М. Коваль "Искры Последнего Лета"

Мужчина пожал плечами, тут же вызвав стон сидящего на закорках брата.

– Лучше бы они зверя этого так резво ловили как нас…

– Я сам в этой части неплохо ориентируюсь, если поспешим, то, глядишь, получится затеряться. Нам до дороги отсюда чуть боле версты

. Так и так срезать бы пришлось – не дело это, по опушке у самой деревни идти, да на дорогу прямо возле нее выходить – нас там как миленьких схватят, только и ждут.

– Сам намедни говорил, что ни шагу сюда не ступим. Ты как знаешь, а я не хочу быть разодранным на кусочки. Неужто тебе и брата не жалко, коли и его на верную смерть потащил?

– Сам знаю, – вновь потупил взгляд мужчина. – Своими глазами тело того авара видел… Но связанным у дерева и оставленным зверю али самому Лешему на истязание в качестве подношения мне хочется оказаться куда меньше, чем нарваться на него со свободными руками и ногами. Мы срежем всего лишь небольшой угол и выйдем к той части дороги, что подальше от деревни будет.

– А что, коли все же нарвемся на кого?

– Будем надеяться, что звери да лешие по углам не бегают, – вновь пожал плечами Деян.

Несмотря на все заверения мужчины о том, что глубоко заходить им не придется, лес, в котором путники решили скрыться от едва не настигшей их погони, постепенно сгущался, а спустя какое-то время стал и вовсе непроглядной чащей.

Путникам то и дело приходилось перешагивать через торчащие едва ли не на всю длину могучие, словно руки мифических богатырей, корни деревьев, лишь чудом избегая падения в очередной оказавшийся под ногами овраг. Тропы в этой части леса практически отсутствовали и до сих оставалось неясным, как и куда именно так уверенно двигался проронивший лишь пару слов с момента их неудавшейся встречи с охотниками Деян.

Солнечный свет уже довольно долгое время оставался неясным узором золотых нитей, вышитым на зеленом полотне плотно прижавшихся друг к другу пышных крон исполинских дубов и сосен, от чего повсюду витал запах сырости, которая, Лель был почти уверен, обычных людей уже могла бы пробрать до костей.

Оставленный за спиной, он мог без опаски разглядывать все, что встречал на своем пути, в попытках наконец понять, с чем именно они, теперь уже с куда большей вероятностью, собираются иметь дело.

Взвесив все «за» и «против», не без сожаления, в качестве основной причины напастей, свалившихся на деревню и ее обитателей, он все же выбрал Лешего, коих в лесах водилось не мало и чьи силы действительно позволяли натравить на докучавший ему народ какого-нибудь дикого зверя.

Однако даже эта версия не покрывала множества деталей происходящего и оставляла не меньшее количество вопросов, на которые он не мог дать ни одного точного ответа.

В целом, Леший был существом довольно двойственным. С одной стороны, в народе его причисляли к враждебной человеку нечистой силе, что, впрочем, часто не вредила кому-то целенаправленно и серьезно, а лишь подшучивала в своеобразной манере над незадачливыми гостями леса, оставляя у тех после неизгладимое впечатление. С другой – Леший представлялся людям справедливым и щедрым на дары хозяином леса, который и вовсе не станет вредить от одной лишь скуки, наказывая исключительно за ненадлежащее поведение в его владениях и проявление неуважения к их непосредственному хозяину.

Нередки были случаи, когда охотники или пастухи и сами искали с ним встречи, надеясь получить удачу в охоте, выпасе скота и прочих делах, касающихся леса и населяющей его живности, в обмен на различные дары и чествования в обрядах.

Однако же лишь повстречавший его мог рассказать, что Леший не являлся ни принимающим у себя гостей хозяином, ни помощником в повседневных делах, ни, тем более, шутником, поджидающим тебя за очередным деревом. Леший многолик и принимая самые различные облики, он выступал одновременно и зверем, и самой мелкой травинкой, и молодцем, повстречавшимся тебе на поляне, и вихрем, и безликим духом, что, возвышаясь над кронами самых высоких деревьев, день и ночь бродил средь них, невидимый человеческому глазу.

Леший был всем перечисленным и в то же время абсолютно ничем из того, что могло бы воспроизвести человеческое воображение.

Как, в общем-то, и любой другой дух.

За долгие лета своего существования Лелю довелось повидать множество лесов и не меньшее количество Леших, опасных и не очень, заключавших с людьми договоры и на дух не переносивших даже упоминания о них. И что ни говори, а этот лес, несмотря на тщетные попытки отыскать в нем хоть какие-то зацепки, пока что мало походил на владения взбесившегося лесного духа.

Пожалуй, напротив – ему, будто бы, и вовсе не было особого дела до того, что творится вокруг.

«Если здесь и есть Леший, то его ноги, или что там у него, скорее всего сломаны в нескольких местах», – посетовал на отсутствие хоть сколько-нибудь просматриваемой тропы Лель, в очередной раз запинаясь о торчащий из земли корень дуба.

«Или уже срослись в единственно верном для хождения по этому треклятому месту положении».

Подумав так, он посмотрел вперед.

Ноша его спутника должна была значительно усложнять процесс перепрыгивания кочек и корней, тем не менее, будучи довольно ладно сложенным мужчиной и, судя о всему, и правда не раз побывав здесь, Деян без труда двигался вперед, умудряясь при этом избегать всех тех неловких попыток растянуться на траве, что все это время совершал сам Лель.

– Мне кажется, мы отошли на достаточное расстояние, – подал он голос, вновь принявшись высматривать то, что могло бы подсказать ему дальнейшие движения, и мысленно добавил:

«И достаточное для того, чтобы даже половины наших разорванных тел не добрались до опушки».

– Сколько уж идем, а ни одна ветка у нас за спинами не хрустнула, да ни одна птица с ветки не вспорхнула. Сдается мне, потеряли твои соседи нас из виду. Неужто всех хороших охотников еще до меня пожрали?

Деян хмыкнул и бросил пару коротких взглядов по сторонам.

– Сейчас к поляне выйдем, а оттуда на восток – так к дороге точно пройдем. Не боись, совсем немного осталось.

На его лице появилась улыбка, однако тут же повернувшись к Лелю спиной мужчина вновь двинулся вперед.

– Так сколько именно нам идти до этой поляны?

– Тут рукой подать, – неопределенно махнул тот этой самой ручищей, едва не сбросив с плеч брата.

– Тогда на ней и передохнем, – Лель кивнул. – На брате твоем еще с утра лица не было, не думаю, что долгая тряска ему на пользу. Кроме того, ему бы лекарство принять, да поесть малость.

Ответа от едва промычавшего что-то вперед Деяна он уже не разобрал.

Как и было обещано, вскоре путники оказались на небольшой глухой поляне, ровно очерченной рядом стройных сосен, уходящих своими верхушками в наконец-то открывшееся взгляду небо.

Тем не менее долгожданная свобода от мельтешащих перед глазами стволов и окутанной тенью плотных крон зелени не обрадовала их так сильно, как могла бы – над лесом сгущались густые грязно-серые тучи, предвещая довольно сильный дождь, который никак не входил в их планы.

Раздался тяжелый вздох.

– До дождя нам из леса не выйти, – Деян опустил на землю свою нелегкую ношу. – Кроны довольно густые – под ними переждем, а там уж видно будет. Коль за время это нас не нагонят, так дальше двинем, а ежели… то… – он демонстративно развел руками, что, по всей видимости, должно было напомнить остальным о превратностях судьбы.

– До него все же нужно успеть поесть, – не дожидаясь согласия Лель запустил руку в котомку, после чего, немного пошарив в ней, выудил оттуда початый еще за вечерней трапезой черный хлеб и пару немного побитых за время пути яблок, одно из которых отдал сидящему на траве мальчишке.

– На… Ой, погоди!

Под вопрошающими взглядами обоих спутников он достал из собственной закрепленной на поясе калиты

глиняный бутылек.

Откупорил и проверив на запах так же протянул его Еремею.

Бледный словно тень юноша недоверчиво посмотрел на протянутую ему ладонь и тут же перевел на старшего брата загнанный взгляд, казалось, лишь больше покрасневших со вчерашнего вечера глаз.

– Ему ведь сегодня лучше. Вон, даже сидит сам, – неуверенно рассматривая бутылек, проговорил Даян и кивнул в сторону Еремея. – Что толку этот сок пить, он только больше с него спит, а нам еще идти сколько. А если охотники…

– Он с самого утра ничего не ел. Ему нужны хоть какие-то силы, чтобы до города добраться! – воспротивился Лель, метнув строгий взгляд сначала на одного, а затем и на второго брата. – И вообще, сидеть на голой траве, которая еще скоро и от дождя отсыреет, ему тоже не то, чтобы очень полезно. Ты бы хоть хвороста какого насобирал. Ветошью постелим и уже сносно будет.

Судя по тому, что, кивнув, мужчина тут же направился в сторону леса, на этот раз предложение Леля пришлось ему по душе.

– Твой брат порой чрезмерно беспокоится о тебе, – протянул Лель, уперев руки в боки и глядя вслед растворяющейся в листве кустарников спине Деяна. – У меня тоже есть брат, – продолжил он, не оборачиваясь на все так же скромного сидящего под деревом юношу, впрочем, и не ожидая от вынужденного собеседника особенной реакции на свои слова. – Но хоть из нас двоих я и старший, чаще всего именно ему приходится заботиться обо мне, – с его тонких изящных губ сорвался будто бы невольный горький смешок.

Его младшему брату, Полелю, что пользовался куда большей славой и почетом не только в Прави, но и на землях Яви, действительно нередко приходилось вытаскивать Леля из многочисленных и поражающих своей изощренной запутанностью передряг, заступаясь за него перед более влиятельной родней, а то и целыми ее собраниями, где едва ли не каждый шаг неудавшегося бога клеймили проявлением ребячества, глупости, а порой и несвойственной детям Лады заносчивости от обладания силой, что и отличала их в сущности от простых людей.

– Разве ребячливость и свобода духа не есть само существо того, кого почитают как бога любви и страсти? Какая любовь обойдется без свойственной молодости наивности, что высекает из души искры слепой веры в чудо, застилающей взгляд и зовущейся людьми влюбленностью? – как-то спросил у старшего брата Полель, утешая того после очередной выволочки от

Даждьбога, оставшегося в Прави по уходу Сварога за главного.

– Сам говорил, за последней пирушкой эти святящиеся во все стороны куелды

шутили, будто бы брат я не тебе, а дурачку Припекало.

Лель со всей уверенностью мог заявить о том, что ни капли не завидовал брату – ему и за даром не сдалось протирать штаны в Прави среди множества вздорных стариков, возомнивших себя всесоздателями. Однако он не мог отрицать факта того, что, будучи порожденными Ладой, по характеру с Полелем они, и вправду, были полными противоположностями друг друга, и из них двоих вовсе не Лель был тем, кто заслуживал чьего-то уважения, а уж тем более почитания.

– Без света не бывает тьмы, брат, – повторял всякий раз Полель, мягко улыбаясь ему сквозь короткую бороду, придающую его виду лишь большую статусность, особенно когда тот оказывался в непосредственной близости от пышущего юностью безбородого и кудрявого Леля в вечно распахнутой косоворотке

. – Полноценному союзу сердец и жизней не помешает немного огня.

– Мой брат также, как и твой, вечно пытается защитить меня от трудностей и жестокости этого мира, даже если иногда это стоит ему немалых жертв, – вздохнул Лель, наконец переводя взгляд, на Еремея. – Естественно, я стараюсь чтобы этих жертв было как можно меньше… – он выразительно посмотрел тому в едва ли не зияющие багряной чернотой глаза. – Понимаешь, о чем я?

Растерявшись, мальчишка сперва отвел взгляд, но после резво закивал, на что получил от успевшего склониться над ним Леля одобрительную улыбку.

Повисла тишина, пытаясь подобрать слова для продолжения, казалось, немного наладившегося общения, Лель осекся, из-за кустов на противоположной стороне поляны раздался тихий скулеж.

– Посиди здесь, – коротко кинул он Еремею, отправившись на звук, источник которого, как оказалось, был куда дальше, чем ему показалось вначале.

За кустами, было пусто, тем не менее скулеж, который теперь уже с уверенностью можно было назвать тихим плачем, ни на миг не прекращался, однако теперь будто бы стал дальше.

Лелю было не в первой находить в лесах плачущих заблудившихся детей. Порой они уходили так глубоко, что тот сам диву давался, как же такие малыши умудрялись не попасться на глаза русалкам, шишиге

или же попросту проходящему мимо дикому зверью.

Почти вплотную приблизившись уже к четвертым осматриваемым им кустам, Лель внезапно осознал, что плачь снова раздается с совершенно другой стороны, а сам он стоит в тридцати вершках

от поляны, с которой и вышел на звук ранее.

– Вот черт… – едва успел выдохнуть он, когда на ту же поляну с собранным хворостом в руках вышел Деян.

– Где Еремей? – растерянно окинув взглядом не скрытое деревьями пространство он уже куда более обеспокоенно воззрился на одиноко стоявшего на другом конце Леля. – Ты куда-то его перенес?

Метнув взгляд к месту стоянки, на котором все также лежала оставленная им котомка, Лель ощутил особенно сильный приступ отдающей куда-то в переносицу головной боли.

«Вашу ж мать…»

Мальчишки под деревом не было.

Глава 3. Три сосны – Часть вторая

– Где Еремей?

Деян продолжал настойчиво повторять свой вопрос, очевидно, с полной уверенностью в том, что, промолчав в первый, на этот раз Лель, и правда, даст ему хоть сколько-нибудь вразумительный ответ.

Вопреки его ожиданиям, застывший, словно надежно вкопанный у края поляны идол

самого себя, Лель так и не проронил ни слова. Менялся лишь взгляд его глаз, что, судорожно мечась от одного места к другому, постепенно становился все более напряженным.

Силясь найти хоть что-то, что могло бы пролить свет на события последних мгновений, Лель все больше впадал в отчаяние, каждый раз натыкаясь на казавшуюся теперь чужеродной окружающему пейзажу одиноко ожидавшую их на месте не свершившегося привала вышитую цветными лентами котомку.

Тем временем беспокойство стоящего поодаль мужчины продолжало стремительно расти:

– Какого лешего ты молчишь? – наконец не выдержал он. В тоне его голоса появились ноты раздражения. – Воды в рот набрал? Где мой брат?

Лишь на миг взгляд маленьких темных глаз встретился с обдавшим морозом их владельца взглядом голубых, будто враз лишившихся всех эмоций.

Лель отрицательно покачал головой, после чего все также молча, опустившись на одно колено, принялся тщательно рассматривать траву у себя под ногами.

Временами тонкие, словно бескровные, белые пальцы, которых, не смотря на зрелые годы их владельца, будто и вовсе не касалась никакая работа, то тут, то там проходились по сырой земле, не столько ощупывая, сколько стремясь ухватить поток энергии, представлявшийся ему сейчас ускользающим концом путеводной нити.

Где-то со стороны послышался звук упавшей на землю охапки хвороста, а через пару мгновений на уровне глаз Леля уже была пара обвязанных онучами

мощных мужских ног.

– Что все это значит? Где Еремей? Почему тебя самого не было на поляне? Что вообще происходит?! Ответь мне уже! Неужели так сложно сказать хоть слово?!

Все так же не поднимая взгляда, Лель обхватил пальцами переносицу, но тут же убрал их, поправляя внезапно съехавший на лоб венок. Раздался тяжелый вздох – преследовавшая его головная боль лишь усилилась от количества свалившихся разом проблем.

Как же сильно он надеялся избежать чего-то подобного, когда соглашался на помощь родне, которая, не будь они сборищем мордофилей

, могла бы справиться с порученным куда быстрее него самого. Неужели боги глухи даже к себе подобным? Или же дело в том, что это именно он?

– Когда ты ушел за хворостом, за деревьями кто-то заплакал. Я решил проверить, не нужна ли кому-то помощь… Вот… и оставил его… на какое-то время.

Последующее повисшее молчание подсказывало, что от него ожидали несколько иного ответа и, возможно, куда большей информации…

– Я попросил его оставаться на поляне, никуда не уходить. Я был неподалеку. Прошел вокруг, а когда вернулся… Когда вернулся, его уже и след простыл…

Сильные руки вмиг взметнули его вверх, наконец заставляя встать на ноги и взглянуть в лицо собеседника.

Лель поморщился. Принятая тут же попытка освободиться не возымела успеха – его плечи жестко сдавливали медвежьей силы ладони Деяна, едва ли не прожигая кожу охватившим его жаром негодования и гнева.