Татьяна Коршунова "Перешагнуть черту"

– Вадим Денисович сейчас занят, поэтому роль шофера должен исполнить я.

А что, собственно, мне терять? Да и, кто позарится на такую лохушку. А в состоянии, котором я сейчас нахожусь, только в общественном транспорте и ездить. Кивнула, мол, «это и есть я», и мужчина, услужливо открыв дверь, усадил меня в черный джип.

В душе образовалась пустота. Словно кто-то безжалостно и жестоко вынул все, что было, не оставив даже малую частичку. Я чувствовала себя виноватой. Виноватой в смерти этой маленькой девочки. В том, что знала об этом, и ничего не могла предпринять. Я, словно, забрала ее жизнь. Пусть, неумышленно, нечаянно, но забрала. Как теперь жить? Что делать? Как быть? Почему это со мной происходит? Зачем? Вопрос на вопросе и ни одного ответа.

Водитель отвез меня по указанному адресу, а когда я выходила из машины, даже пожелал удачи. Как только дверь захлопнулась, мотор взревел и джип сорвался с места. Постояв несколько минут, я посмотрела на знакомое общежитие, словно давно здесь не была и когда собралась заходить в подъезд, почувствовала, что рядом кто-то стоит. Ощущения снова не обманули.

Рядом возникла маленькая девочка. Та самая. Схватившись окровавленными пальчиками за мою руку, она улыбалась и смотрела такими глазенками, будто роднее меня для нее никого нет. Я улыбнулась в ответ, а из глаз потекли слезы, остановить которые было невозможно.

– Как тебя зовут? – присев на корточки, погладила девочку по голове.

Она вытерла ручкой слезы с моей щеки и ответила:

– Ирочка, – потом немного помолчав, продолжила: – Не плачь. Мне совсем не больно. Ну что, пойдем?

– Куда?

– Не знаю… Но, ты должна меня отвести.

Я не успела ничего ответить, как возле ребенка появился размытый полупрозрачный силуэт, и взял ее за руку. Девочка, не раздумывая пошла за тенью, а перед тем как исчезнуть, обернувшись, прошептала:

– Он отведет.

Глава 3

Придя в себя от новой встречи с «призраком», я неторопливо поднялась на свой этаж и, повернув в замочной скважине несколько раз ключ, открыла дверь. Было тихо. Все вещи находились на тех же местах, как я их оставила, значит, тетя Маша так и не появлялась. Тем лучше. Иначе волновалась бы, а ей сейчас только этого не хватало.

Ой. Нужно же на работе сказать, что я на “больничном”. И сегодня меня не было! Странно!? Вера Павловна не позвонила? Порывшись в сумке, нашла мобильник, на котором значок оповещал о … пятнадцати пропущенных звонках. Тринадцать от Веры Павловны и два с неизвестного номера. Не мешкая ни минуты, я поспешила отчитаться, почему не на работе.

– Алло, Вера …

– Смирнова! Вы … Что с вами происходит? Сначала опаздываете, а теперь и вовсе на работу не являетесь … – начальница орала в трубку, словно я совершила всемирное преступление.

– Вера Павловна, я была в больнице, и про телефон, как всегда, забыла. Вы не волнуйтесь, у меня документ есть.

– В больнице? Какой документ? Да, что случилось?

Вкратце рассказала начальнице о злополучном походе за шоколадкой, после чего она успокоилась и даже смягчилась в голосе.

– Ну, хорошо. Но только неделю! Я без вас, как без рук, Анкита Юрьевна. И больничный обязательно принесите. Вы же знаете, как у нас к прогулам относятся.

– Да, конечно.

Выключила телефон и бросила его в сумку. Снимая пальто, обнаружила огромную дыру на локте. «Придется съездить на «сэконд», а пока подлатаю как-нибудь незаметно». Грязные ботинки аккуратно поставила на коврик, и направилась в ванную.

В зеркале на меня смотрела растрепанная бледная девушка с огромными синячищами под впалыми глазами. На лбу у нее красовалась, приклеенная лейкопластырем, квадратная повязка. Красавица, каких свет не видывал. Кряхтя и постанывая, ушибленные ребра и не думали переставать болеть, вымылась и, протопав босыми ногами в комнату, включила чайник.

Меня знобило, колотило, и какие-то еще непонятные чувства овладели телом. Как ни крути, а в голове не укладывалось: отчего мне вдруг стали сниться, вроде как, вещие сны про чью-то смерть. Да и тот, кто умирал, почему – то мне являлся. Зачем? Мне! Простой девушке, жившей обычной, ничем не примечательной жизнью, было это очень сложно понять.

Нет. Я верю в Бога, а, возможно, и в дьявола, но заядлой прихожанкой церкви никогда не была. Да и мама тоже. Магия и мистика меня не интересовали, так что откуда все, что сейчас со мной происходило, взялось, я понятия не имела. Да и спросить было не у кого. За последние три дня две смерти, и, к тому же, я к ним как-то причастна. Хорошо, может, и не причастна, но отношение они какое-то ко мне имеют. Я даже сформулировать нормально не могу. Как хорошо, что “больничный” дали на неделю. Может, наведу в своих мыслях порядок, или вдруг, они сами разложатся по нужным полкам?

Заварив чай, открыла холодильник и поняла, что давно нужно было сходить в магазин. Только при этой мысли последовала следующая, напомнившая, чем завершилась последняя попытка туда сходить, и меня передернуло. Что там говорил доктор? «Несколько дней отдыха, а лучше постельный режим». Что же, воспользуемся ситуацией, и последуем совету врача.

Подойдя к серванту, я открыла стеклянную дверцу и взяла любимую книгу «Поющие в терновнике», которая была прочитана уже раз пять. Пролистав несколько страниц, задумалась и, когда полностью была уверена в правильности выбора, закрыла дверцу и, укутавшись в мохнатый плед, легла на кровать. Нужны только положительные эмоции. Так как черпать их больше не откуда, значит, будем вспоминать некогда прожитые моменты с любимыми героями.

Не помню, сколько страниц прочитала, и прочитала ли вообще, но открыв глаза, увидела, что книга неряшливо валяется на мне, а за окном уже стемнело. На душе было все также погано и тяжело. Похоже, книжная терапия не поможет. Часы показывали почти одиннадцать и, если бы не урчащий желудок, я бы, наверное, снова провалилась в безмятежный сон.

Нарыв в морозилке остатки замороженных овощей, потушила их на сковороде и скормила ворчащему организму, который, проглотив предложенную снедь, мелодично пропел песню легкой сытости. Полистав пультом телевизионные каналы, остановилась на TV 1000. По нему обычно бесперебойно шли бестселлеры американского кино. Забыться с помощью книги мне не удалось, попробуем это сделать вместе с экранными героями. Что тут у нас? «Говорящая с призраками». Фильм как раз для меня. Как же!

Выключила телевизор, погасила свет, закрыла глаза, и стала звать Морфея с просьбой вернуть мне пустые сновидения, и больше никогда не посылать вещие.

Следующие три дня прошли обыденно и, к огромному счастью, без приключений. Впервые я так долго не ходила на работу. Кроме отпуска конечно. Только, после смерти мамы он не в радость.

Летом меня вынудили взять отгулы, но, через несколько дней бездельничанья, позвонила начальница и предложила подработку в другой библиотеке, и я согласилась. Зато за заработанные деньги купила на распродаже неплохую зимнюю курточку.

В четверг вечером, ложась спать, решила, что завтра схожу в кинотеатр. Как раз и зарплату уже должны перечислить. Ну, надо же мне морально развеяться, а то все дома и дома. И только начала обдумывать, куда и на что пойти, как телефон содрогнулся в вибрации, принимая смс. Номер был не знакомым, но прочитав несколько строк, я сразу поняла, кому он принадлежит:

«Анкита. Приветули. Как твоя голова? «Масик» отчитался, что ты была доставлена Ромчиком домой в целости и сохранности. Адресок твоей общаги я пробила, так что завтра жди в гости».

От последних трех слов меня охватила паника. Друзей и подруг у меня никогда не было. Ни в школе, ни в колледже, и вообще. Помню, в детском саду, дружила с одной девочкой. Она тоже жила в нашем общежитии, но в скорости они получили квартиру и уехали. После этого связь прервалась.

Не любили сверстники со мной дружить. Особенно обидно было в подростковом возрасте. Девочки собирались кучками, что-то обсуждали, ходили на дискотеки, заигрывали с мальчиками, а меня в свою компанию не звали. Я, тайком от мамы плакала, потом успокаивалась. Проходило время, и снова плакала, но спустя несколько лет смирилась и перестала навязываться. Так и привыкла быть белой вороной. А после учебы устроилась на работу в библиотеку и была рада, что попала в отдел, где общаться приходилось лишь с непосредственной начальницей и книгами.

А сейчас, когда я сама с собой подружиться не могу, заводить новые знакомства совсем не готова. Только, вот если Катя на самом деле знает адрес, она ведь придет. А если придет, то выгнать будет уже некрасиво. В голове все перевернулось, и вот в таком перевернутом состоянии, замучавшись что-то решать, я уснула.

Как бьется сердце. Нет, оно просто колотится как сумасшедшее. Снова. Ну почему? Опять сон. Зачем? Зачем мне это знание? О, Боже! Это же была Вера Павловна! Но, что я могу сделать? Скорее всего, уже поздно. А если не поздно? Так! Сегодня пятница.

Я посмотрела на часы. Девять утра. Она должна быть уже на работе. Неужели это произойдет именно там? Похоже. Ну, почему мы не можем отчетливо помнить свои сны после того, как просыпаемся?

Я наскоро оделась, умылась и, даже не позавтракав, понеслась в библиотеку. Погода снова испортилась. Окончательно прогнав тепло и нагнав на небо пасмурные тучи, закрывавшие солнце, дул ледяной ветер, напоминая прохожим, что скоро придет зима. Он залетал за воротник и под подол коротенького пальто, отчего становилось зябко и тело дрожало.

Скрутившись в три погибели, я, как можно быстрее, старалась добраться до места работы. В вестибюле царил полумрак и суматоха. Свет не был включен, и пробираясь в сторону лестницы впотьмах столкнулась с дедушкой-сторожем.

– Что-то случилось?

– Хто ета? Ничерта не видна.

– Это Анкита. Из отдела….

– Знаю, знаю. Так электричество вырубило. Усе бегають, суетятся. А чего бегать-то? Вызвали электрика и ждитя, пока починить. Хорошо хоть читателей еще немного было, но усе уже ушли. Видать пробки, а, мот, замыкание где. Проводка старая. Разберуться.

Я немного постояла, а затем робкими шагами продолжила путь.

– Там жа тямно! – попытался возразить сторож.

– Мне все видно. Ничего.

Ускорив шаг, я пересекла три пролета и, когда вышла с лестничной клетки в коридор нужного этажа, загорелся свет. Через мгновение раздался чей-то испуганный крик. Не обращая внимания, я следовала прямо к двери отдела хранения, которая была открыта.

– Ааа, вызовите скорую…

– Какой ужас! Как это произошло?

– Нужно позвать Светлану Васильевну…

– Она жива?

Подходя ближе, я услышала голоса сотрудниц и поняла, что опоздала. Заглянув в распахнутую дверь, перед глазами возникла картинка из сна. Вера Павловна лежала на полу. Ее руки были черными, изо рта выступала пена, а рядом валялся сгоревший фен.

На меня никто не обратил внимания. Лишь бросив кроткий взгляд, присутствующие продолжили обсуждать случившееся. Люди приходили на место происшествия и уходили. Я слышала, как кто-то сказал, что вызвали милицию и «скорая помощь» уже подъезжает. Бледная директор чуть не потеряла сознание, когда увидела тело моей начальницы в таком ужасном виде.

На сегодня библиотеку закрыли. Я, запутанная тайной новых способностей, постоянно оглядываясь, шла домой. С каждой новой секундой, с каждой минутой, замирала, прислушиваясь к окружающим звукам в ожидании встречи с погибшей начальницей. Но она не являлась. И только когда я вошла в темный подъезд, почувствовала запах гари и жженых волос. Сделав шаг, я поднялась на очередную ступеньку и нос к носу столкнулась с Верой Павловной.

Она стояла неподвижно и пристально смотрела на меня сияющими глазами. Они горели, словно два маячка, отчего начальница, если учесть ее вид после того, что случилось, была похожа на героиню фильмов ужасов. Что-то подсказывало, что женщина не причинит мне вреда, а ее неожиданно расплывшиеся в улыбке губы, были тому подтверждением.

Я, молча, смотрела на нее, а она на меня. Прошло около пяти минут нашего молчаливого разговора, как призрака, словно кто-то вырвал из пространства, и она исчезла.

– Анечка!? Ты что здесь стоишь? И темно-то как. Лампочку уже вкрутить не могут, – позади, раздался голос тети Маши.

– А!? Здравствуйте, – все, что я смогла выдавить.

– Ты домой или из дому?

– Домой.

– Ну, пойдем тогда.

Тетя Маша прошла рядом и уверенным шагом потопала по лестнице. Я медленно побрела вслед. Увидев, что женщина изгибается под тяжестью двух увесистых сумок, ничего не говоря, взяла одну, за что получила одобрительный кивок.

– Ты какая-то невеселая, Анечка. Случилось что? – открывая дверь, спросила соседка.

На ее голове повязан черный платок, но внешне походило, что женщина успокоилась и даже немного отдохнула.

– Нет. Все нормально, – пробубнила я, ставя сумку в коридорчике.

– Ой! А это откуда? – обратила она внимание на мой заклеенный лоб. – Упала, да? Ты хоть рану-то обработала?

– Да, – задумчиво произнесла я, дотрагиваясь до повязки. – Упала.

В дверь постучали, и мы в недоумении переглянулись.

– Заходите! – крикнула тетя Маша.

Робко и осторожно в проеме показалась голова Кати. Она довольно улыбнулась и помахала мне рукой.

– Здрасьте. Вы к кому? – бросая оценивающий взгляд, заинтересованно обратилась к девушке тетя Маша.

– Это ко мне.

– Подружка что ли? – как-то недовольно хмыкнула женщина и, схватив сумки, словно их кто-то мог украсть, ушла в свою комнату.

– Привет. Можно? – виновато спросила девушка. Она будто не была похожа на ту Катю, которую я встретила в больнице.

– Да. Раздевайся. Чай будешь?

– Ага, – махнула она головой и спешно стала снимать длинное пальто.

Повесив его на вешалку, Катя сняла высокие сапоги на шпильке и аккуратно поставила у двери. Я уже успела раздеться и поэтому, указав девушке на комнату и включив чайник, направилась показывать свои хоромы.

– Уютно у тебя. Прикольно.

– Я, всю жизнь прожила здесь. Для меня мой дом самый лучший.

Катя молчала, разглядывая фотографии, книги, мебель. Я тоже не знала, что сказать и как завести разговор. Гости ко мне никогда не приходили, и развлекать их я не умела. Наконец, девушка плюхнулась на кровать, доставая из объёмной сумки коробку с пирожными.

– Вот, принесла к чаю. Слушай, ты извини, что я вот так ворвалась. Меня вчера выписали. Дома делать нечего, в институт сгоняю в понедельник, «масик» занят, вот и решила навестить новую знакомую.

Я взяла коробку и положила на тумбочку.

– Спасибо. Если честно, я не думала, что ты запомнишь меня. И номер телефона выбросишь, как только я выйду из больницы. И, за то, что домой помогла добраться спасибо. Понимаешь. У меня нет друзей и подруг, поэтому я не знаю, как себя вести, тем более… – я замялась, не зная, как сказать, что с девушками Катиного круга я вообще никогда и рядом не стояла, не то чтобы общалась или дружила.

– Что, тем более? – не понимая, спросила девушка.

– Ты так выглядишь… и живешь в достатке. Странно, что обратила внимание на такую, как я. Обычно меня сторонятся, смеются, а заговорить – так вообще…

Катя вдруг опустила голову, вздохнула и, посмотрев мне в глаза, сказала:

– Я не оцениваю по одежке или обеспеченности. Для меня главное, чтобы человек был нормальный. Думаешь, я богатенькая девочка, хорошо устроившаяся, окрутив взрослого мужика, и прожигающая его деньги в клубах и салонах? – Я пожала плечами. – Видишь. И ты оценила меня по внешнему виду.

Мы еще помолчали немного, и я пошла, заваривать чай. Достав из серванта новый сервиз, с аккуратненькими пузатенькими чашечками и блюдцами с золотой каёмкой, разлила чай и принесла в комнату. Открыла коробку с пирожными и пригласила Катю за стол.

Я почему-то верила ей. Не чувствовала подвоха или колкости. Девушка не смотрела на меня как когда-то, или даже иногда сейчас, смотрят сверстники. Мне казалось, она простая, как я, девчонка, отличающаяся лишь тем, что более раскована и открыта. Не знаю почему, но сознание не противилось тому, что Катя может стать хорошей знакомой или подругой. Может быть, потому что их у меня никогда не было, и в глубине души я всегда этого хотела. А может быть, потому, что осталась совсем одна, и мне был необходим кто-то, с кем можно поделиться переживаниями и эмоциями.

Конечно, никто не сможет занять место мамы, но в последние несколько дней все чаще приходило понимание того, что быть одной тяжело. Не физически. Просто не хватает моральной поддержки, того кто скажет: «Я все понимаю» – и попытается успокоить.

– Знаешь. Тогда в больнице, ты показалась мне забитым волчонком. От которого все отказываются и не хотят принимать, потому что шерстка у него не серая, а белая, мягкая и шелковистая. Таким волчонком когда-то была я, – девушка на минуту замолчала. То, что она хотела рассказать, вспоминать ей очень тяжело, но желание поделиться сильнее боли. – В нашей стране очень много маленьких, захудалых деревенек. Где женщины, как проклятые, работают и тащат на себе хозяйство и детей, а мужики беспробудно пьют, не забывая с похмелья хорошенько поколотить свою бабу. Приблизительно в такой деревне родилась и я. Мама умерла, после того как ее, беременную на восьмом месяце, в очередной раз избил отец. Мне тогда было восемнадцать.

В один прекрасный момент я просто убежала. Мне стало все равно, куда идти, и что со мной будет, но оставаться с этим подонком больше не могла. Вышла на трассу и плелась, пока не остановилась машина и предложила подвезти. И знаешь, я села. Мне повезло, потому что в той машине сидел Вадим. Ничего не спрашивая, он привез меня к себе. Ничего не требуя взамен, одел, обул, отправил учиться, и только спустя год мы поняли, что чувствуем что-то друг к другу.

Ведь меня никто и не искал с тех пор. Не интересовался, где я, жива ли, что со мной случилось? Один раз, тайком от Вадима, я наняла машину и поехала в свою деревню. Все-таки там остались два младших брата.

Водитель остановился недалеко от дома. Я решила, что не буду показываться. Просто понаблюдаю со стороны. Может, увижу их на улице. Удостоверюсь, что все в порядке, и уеду. В машине я просидела около двадцати минут, но из дома никто не выходил, и было как-то тихо. Потом во двор выбежал Андрюшка, младший. Он словно убегал от кого-то. Через несколько минут в дверях показалась женщина. Она швырнула в брата скалкой и закричала:

– Я тебе покажу, паршивец. Пока дров не наколешь, есть не получишь! – и скрылась в доме. Больше я никого не видела. Просидев еще около часа, я смотрела на брата, который, в свои семь лет неумело махал топором, а по глазам текли слезы. Сердце сжималось от неимоверной боли, но что я могла сделать? Забрать с собой его мне никто не позволил бы. Да и выдавать себя, если честно, не хотела. Так, с новой раной на душе, проталкивая тяжелый ком в горле и давясь собственными слезами, я уехала.