь пропадать на месяц, сам не пишешь, не предлагаешь созвониться, а мои попытки, дня два подсвеченные одиночной галочкой, удаляются мной за неактуальностью. Мне тяжело, я снова ничего не понимаю.
Но у меня есть книга, я ее пишу, стараюсь оживить воспоминания, как могу. И уже сама не верю, что это действительно воспоминания, а не мои влажные мечты. Ну а чего ты хотела?
Так было всегда, и с какой радости должно стать по-другому?
Волгоград 1986 – 1989
1
Все началось в апреле 1986 года. Между десятым и четырнадцатым числом. Именно тогда Саша-плиточник сбивал только что уложенную плитку в ванной, потому что сам же и напортачил с трубами, и кран с горячей водой лишь кашлял воздухом, иногда выпуская хрипящую струю пара.
– Признаю, каюсь, – и давай колошматить по уродскому грязно-желтому кафелю. К несчастью, его осталось ещё коробок десять, так что на замену рассчитывать не приходилось.
Мне только что исполнилось 14, и это был мой последний день рождения в старой квартире. Два месяца шёл ремонт в новой, ещё месяц переносились – буквально, через дорогу – негабаритные вещи: книги, стулья, люстры, коробки с посудой.
Последний этап, аккурат 6-го апреля, – небольшой грузовичок для холодильника, кроватей и прочей крупной рухляди, которую проще было бы бросить прямо там, на Невской 10. Ничего не было бы жалко, но вот большой, пожелтевший от старости полярный медведь, свалившийся в апрельское грязное месиво, – обидная, но в каком-то смысле – символичная потеря.
Вместе с медведем в дорожной луже осталось мое детство. Вот их, обоих, было до слёз жаль.
Мои родители любили баню, особенно отец. При возможности ходить («по работе», так это называлось) в сауны Интуриста и другие интересные места, для себя он предпочитал сначала Сурскую, потом Болонина. Вот в эту вторую, напротив пригородного железнодорожного вокзала, мама меня и повела.
Я же баню ненавидела. Эти чужие – голые и рыхлые – тела, этот чавкающий звук сланцев, плавающие листья дуба в мутном бассейне, гулкий стук тазиков в клубах пара, – меня от этого физически тошнило. Но родители упрямо приучали к этому, отвратительному во всех отношениях месту, где я через пятнадцать минут сбегала в предбанник и только там начинала нормально, без брезгливости дышать.
Мне наливали чай в граненый стакан, закутывали в полувлажную простыню и оставляли в покое на час-полтора.
Последний раз меня удалось затащить туда лет в 11, после – опробовав прорезавшееся во мне упрямство – ни за какие коврижки!
Но уже неделю мы живем без горячей воды, мои длинные волосы из ковшика промыть невозможно, а мне через пару дней уезжать.
– Ну почему нельзя было закончить ремонт вовремя? – ныла я по дороге на Болонина.
– Ну кто ж знал, Мариш, что он такой криворукий… – козел, думая, что я не расслышала, оправдывалась мама.
Вечер был не по-апрельски зябким, ветер промозглым, и мама закутала меня в цветастый, отдающий цыганщиной, платок: волосы мокрые, не хватало перед отъездом простудиться! Как будто мало было пальто с чужого плеча, и это не фигура речи: двоюродная сестра, Танька, выше на голову и на 20 кг тяжелее «отдарила» сеструхе черное каракулевое недоразумение.
И вот стою я, кулема кулемой, у подъездной двери, опустив глаза в пол (стыдоба-то какая!) и пропускаю каких-то людей. Почему не просочилась в открытую дверь, почему осталась стоять на порожках, да еще и обернулась – до сих пор не понимаю.
Хотя… все я понимаю. Рано или поздно это должно было произойти, ведь не случайно небесная канцелярия выписала нам ордера в один подъезд, но почему именно в этот ужасно неловкий момент, вот что странно.
