– Покорми нас, – покосившись на брата, Леша повторяет за ним. Демонстративно поглаживает плоский, впалый живот. Получается более правдоподобно, но все равно актер из него неважный.
Лиля медлит, сомневается, хотя оставлять детей явно не хочет. Помогаю ей принять окончательное решение.
– Кухня там, – небрежно взмахиваю рукой по пути в кабинет. – Она в вашем полном распоряжении. Еда в холодильнике, только разогреть. После ужина покажу вашу комнату.
Оставляю новоиспеченную няню наедине с детьми. Не потому что беспрекословно доверяю ей – я слишком практичен и подозрителен во всем, что касается семьи… В доме установлены камеры, так что из кабинета я могу следить за тем, что происходит в гостиной, кухне и детской.
Включив ноутбук, нахожу в шкафчике стола лекарства, привычно закидываю в рот горсть таблеток. Коробку с остатками бросаю на место с такой яростью, будто определил виновника всех своих бед и наказываю его.
Развалившись в кресле, терпеливо жду, пока пройдет полчаса и лекарства подействуют. Чтобы отвлечься, устремляю уставший взгляд на монитор.
Лиля возится с мальчиками, сочетая в себе строгость и ласку. Разумеется, все делает по правилам: сначала отправляет их в комнату переодеваться, потом заталкивает в ванную мыть руки, а только после этого ритуала приглашает на кухню.
– Зануда, – усмехаюсь себе под нос.
Благодатная тишина, к которой я стремлюсь в последние дни, сейчас совсем не радует. Подсознательно жалею, что камеры пишут без звука. Я не могу разобрать, о чем Лиля беззаботно болтает с детьми, пока накрывает на стол. Не слышу ее искристого смеха, которому тут же вторят Даня и Леша. Однако того, что я вижу, мне более чем достаточно.
Расслабляюсь в кресле, чуть покачиваясь и задумчиво потирая подбородок. Я будто оцениваю со стороны чужую жизнь. По десятибалльной шкале счастья она выглядит на одиннадцать, пересекая все границы и разрушая рамки.
Лиля опять что-то говорит ребятам, серьезно и долго, а они внимают каждому ее слову и кивают. Ухмыльнувшись, на секунду прикрываю глаза. Чувствую легкость и нечто новое, похожее на удовлетворение или… радость. Вместо боли по телу разливается тепло, странное и непривычное. Это точно не лекарства. Но я не хочу даже думать, в чем причина. Позволяю себе передохнуть перед продолжением своего последнего забега.
– Папа, – звучит после короткого, хаотичного стука по дереву.
В кабинет влетает Даня и придерживает дверь, пропуская Лешу с небольшим подносом. Вдвоем они тащат ценную, неустойчивую ношу ко мне, качают со стороны в сторону, едва не роняют по пути. Посуда гремит и звякает, вилка слетает на ковер, а из стакана что-то выплескивается.
Подскакиваю с кресла, чтобы помочь мальчишкам, но они будто не замечают меня. Целиком сосредоточены на важной миссии, переругиваются друг с другом, пыхтят, шатаются.
– Та блин, не толкайся!
– Отстань, руки дырявые!
– Кхм-кхм? – обращаю на себя их внимание.
– А, о-ой, – близнецы спотыкаются у стола, с грохотом опускают на него поднос. Чудом успеваю перехватить его. – Приятного аппетита, – неестественно улыбаются, чересчур обнажая ровные зубки.
Переминаются с ноги на ногу, играют бровями, спрашивая без слов, нравится ли мне, и ждут похвалы.
Хмыкнув, опускаю взгляд на поднос. Порция риса с овощами и мясом, стакан сока и съехавший с тарелки тост, политый джемом… в виде улыбающейся мордочки.
Ребячество. Однако заставляет меня растеряться.
Обычно в моем доме все делает прислуга. За рационом детей следят няни и Альбина. Я ввиду загруженности – предоставлен сам себе. Никогда не завтракаю, обедаю в ресторане или секретарша заказывает еду в офис. Ужин – как придется.
– Спасибо, – хрипло выдаю. Выжимаю из себя ухмылку, такую же кривую, как у растекшегося по хлебу смайлика.
Казалось бы, еда как еда, ничего особенного. Сервировка далека от идеала, вид отнюдь не ресторанный, а подача… Раскладываю пару салфеток на подносе, чтобы они впитали пролитый сок.
Ужин непрезентабельный, но есть в нем кое-что важное, что отличает его от сотен других… Душа. Она не видна невооруженным глазом, а просто ощущается. Заключена в нехитрых блюдах, витает в воздухе вместе с ароматным паром.
Оторвавшись от «съедобного бардака», я ободряюще смотрю на взволнованных сыновей. Для них все это тоже в новинку. Стоим втроем, как истуканы, и тонем в моменте.
– Очень вкусно, – выбиваю из груди в знак благодарности, а в подтверждение своих слов отламываю кусочек тоста и макаю в джемовую улыбку. – Бегите ужинать, – подмигиваю Дане и Леше.
– Ага, – довольно кивают, прокручиваются вокруг своей оси, цепляя друг друга, мельтешат, а потом вдруг вспоминают о чем-то. Возвращаются ко мне. – Наклонись, не достаем! – приказывают строго.
Стоит мне послушаться и сделать то, что говорят сыновья, как я чувствую два быстрых поцелуя на щеках. Будто птенцы клюнули. Засмущавшись, Даня и Леша сразу же сбегают из кабинета.
Я знаю, что за дверью их поджидает Лиля. Старается оставаться незамеченной, но я чувствую ее на уровне интуиции. Догадываюсь, что именно она выступила в роли «режиссера» этой семейной сцены.
Зачем? Неугомонная.
Намучаюсь я с такой изобретательной и энергичной няней.
– Пф-ф, черт, – с губ слетают ругательства.
Как только топот шагов и голоса детей отдаляются, я падаю в кресло. Потираю щеки, поглядываю на поднос. Размышляю.
Пытаюсь вспомнить, когда мы с сыновьями были настолько близки. Проводили время вместе, болтали ни о чем, да хотя бы ужинали за одним столом… Когда я вообще уделял им достаточно внимания? В первые месяцы после их рождения? Даже тогда рядом находились няни. Я работал, создавал проекты, преумножал капитал, развивался под неусыпным контролем отца. После его смерти стало еще сложнее, так что я буквально прописался в офисе. Стройки, совещания, контракты. Мозг превратился в машину по зарабатыванию денег. Неудивительно, что он дал сбой.
Плохой из меня папа? Необразцовый уж точно. Стать лучше вряд ли успею.
Взгляд цепляется за песочные часы. Сувенирные, маленькие, на деревянной подставке. Яростно хватаю, сильно сжимая в руке. Тонкое стекло жалобно скрипит. Замахиваюсь, собираясь запустить часы в стену и разбить на хрен, чтобы осколки разлетелись со звоном, а песок осыпался на пол.
Меня накрывает волной гнева и безысходности. Тянет на дно.
Несправедливо все, что происходит. Будто не со мной.
Подло, не вовремя, исподтишка.
Проклятие!
«Стоп», – переключаю себя так же резко, как и сорвался.
Убираю эмоции. Жаль еще и на них тратить время.
Песочные часы бесшумно возвращаются на стол, а их место в моей руке занимает телефон.
– Игорь, ты в дороге? – вслушиваюсь в мерный рокот двигателя в трубке. – Что выяснил по поводу Зиминой?
– Да, уже еду, – безопасник откликается незамедлительно. – Я так понимаю, вы хотите услышать все прямо сейчас? – я киваю, а Игорь хоть и не видит меня, но правильно понимает. – Подождите, Виктор Юрьевич, я припаркуюсь и достану досье.
После паузы, которая в моем восприятии длится вечность, а на самом деле занимает несколько минут, он начинает рапортовать громко и четко:
– Лилия Владимировна Зимина, двадцать три года. Образование высшее, английский язык и психология…
– Это я и так знаю, – рявкаю нетерпеливо.
– Вы поручили искать любую информацию, – резонно отмечает.
– Продолжай, – выдыхаю с хриплым рыком.
Мельком поглядываю на камеры. Сыновья ужинают с Лилей за одним столом. Время от времени она подскакивает, чтобы принести им что-то или подать. То нарезает Леше мясо и, судя по жестам, уговаривает его поесть, то наливает Дане сок…
Картинка настолько реалистичная и гармоничная, будто они – настоящая семья, а это не первый их ужин вместе. Понимают друг друга с полувзгляда, улыбаются, сияют. Лиля в этот момент выглядит и ведет себя иначе, чем со мной. Она естественная, не зажатая, солнечная.
– Не замужем, наследственных заболеваний нет, – судя по данным, Игорь залез, куда только можно и нельзя. Перестарался. – В семнадцать лет наблюдалась в частной клинике, есть отметка гинеколога, что здорова. Детали обследования не указаны.
– Уточни, – приказываю, поздно опомнившись. На хрена мне ее женские проблемы шестилетней давности? Здорова – и ладно.
– Завтра сделаю запрос, – мгновенно принимает мою поручение Игорь, а я почему-то не отзываю его. Впрочем, пусть убедится, что не было ничего серьезного и на данный момент с ней все в порядке. Все-таки Лиля с детьми моими находится.
– Что у нее за семья?
– Среднестатистическая, – хмыкает. – Отец умер, когда ей было двенадцать. Через пару лет мать вышла замуж во второй раз. За Семена Воронова.
– Кто у нас мать? – понижаю тон, хотя Лиля далеко, по ту сторону монитора, и не слышит меня. Меня не покидает ощущение, словно мы ужинаем вместе. Машинально даже делаю глоток сока одновременно с ней.
– София Зимина. Фамилию не меняла. По профессии строитель, больше не работает, – Игорь обрывает фразу, покашливает, а в трубке слышится шелест страниц.
– Почему? – подгоняю его, не отворачиваясь от ноутбука. – Что случилось?
– Шесть лет назад получила травму позвоночника. Несчастный случай. Неудачно прогуливалась вблизи строительного объекта.
Касаюсь колесика мышки, легким движением пальцев увеличиваю видео. Всматриваюсь в лицо Лили, худое и блеклое, будто от хронической усталости.
– Прогуливалась? – удивленно свожу брови. – Где это произошло?
– Жилой комплекс «Мечта», введен в эксплуатацию три года назад…
Дальнейшие слова Игоря превращаются в белый шум. Мысли беспокойно роятся в голове.
«Мечта», значит? Как символично. Насмешка судьбы.
– Мне нужно больше информации по этому инциденту, – жестко перебиваю безопасника.
– Постараюсь, – бросает коротко, но в голосе проскальзывают неуверенные нотки. – Сейчас Лилия живет с отчимом. Мать временно в реабилитационном центре.
– Адрес центра тоже скинь мне, – настаиваю.
Цепляет меня эта мутная история, царапает. Будоражит измученный мозг, требует разобраться. А я привык доверять интуиции – она ни разу меня не подводила.
– В целом Лилия – весьма положительная девушка. Трудолюбивая, умная, судя по отметкам в дипломе, самостоятельная. Работает с семнадцати лет, параллельно с учебой. В институте о ней только хорошие отзывы, в детском центре – ни одного выговора, – чересчур тепло перечисляет ее лучшие качества. – Мне кажется, вам не в чем ее подозревать. Она…
– Мне не нужны оценочные суждения. Только факты. Выводы я сделаю сам, – рявкаю с внезапно пробудившейся злостью и тут же отключаюсь.
Что на меня нашло? Видимо, болезнь так действует на психику. Или новые лекарства. Никогда раньше я на Игоря голос не поднимал.
Выдыхаю.
Даю себе еще пару секунд, чтобы насладиться «семейным ужином», а после – нехотя сворачиваю окно.
Запускаю базу строительных проектов, нахожу тот самый объект «Мечта», поднимаю все документы – и погружаюсь в них с головой, потеряв счет времени.
Очнувшись, вскидываю взгляд на часы и с удивлением понимаю, что маленькая стрелка близится к одиннадцати.
– Ай, черт, – захлопываю ноутбук.
Спешу на выход из кабинета, чтобы показать Лиле комнату, как обещал, и помочь с мальчишками.
– Лилия… – зову, едва распахнув дверь.
Застываю на пороге, инстинктивно сжимая ладонью ручку. Всматриваюсь в полумрак и, часто моргаю, чтобы глаза привыкли. Фокусирую взгляд.
В гостиной, полусидя на просторном диване, расположилась Лиля. Даня и Леша прижались к ней с двух сторон, обняв ручками за талию.
Все трое уснули под включенный телевизор.
Видимо, Лиля не дождалась меня, а зайти в кабинет постеснялась – не захотела отвлекать. Взрослая девушка, а порой ведет себя как смущенный, пугливый подросток. Нет в ней наглости и беспринципности. Сложно ей, наверное, идти по жизни с такими правильными установками.
Еще раз окидываю их взглядом, долгим и испытывающим. Усмехаюсь, бесшумно подходя ближе.
«Уляжется медведица под деревом, в тени. Сын рядом присоседится, и так лежат они», – проносится в голове глупый стишок, который одна из нянь читала моим детям.
В полумраке нащупываю пульт от телевизора и выключаю его, погружая комнату во тьму. «Медвежата» ворочаются, но не просыпаются.
– Так, а теперь мне с вами что делать? – выдыхаю себе под нос.
И опускаюсь на корточки перед диваном. С щемящей тоской рассматриваю семью, которую вскоре должен буду оставить. Не по своей воле.
Задерживаюсь на умиротворенной Лиле, бережно обнимающей мальчишек.
Ставлю момент на паузу.
А что если?..
Глава 10
На следующее утро
Лилия
По ту сторону закрытой двери разносится детский плач. Слабый, но жалобный. Бегу на звук на ватных ногах, барабаню по дереву, а стука не слышу. Рука утопает как в мягкой вате, а следом и я проваливаюсь в комнату.
Оказываюсь возле детской кроватки с балдахином. Резко отдергиваю невесомую ткань, заглядываю внутрь. Сердце заходится в огне, а потом вдруг замерзает.
