Предновогодние хлопоты
Игорь Иванович Бахтин
Роман автобиографичен. Автору счастливо "повезло" в конце 20 века бороздить пустынные ночные набережные Питера, таксуя на "шестёрке" Все персонажам я дал фамилии моих настоящих друзей. Есть в нём часть моей судьбы, довольно драматичной. Лучше всех отозвался о нём писатель А.Леонидов: В романе «Предновогодние хлопоты» Петербургского прозаика Игоря Бахтина перед нами предстало подробное и огромное полотно минувшего ХХ века, позволившее распрощаться с памятным столетием, фантомные боли от которого многие из нас ощущают ещё и сегодня.Лично для меня это ощущение очень важно: отпустить от себя минувшее, закрыть эту главу жизни, ощутить, наконец, с опозданием, которое продолжается уже годами, приход «миллениума», и конец тысячелетия, в котором мы родились. Это почти забытый ныне тон настоящей литературы, не пытающейся сюсюкать, шокировать, рассмешить или оглушить, а стремящейся говорить с читателем на равных. Бахтин не шоумен и не громовержец. Он писатель-собеседник. Тем и дорог…"
Игорь Бахтин
Предновогодние хлопоты
Моей жене Елене посвящается
«И чего только в этом Питере нет! – С увлечением крикнул младший, – окромя отца с матерью всё есть!»
«Окромя этого, братец ты мой, всё находится», – наставительно порешил старший.
Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»
«Мрачная это была история, одна из тех мрачных и мучительных историй, которые так часто и неприметно, почти таинственно скрываются под тяжёлым петербургским небом, в тёмных, потаённых закоулках огромного города, среди взбалмошного кипения жизни, тупого эгоизма, сталкивающихся интересов, угрюмого разврата, сокровенных преступлений; среди всего этого кромешного ада бессмысленной и ненормальной жизни»
Ф.М.Достоевский «Униженные и
оскорблённые»
Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая грёза: «А что, как разлетится этот туман и уйдёт кверху, не уйдёт ли с ним вместе весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?»
Ф. М. Достоевский «Подросток»
Декабрь пришёл с неожиданными оттепелями вперемешку с шальными снегопадами, ночными заморозками и резкими дневными потеплениями. За две недели до Нового года ночью прошёл снег, парализовавший к утру дорожные артерии мегаполиса, которые и без вмешательства погоды уже давно страдали от переизбытка транспорта.
Дорожные службы, как всегда, оказались не готовы к погодным выкрутасам: техники не хватало, дороги расчищались медленно, неизбежные пробки рассосались лишь к полудню. Посыпанные буроватым песком с солью дороги покрылись грязной жижей, скрыв коварных врагов автомобилистов ямы и колдобины. Днём снег расчищали только на остановках общественного транспорта, на дорогах его временно сгребали к обочинам. Эти грязные отвалы вывозились ночью. К ночи температура воздуха упала. Заветрило. С серых небес изредка срывалось колючее крошево.
Погодные метания, однако, никак не повлияли на предновогоднюю атмосферу. Город начал готовиться к празднику загодя, ещё в ноябре – встречать собирались год знаменательный, – последний год тысячелетия.
Проспекты украсились неисчислимыми перетяжками с мигающими композициями из разноцветных лампочек; на озябшие голые деревца накинули мигающие сотнями разноцветных огоньков новомодные неоновые паутинки, в витринах магазинов засверкали разноцветными гирляндами искусственные ёлки разного калибра; по устоявшейся традиции на пустынных питерских площадях установили и украсили новогодние ели.
Фасады зданий осветились гирляндами, призывно манила покупателя назойливая реклама со страстными обещаниями Новогодних и Рождественских скидок, прилавки магазинов ломились от товаров и продуктов. Товарное изобилие поддерживалось непрекращающимся притоком из «окна», прорубленного 300 лет назад основателем этого каменного исполина Петром Великим. Оттуда же, из этого «окна», с западным сквозняком влетело в город гладенькое обтекаемое словцо «миллениум». Оно моментально обжилось и тут же стало нещадно эксплуатироваться неугомонной торгашеской ратью.
Бесчисленное количество магазинов, универмагов, универсамов, торговых центров, рынков, кафе, баров, клубов, ресторанов, торговых павильонов на автобусных остановках, моментально среагировали и прилепили к своим фасадам и витринам это новое для восприимчивого русского уха слово, надеясь, что миллениум ознаменуется невиданным объёмом продаж. Воротилы игорного бизнеса и престижные клубы выставили у входов на расцвеченные неоном помосты автомобили, обещая в новогоднюю ночь своим посетителям щекочущий нервы розыгрыш дорогих иномарок и дивные развлекательные программы с участием наших и западных звёзд эстрады.
Город интенсивно готовился к празднику. У людей начались обычные предновогодние хлопоты чему ни погода, ни широко обсуждаемые страшилки о компьютерном конце света никак не могли помешать.
Глава I. Денисов
У ярко освещённого торгового павильона с мигающей неоновой надписью «С Новым Годом!» Денисов остановился. Выключая зажигание, бросил взгляд на светящийся циферблат автомобильных часов, устало отмечая: «Начало второго».
На пустынном и тихом проспекте, уличные фонари тускло горели через один. Плоды вчерашнего снегопада ещё не убрали, отвалы снега бугрились у края дороги; снегоуборочная машина с включённой мигалкой работала у дворца Кшесинской, загребая его в своё чрево железными, «крабьими» лапами. Шпиль Петропавловского Собора, проткнул морозную стынь, спрятав ангела в молочной зыбкой пелене.
Осторожно перебираясь по чьим-то глубоким следам через грязный снежный вал, Денисов всё же зачерпнул снега в кроссовки. У входа в павильон он обстучал ноги и вошёл в магазин, шутливо проговорив:
– Доброй ночи и здравия кормильцам.
«Кормильцев» было двое: охранник в камуфляжной армейской куртке, молоденький, короткостриженный, со смешным чубчиком, торчащим вверх и продавщица. Паренёк сидел на табурете у входной двери с книгой. Он закрыл её, сонно глянул на посетителя, но Денисов успел прочитать название: книга в яркой глянцевой обложке называлась «Бандитский Петербург».
Читала и продавщица. Она закрыла книгу, подошла к прилавку. Денисов не мог не узнать в этом толстом томе ярко красного цвета книгу из двухтомника Маяковского, изданного в советское время. В его книжном шкафу стоял точно такой же двухтомник, купленный по талону, за сданные в приёмный пункт сорок килограммов макулатуры – была такая акция в СССР.
«Отрадное зрелище новейших времён, – отметил он. – Молоденький человечек читает не нынешних модных, скороспелых сочинителей, книжками которых сейчас завалены полки магазинов».
И тут же он вспомнил, что в его недавнее ночное посещение этого магазина, эта же девушка держала в руках томик Пастернака. И ещё ему подумалось, что читать сейчас Маяковского и Пастернака всё равно, что поминать их добрым словом.
Несколько раз ему доводилось ночью заезжать в этот круглосуточный магазинчик, когда он оказывался на Петроградской стороне, и девушка узнала его, улыбнулась приветливо.
– И вам доброй ночи от лица нашей избы-читальни. Джентльменский набор полуночного ковбоя: пачка «Примы» и «Сникерс»?
«Какая остроглазая и приметливая», – испытывая удовольствие от того, что девушка его узнала, подумал Денисов и рассмеялся.
– В точку. Что-то разыгрался аппетит.
– В таких случаях полагается сникерснуть, – обыграла девушка фразу из телевизионного «сникерсного» рекламного ролика, начатую им.
– И при этом желательно не тормозить, – улыбаясь, поставил точку в спонтанно возникшем джемсейшене Денисов. – Дороги сегодня скользкие.
Невидимая нить симпатии протянулась между юной продавщицей-книгочеей и этим немолодым уже мужчиной с удивительно чистыми голубыми глазами, в ладно сидящей на нём куртке с меховым воротником, потёртых джинсах и бейсболке, из-под которой выбивались длинные седоватые волосы.
Так иногда случается в жизни, когда незнакомые люди, только глянув друг другу в глаза, перекинувшись парой стандартных фраз, сближаются и притягиваются невидимыми нитями. И при этом для них вовсе не обязательно дальнейшее развитие отношений – всё вполне может оставаться в одних и тех же пределах, ограничиваясь парой стандартных приветливых слов, улыбкой, взглядом, кивком головы. Но глаза этих людей непременно оживают при встрече, в них, утомлённых рутиной ежедневных обычных дел, от простого приветливого кивка головой проявляется внезапный живой блеск. Такие встречи имеют для них какое-то необъяснимое значение и нужность, и ни помеха этим невидимым отношениям ни возраст, ни цвет кожи, ни одежда, ни социальный статус.
Когда-то в далёком и безмятежном ленинградском детстве, родители послали Денисова за хлебом, шёл ему тогда десятый год. В магазине была толчея и длиннющая очередь в одну кассу, которая обслуживала все отделы. Покупатели почему-то были сильно раздражены и необычайно шумливы, его бесцеремонно затёрли в очереди, на растерявшегося мальчика никто не обращал внимания. Кассирша, молодая красивая женщина, неожиданно привстав со своего «капитанского мостика», оглядела торговый зал и их глаза встретились. Она улыбнулась, а он, покраснев, ответил ей растерянной улыбкой.
– Деточка, что же ты там стоишь на задворках, как казанская сирота? – сказала она нарочито громко. – Ну-ка, проходи-ка к окошку. У нас тут сегодня народ собрался страшно культурный, но, кажется, слегка близорукий. Проходи, проходи вперёд, малыш, затёрли, понимаешь, килечку балтийскую.
Шумливая очередь притихла. Головы повернулись к стушевавшемуся Денисову, люди невольно разулыбались, а какой-то мужчина в спецовке, от которого пахло бензином, подтолкнул его, грубовато брякнув:
–Давай, пацан, топай к кассе. Подфартило тебе сегодня на хороших людей.
Много лет ходил Денисов в этот магазин мальчиком, подростком, студентом, женатым мужчиной с седеющими висками. На его глазах, кассирша из молодой женщины превратилась в зрелую даму, после в сухонькую, аккуратненькую, следящую за своим обликом старушку, похожую на добрую фею. И всегда они улыбались друг другу, будто какая-то тайна была между ними, и сердце Денисова щемило, когда он видел, как угасает это прекрасное лицо, как неумолимое и жестокое время забирает его молодость и красоту.
Однажды летом, вернувшись домой с юга после трёхнедельного отпуска, он зашёл в магазин и не увидел её на своём рабочем месте, вместо неё за кассой сидела молодая и бойкая девушка. Не появилась она и в последующие дни. Он поинтересовался у уборщицы, которая работала в этом магазине ещё с тех пор, когда он был старшеклассником, о причинах отсутствия кассира, и та, вытерев платком выступившие слёзы, сказала, что Вера Петровна две недели назад умерла.
Он продолжал ходить в этот магазин, в котором всё для него теперь стало будничным, обыкновенным, но каждый раз подходя к кассе, он видел эту женщину, остро ощущая, что она, ушедшая навсегда из этого мира, была частицей и его жизни – жизни, оставшейся в прошлом, исчезнувшей безвозвратно. И горестный голос в его голове каждый раз тихо говорил горькие, но неизбежные слова: «Царствие вам Небесное, дорогой человек…».
– – —
Девушка положила на прилавок «Сникерс» и сигареты.
– Спасибо. Спокойной вам смены, – улыбнулся Денисов.
– Вот это точно нам бы не помешало. Отморозки активизировались перед праздниками. Заезжайте ещё. А если без шуток, то погода сегодня, в самом деле, нелётная. Люди весь день падали, машины бились, так что осторожней и удачи вам на дорогах, – сказала девушка.
Денисов пошёл к выходу. Тяжёлую дверь за собой он прикрыл осторожно, чтобы не разбудить охранника. Книга лежала у него на коленях, голову он безвольно уронил на грудь.
«Совсем ещё дети, – думал он, идя к машине, – не спят ночами, улучшая благосостояние хозяина этого магазина, скорей всего, представителя какой-нибудь южной суверенной республики и наверняка владельца не одной такой торговой точки. Страна заступила на вахту в двадцатичетырёхчасовое рабство, – торговля не терпит простоев! Вместо того, что бы ночью спать, массы людей вкалывают на лавочника, чужого дядю, а дядя этот вывозит капиталы к себе на родину, выплачивая продавцам им же назначенную зарплату, которую он может уменьшить, задержать или даже выгнать работника, не заплатив ему положенное. Чиновничьей сволочи, «крапивному семени», как назвал их Мельников-Печерский, пасущейся у таких хлебных мест, он, конечно же, «отстёгивает» положенную мзду. Вся эта предательская властная братия – та же торгашня, только торгует она законами и своим нетрудовым доходам находит достойное применение. У большинства из них, конечно же, имеется свой бизнес, а рычагов для выкачивания денег у них много, и при этом их «неподкупность» всё время дорожает. А наёмные работники таких вот магазинчиков отнесут свои жалкие, так называемые зарплаты, в другие магазины, истратят их на самые необходимые вещи. На их деньги не то, что бизнес открыть – выжить бы. А как нам красочно расписывали гайдаровские кидалы будущую эру равных возможностей! Какими обольщали золотыми посулами! Слова серебряны, посулы золотые, а впереди – Божья воля! Лучше не сказать».
Он опять зачерпнул в обувь снега, перешагивая через завал. Просевшее сиденье жалобно под ним скрипнуло, спинка сиденья неестественно сильно отклонилась назад. Попытка отрегулировать положение спинки, придать ей стойкое вертикальное положение ничего не дала: она, поскрипывая, упрямо уходила своей левой частью назад.
«Так долго не проездишь, кресло может и на пассажира завалиться. Это пора исправить. Скорей всего нужны будут сварочные работы», – с досадой прошептал он и включил передачу.
Звякнув разболтанной крестовиной, машина тронулась по разбитой улице, переползая и покачиваясь, как утка, через трамвайные пути. Лихой водитель на прогнившем «Москвиче» с ревущим глушителем обогнал его. Не уступив дорогу автобусу, заверещав тормозами, он повернул налево к Троицкому мосту. «Камикадзе», – покачал головой Денисов.
На обочине перед Троицким мостом неожиданно возникли две девушки в ярких оранжевых куртках, они отчаянно махали руками. Денисов сбросил скорость до минимума, чтобы не обрызгать их грязным снегом, плавно остановился рядом с ними, перегнувшись, открыл правую дверь. Одна из девушек просунула голову в салон.
– Домой. Вы поедешь? – спросила она
Рассмотрев девушку, он рассмеялся.
– Если вам на родину, то у меня, девушка, нет загранпаспорта, да и бензина не хватит. А вам куда, собственно?
Девушка повернулась к подруге, что-то спросила у неё на звонком быстром языке, та что-то быстро залопотала в ответ. Слова прозвенели, как монеты, ссыпаемые в пустую кружку. Выслушав звонкую тираду подруги, девушка сказала:
– Там человек на лошадь. Там дом… близка, близка.
– К Медному Всаднику?
– Нет, нет! Большой человек на лошадь, не Медный садник.
– Девушка, знаете, сколько в моём городе «больших людей» на больших лошадях? – Денисов опять невольно рассмеялся. – Вот вам на выбор ближайшие места с серьёзными мужчинами на лошадях: Мраморный дворец, Исаакиевская площадь, Инженерный замок. Выбирайте.
Хлопнув растерянно ресницами, девушка вдруг радостно выпалила:
– «Аврора»! Там «Аврора» есть!
– «Аврора»? Так, так, так, горячее, – удивлённо поднял брови Денисов. – Но рядом с крейсером вроде нет пока никаких конных скульптур.
– «Аврора»! – повторила девушка быстро. – Там близка дом.
– «Аврора» – так «Аврора», – покачал головой Денисов. – Садитесь, это совсем рядом. Проедем к легендарному крейсеру, выстрел которого услышали не только угнетённые народы царской России, но и народы всего земного шара, может даже вселенной. Уже отрадно, что ориентир у вас «человек на лошади», а не львы у входа. Тут бы нам пришлось поплутать, этот зверь особливо уважаем в нашем городе.
Девушки уселись в машину. Та, что говорила по-русски села впереди. Денисов глянул в зеркало заднего вида: пустынный Каменоостровский проспект дружелюбно перемаргивался жёлтыми светофорами, и он, нарушив правила, повернул налево на Петровскую набережную. Красочная реклама у трапа трёхмачтовой каравеллы-ресторана, пришвартованной к набережной, предлагала встретить с комфортом новогоднюю ночь, у причала ждали клиентов таксисты.
– Что ж вы в такую погоду ночью, гуляете по незнакомому городу? Вы на время-то давно смотрели? – спросил Денисов, постучав пальцем по автомобильным часам.
– Ресторан. Свадьба, – сделав ударение на последней «а», поняла его и ответила девушка.
– Свадьба? Свадьба – это хорошо…
– Карошо, свадьба, – согласилась девушка, кивая головой.
– Нужно было хотя бы записать трудный русский адрес, г-мм, с человеком на лошади. Вы из Китая?
– Ханой. Мы из Ханой, – ответила девушка и радостно воскликнула, махнув рукой.– Вот «Аврора»! Теперь мост, там мост!
– Мост вижу, «Аврору» тоже, мужик на коне по всему прячется в трюме, – хмыкнул Денисов.
