Сергей Тамбовский "Низы не хотят"

Господин же разбираться с кучером не пожелал, а лихо свистнул, засунув в рот два пальца. На его свист с противоположной стороны дороги выдвинулись две мутные тени, которые, приблизившись, оказались довольно зловещего вида мужичками, причем у каждого в руке было по длинному и кривому ножу. А кучер тем временем, видя разгорающийся конфликт, лихо стегнул коня и умчался в морозную ночь, только снег из-под полозьев засверкал.

– Ну и что это значит, господин Алмазов? – с кривой усмешкой спросил предприниматель.

– Тысяча извинений, дорогой Иван Александрович, но жизнь сейчас сами знаете какая, приходится добывать средства к существованию кто как умеет… отдайте кошелек и идите себе своей дорогой.

– А если не отдам?

– Тогда разные варианты возможны, драгоценный Иван Александрович, но увы, все они будут неблагоприятными для вас и для вашего здоровья.

– Сука же ты последняя, Алмазов, – перешел на более народный язык Носов, – однако ж у меня тоже для тебя и этих вахлаков предложение есть.

– И какое же?

– Твои кореша тихо и медленно кладут ножи на землю, потом вы все вместе можете беспрепятственно уйти…

– А если нет?

– Тогда я вас всех нет, не убью, но серьезно покалечу, сначала их, а тебя на закуску последним, так сказать.

Алмазов кивнул мужикам, те аккуратно начали окружать предпринимателя:

– Я так думаю, что мы не договорились, – начал он фразу, но закончить не успел, потому что Носов сделал сбросил пальто на снег, присел на напружиненных ногах и вдруг сделал неуловимое движение влево-вправо и вокруг оси, выбросил одну ногу горизонтально – один грабитель захрипел и осел вниз.

– Это только начало, Алмазов, не передумали еще? – спросил он.

– Митяй, бей его, – заорал во весь голос тот, лихорадочно шаря в кармане. Митяй, второй вор, бросил нож, достал из-за спины дубинку. Носов мягко переступил туда-сюда, потом доброжелательно сказал Митяю:

– Ну чего встал-то? Давай подходи, я жду.

Митяй потерял видимо самообладание, размахнулся дубинкой и прыгнул вперед с одновременным ударом сверху и справа, целя в голову. Носов поднырнул ему под правую руку и, падая на левый бок, успел коротко, но сильно ударить того в корпус. Митяй захрапел и уткнулся носом в снег. Носов подошел к нему, врезал для надежности ребром ладони по основанию черепа, то же самое сделал и второму грабителю, после чего повернулся к Алмазову.

– Ну что, драгоценный вы мой Игорь Апполинарьевич, вот и твоя очередь приспела, иди сюда, дорогой – и он поманил его указательным пальцем.

Алмазов ошарашенно посмотрел на поле боя, потом рухнул на колени как подкошенный и пробормотал:

– Простите, ваше благородие, ошибка вышла, я не хотел… – и натурально зарыдал горючими слезами.

– Фу, как некрасиво, когда мужчины плачут… но ладно, считай, что я тебя понял и вошел в положение, калечить не буду, но за это ты будешь мне должен одну услугу, чуть позднее, расскажи, как тебя найти… – Алмазов рассказал.

– А теперь забирай своих бойцов и чтоб я тебя через 2 минуты здесь не видел.

– Да куда ж я их заберу-то?

– А вон наша повозка на краю села стоит, дожидается поди окончания наших разборок, на ней и увози их от греха.

Носов помахал рукой вознице, тот быстренько подкатил к месту стычки, вместе они уложили побитых грабителей на пол саней и укатили по направлению к городу. А Носов тем временем накинул на себя пальто и пошел к крайней избе, весело помахивая саквояжем. Постучал в калитку, немедленно залилась лаем собака, через полминуты из двери избы показался седой мужик с окладистой бородой, впустивший его в дом. Там Носов разделся и присел к столу, на котором уже стояла нехитрая крестьянская еда – кислая капуста, вареная картошка, пареная репа и четверть с мутноватой жидкостью типа самогон. Мясного ничего не было по случаю поста.

– Выпьешь по маленькой? – спросил мужик.

– Нальешь, так выпью, – быстро отозвался Носов. «Маленькая» в понимании мужика оказалась граненым стаканом на полные 200 грамм – Носов махнул ее не глядя, закусил, чем бог послал и начал содержательную беседу.

– Достал?

– Достал, вашбродь, две штуки, все в масле, все из длительного хранения.

– Покажи.

Мужик вышел в сени и быстро вернулся оттуда с тряпицей в руках, в кою было завернуто что-то тяжелое.

– Вот, – начал он осторожно разворачивать тряпицу, – новые, непользованные.

На свет божий появились два револьвера Смит-и-Вессон так называемой «русской» модели образца 1880 года, калибр 4,2 линии, барабан на 6 патронов, спусковой механизм одинарного действия, вес без боезаряда кило сто грамм, прицельная дальность 50 метров.

– А патроны где? – спросил Носов, внимательно рассмотрев каждый револьвер со всех сторон и попробовав ход спицы курка и спуска.

– Есть, конечное дело, и патроны, как же без их-то – помедлив, ответил мужик и достал две картонные коробки из сундука в темном углу. – 50 штук, хватит?

– Вполне, – ответил Носов, – сколько я должен?

– 75 рубликов, ежели с патронами-то…

– Побойся бога, Ерофеич, – так оказывается звали мужика, – в лавке они по четвертаку идут.

– Что же ты в лавку-то не пошел? – ухмыльнулся Ерофеич, – там и взял бы подешевле.

– Есть некоторые причины… давай за 60 и по рукам?

Некоторое время поторговались – мужик уступил оружие за 65, чтобы никому обидно не было. Потом спать легли, но перед сном Носов попросил керосинку и полчаса примерно сидел, перенося на бумагу что-то свое, всего три листочка исписанных образовалось. Наутро Носов быстро умылся, позавтракал и отчалил обратно в столицу, Ерофеич ему нашел попутку до города всего за 20 копеек.

––

Первым в недостроенный флигель зашел Григорий Ефимыч Распутин – он довольно долго стоял у зеленой калитки, вглядываясь в темные окна, потом все же решился и быстро прошел внутрь. Там было пыльно и темно, у Распутина в голове промелькнула мысль, что зря он сюда пришел, ой зря, но эта мысль была последней из всех, которые могли прийти ему в голову, потому что через пару секунд после того, как входная дверь закрылась автоматической пружиной, мозги Григория Ефимыча вылетели наружу через пулевое отверстие. Он опрокинулся на спину, нелепо взмахнув руками, сказать же что-либо не успел.

Из темного угла подошел темный человек с закутанным до глаз платком по образцу американских гангстеров, пнул для начала Распутина ногой, тот не подавал признаков жизни, потом он подумал и сделал контрольный выстрел в область сердца, тот опять даже не дернулся. Далее он поднял Распутина, усадил на один из стульев в центре зала, устроил его поудобнее, чтобы тот не сваливался, и быстрыми движениями расстегнул и стащил с него сначала портки, потом подштанники. Потом поискал в карманах свое письмо, нашел и спрятал в карман пальто.

– Вот и ладушки, какой красивый натюрморт у нас получается, – сказал гангстер, – врали значит Юсупов с Пуришкевичем, какой это к чертям дьявол, если с первой же пули откинулся, – после чего он опять ушел в тень поджидать следующего посетителя.

Ждать пришлось не очень долго – через 15 примерно минут появился Георгий Аполлонович Гапон, он был в рясе, в высокой ритуальной шапке и сильно смазанных сапогах, которые скрипели на весь переулок. Все повторилось в точности так же, как и с Распутиным, за исключением той детали, что умер Гапон не после первой пули, потому что оказался весьма проворным. Незнакомец стрелял в него трижды, прежде чем проповедник успокоился на своем стуле.

Ну и самым последним во флигель пожаловал Евно Фишелевич Азеф, глава тайной Боевой организации эсеров, о которой в народе ходили самые страшные и зловещие слухи и на совести которой было более сотни покушений и взрывов, из них почти половина удачных. Евно Фишелевич был очень осторожным человеком, но и он потерял голову от письма самой Матильдочки – ну еще бы ее не потерять, когда тебя такая звезда высшего общества зовет на тайную встречу. Однако револьвер Азеф конечно с собой взял и держал его в руках, когда открывал дверь во флигель. Внутри было темно и пыльно, так что он даже чихнул, поднеся руку ко рту, в этот момент чихания из самого темного угла комнаты бахнул выстрел, попавший прямиком в барабан его револьвера, его вырвало из рук Азефа, сильно ушибив ему всю ладонь. Азеф быстро нагнулся, но некто из угла сказал ему:

– Не советую, Евно Фишелевич, руку прострелю.

Азеф быстро разогнулся и осмотрел помещение. Осмотр ему определенно не понравился – положение двух тел на стульях явно указывало на то, что тела эти неживые.

– Кто вы такой, сударь? – отрывисто спросил он, – и кто эти господа на стульях?

– На первый ваш вопрос отвечу, что я человек, искренне болеющий за судьбы России, а на стульях расположились следующие господа: справа проповедник Гапон, слева старец Распутин.

– Это вы их убили?

– Откровенно говоря да…

– Зачем?

– А они вредят России вообще и будущей русской революции в частности, без них все проще будет.

– Меня вы тоже убьете?

– Непременно, дорогой Евно Фишелевич.

– Ну так что же вы медлите, стреляйте…

Однако ж нервы у него железные, подумал незнакомец.

– Вы куда-то торопитесь? Давайте побеседуем, у меня есть свободных 15 минут, вот как раз свободный стул, присаживайтесь.

Азеф молча подошел к единственному пустому стулу, сел, медленно достал из кармана пальто пачку папирос.

– Я закурю?

– Ради бога.

Азеф достал из другого кармана зажигалку, прикурил папиросу, спрятал пачку обратно в карман и наконец задал волнующий его вопрос:

– И чем же, позвольте узнать, я так навредил России вообще и грядущей революции в частности?

– Извольте, – с расстановкой ответил незнакомец, – извольте. Вы целиком и полностью дискредитируете ту организацию, кою возглавляете. Самую могущественную оппозиционную силу России между прочим.

– Откуда вы знаете, что я возглавляю?

– От верблюда. От каракумского двугорбого верблюда – устраивает вас такой источник информации?

– Ну не хотите говорить, ваше дело… и чем же я ее так дискредитирую?

– А то вы сами не знаете… вы же полицейский осведомитель с десятилетним стажем. Сидеть между двух стульев чревато, знаете ли, чревато для ягодиц и для простаты. Короче, оревуар, Евно Фишелевич, до встречи на небесах, – сказал он и поднял руку с револьвером. Грохнул выстрел, Азеф упал на пол. Незнакомец проверил у него пульс, потом посадил на третий стул, стянул штаны, проверил внутренние карманы, взял себе им же написанное недавно письмецо и отошел к двери, посмотрев издали на натюрморт из трех мертвецов.

И уж совсем напоследок он тщательно протер все металлические части своих револьверов, а затем вложил один в правую руку Гапона, а второй в левую руку Азефа, револьвер же Азефа он поднял из темного угла и положил себе в карман, после чего сказал себе под нос: «все отлично, финал трагедии почти как у Вильяма Шекспира получился, а я удаляюсь со сцены».

– Извините, ребята, – на прощание бросил в воздух неизвестный, который, сняв наконец платок, оказался предпринимателем Иваном Александровичем Носовым, – личного у меня ничего к вам нет, чисто интересы бизнеса, в смысле общественного развития России… вы в этом развитии совершенно лишние люди, рудименты, как этот… аппендикс или этот… придаток хвоста у приматов, так что я просто провел хирургическую операцию по удалению вас с политической сцены… далее двигаемся в светлое, надеюсь, будущее без вас.

И Носов вышел на морозный дворик, не забыв протереть за собой ручки дверей как изнутри, так и снаружи – хотя дактилоскопия и находится сейчас в зачаточном состоянии, осторожность, граждане, не помешает… равно как и конспирация. Не забыть бы с Алмазовым связаться, это последнее, что он подумал, прежде чем растворить настежь зеленую калитку и самому раствориться в предрассветной тьме.

4 февраля 1905 года, Москва, Красная площадь

Носов подъехал к Спасской башне примерно к двум часам дня, на козлах у него сидел тот самый жучок Алмазов. Да, как раз два часа – куранты начали отзванивать «Коль славен наш господь в Сионе». Надо же, заметил он себе под нос, почти как у нас, очень похоже на «Славься, славься». Далее Носов указал Алмазову, где дожидаться его возвращения (вон там, справа от входа ближе к Никольской башне, есть местечко), сказал, что вернется скоро и возможно не один, так что дождись непременно, а не то на дне морском найду и в морской узел завяжу. Алмазов согласно кивнул головой – Носов его деньгами не обижал, вот и за сегодняшнее дело пообещал аж пару червонцев, ну если оно удачно закончится, почему бы и не помочь хорошему и щедрому господину?

А Носов тем временем вздохнул, перекрестился на всякий случай на Покровский собор и медленно вошел на территорию Кремля через ворота Никольской башни. Никто его не остановил и не проверил, ну и беспечно же вы тут живете на заре своего 20 века, мысленно заметил он, ни тебе охраны, ни тебе рамок металлоискателей, ни пропусков даже не придумали, хотя, казалось бы что может быть проще пропускной системы?

– Так, где же у нас Николаевский дворец-то? – спросил он сам себя. И тут же сам себе ответил: – А, вот же он, на углу Ивановской площади стоит, с красивым закругленным эркером, а вон и богатый экипаж с двойкой гнедых, не иначе как на нем Сергей Александрович в свой последний путь скоро и тронется.

В Кремле было достаточно людно – помимо городовых на каждом углу (хоть какая-то охрана), совсем простого народа-то конечно не было и никто не торговал вразнос, как за Кремлевскими стенами, там этих торговцев хватало с избытком, но достаточно большими группами фланировали какие-то неплохо одетые праздные люди. Непорядок, опять же себе под нос заметил Носов, лично я бы доступ сюда резко ограничил, но будем работать с тем что есть, чего уж там… о, да это похоже и есть господин Каляев, подумал он, увидев явного студентика в худой шинели и с саквояжем в руке. А в саквояжике у него явно бомба и лежит…

Носов прошелся туда-сюда по Ивановской площади, копируя стиль фланирующей публики, чтобы не отличаться от масс, глазами же он непрерывно сканировал две вещи – парадный выход из дворца и господина Каляева. Время текло медленно, отщелкивая секунды в голове. А примерно через полчаса все и началось…

Парадный вход в Николаевский дворец раскрылся наружу, обе половинки двустворчатой двери, и из них вышел представительный осанистый вельможа в богатой шубе, явно соболиной, шапка впрочем у него была не менее шикарной. Его сопровождали двое военных чинов, один из них помог взобраться князю в экипаж, потом сел напротив, второй просто сопроводил их до пролетки, отдал честь и вернулся обратно. Экипаж тронулся и поскакал по кремлевской брусчатке по направлению к Никольской башне. Каляев, как Носов мог увидеть со своей позиции, напрягся, расстегнул свой саквояж и сунул туда правую руку. Носов плавно, но быстро стал смещаться по направлению к месту будущего преступления, потом резко замедлился и спрятался за постаментом Царь-колокола. В этот момент прозвучал взрыв…

––

Когда клубы дыма несколько осели, Носов резко рванул по направлению к останкам кареты, орали и голосили в это время кажется все, кто находился внутри Кремлевских стен, нашел взглядом Каляева (ну и видок же у тебя, дружок, подумал Носов, вся шинель на полоски похоже порвалась), схватил его за рукав и сказал:

– Ходу, Иван Платонович, пока есть время.

– Откуда вы меня знаете? – медленно спросил тот, по инерции отряхиваясь от пороховой пыли.

– Потом расскажу, бежим, за воротами нас пролетка ждет!

– Я никуда не пойду, – гордо ответил Каляев, – это будет нечестно. Сдамся властям и пойду на эшафот.

– Вот идиот, – ели сдерживаясь отвечал ему Носов, – твоя жизнь сейчас тебе не принадлежит, ты нужен будущей революции.

На это Каляев не нашелся, что ответить, и поплелся к выходу через Никольскую башню, ежесекундно понукаемый Носовым. Выбрались на площадь они беспрепятственно, еще никто не успел ничего сообразить, там сели в повозку к Алмазову и неторопливо (Носов шепнул кучеру, чтобы не гнал) покатили мимо недавно построенного здания Верхних торговых рядов (он же в дальнейшем ГУМ) к Лубянской площади, вслед понеслись многочисленные трели очнувшихся городовых.

– Куда вам надо, молодой человек? – через несколько минут, когда опасность осталась довольно далеко позади, обратился к Каляеву Носов.

– В Марьину рощу, – буркнул сквозь зубы тот. – Вы кстати так и не представились – кто я, вы знаете, а вот вас я в первый раз вижу.

– Пожалуйста, – легко согласился Носов, – меня зовут Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода, занимаюсь производством и эксплуатацией самобеглых экипажей, мне не нравится царский режим и я сочувствую борьбе любых прогрессивных сил против него. Достаточно? А, чуть не забыл – в Москве я по делам фирмы, остановился в номерах Белоглазова на Большой Сухаревке, под своей фамилией, там меня всегда можно найти. Вот вам моя визитка, надеюсь, она пригодится вам лично или вашей организации. А засим ауффидерзеен, милостивый государь, мы приехали.

Повозка остановилась на въезде в Марьину рощу, в самом начале Шереметьевской улицы.

– Дальше мы, извините, не поедем, уж больно дурная слава у этого района.

Каляев еще раз буркнул что-то похожее на «благодарю», выпрыгнул из экипажа и пошел вглубь деревянной застройки, механически продолжая отряхиваться от чего-то несуществующего…

6 февраля 1905 года, где-то в Москве

Носова нашли через два дня, прямо на Сухаревке подошел малолетний оборванец, сказал, что его через полчаса вон в том переулке ждут серьезные дяди, а ты дай малому копеечку за важные сведения, не скупись. Носов дал ему две копейки, а через положенные полчаса подошел в показанное место, это была какая-то из Мещанских улиц (о них через 70 лет споет Высоцкий), вся грязная и загаженная на полметра от земли. Там его действительно ждали двое серьезных дядей, сидя на обычной крестьянской телеге.

– Носов? – спросил тот, который повыше.