Все ж ошибаюсь часто, в полной мере,
Из размышлений я сюртук надел.
Тот, кто прозрел, себя ведет по вере,
Я жизни, не поняв, и сути не задел.
Слепит янтарь соборов куполами,
Мне кажется, при ярком свете дня
Заметен я со схожими грехами,
И от сего закат хранит меня.
И в темноте не виден я народу,
И мне спокойно, мало что гнетет,
Я пробираться пробую по броду,
Но на стремнину, в гибель рок ведет.
И свечи тонут в озере надежды,
Когда под ночь слипаются глаза,
Я воспеваю дни, что безмятежны,
Да вспоминаю лики, образа.
Сквозь ореол от солнечного нимба,
Он, вездесущий, глянет из дворца,
Нам предоставив землю вместо лимба,
Поди простит ничтожного чтеца.
«Я как кукла вуду для иголок…»
Я как кукла вуду для иголок,
Только их втыкаете одни
Вы в меня, и юмор ваш так колок,
Все больнее – кончились бы дни.
То ли больше стал у них диаметр,
То ли глубже проникают вновь,
Но скорей же, милая, родная,
Мне большую в сердце приготовь.
Я устал, замучился от боли,
Слишком скорбен сей порочный круг:
Все качался по полу, уколы,
А в итоге только лучший друг.
«Мне нигде не рады и совсем не ждут…»
Мне нигде не рады и совсем не ждут,
Черные ограды из-под земли встают,
Разорваться в клочья хочется порой,
Лишь спасибо Богу, благо что живой.
Никому не нужен, лишний сам себе.
Может, я простужен и в большой беде?
Нет, никто не вспомнит, пуст родной приют,
Снизойти на землю или сгинуть тут.
«Не говорите мне, что я пропал…»
Не говорите мне, что я пропал,
Не говорите мне, что все пропало,
Быть может, я от горести устал
И сердце от терзаний мне сковало.
Что в жилах больше не трепещет кровь —
Течет внутри отравленной рекою,
Что не подняться, боль не превозмочь,
Судьбы проклятье реет надо мною.
Не говорите мне, что мне не смочь,
Не дотянуться до небес рукою,
Что от меня, что есть, уходит прочь,
И жизнь вот-вот прощается со мною.
Пусть тлеет жизнь, как уголь под золой,
В дряхлеющей душе осталось пламя,
Я полюбить успел давно покой,
Пусть вверх взойдет обветренное знамя.
И пусть тот путь, очерченный кривой,
Ведет меня доселе и обратно,
Я все равно останусь сам собой,
Хотя, быть может, вижу, что превратно.
«Город спит, и асфальт утонул от дождя…»
Город спит, и асфальт утонул от дождя,
Ну скажи, где же ты, позови ты меня.
Только нету тебя, и не видно ни зги.
Так куда мне бежать от любви и тоски?
Вновь потухли огни в темных окнах домов,
Ветер гонит листву вдоль по розе ветров,
Пробивая насквозь мою бренную плоть,
Мне и так нелегко, а теперь умри хоть.
Тускло светит луна и гудят фонари,
Я опять проброжу до утра, до зари,
Поперек обойду сотни сотен дорог.
Если знала бы ты, как же я изнемог.
Я не знаю, зачем да куда я иду,
«Я не нужен тебе», – губы шепчут в бреду.
Средь толпы я ищу столь родной силуэт,
Но безлика толпа, и тебя средь них нет.
Вот скорей бы зима – и уляжется грусть,
Позабуду тебя навсегда, ну и пусть,
И глаза, и твой смех, и улыбку твою —
Всю родную тебя забытью отдаю.
«Нам не спастись от холодов…»
Нам не спастись от холодов:
Тепло исчезло в небе зимнем,
Безмерна праведность дворов,
Белеет византийским бивнем.
Спит голодающий январь,
В мечтаньях гулко бродит лето,
Листает листья календарь,
Все с белизною лазарета.
Отрезав небо от земли,
Лежат опухшие сугробы,
Ох, много зимы намели
Снегов нехоженых со злобы.
Все оборвав и обглодав,
Кусает холод нос и уши,
На растерзание забрав
Неупокоенные души.
«Стой же, стой же, не спеши, прошу…»
Стой же, стой же, не спеши, прошу,
Жизнь моя, мне некуда укрыться!
Боль внутри, я ветер тормошу,
На задворках станется ютиться.
Если бы я что-то отыскал,
Некий смысл среди житейских бредней,
То слепцом безумным б не рыскал,
Может, я на точке дней последней.
Дух надломлен якобы живой,
Не бегу – топчусь, как лошадь в стойле.
Ты не можешь быть повсюду свой —
Обретаю долю поневоле.
Не искал того, чего здесь нет,
Обмануть себя я не сумею,
На вопросы спустится навет,
А с неправдой нехотя, но смею.
«У птиц уж больше прав, чем нынче у двуногих…»
У птиц уж больше прав, чем нынче у двуногих:
Лети куда хочу – ни рамок, ни границ,
А тут права теперь остались у немногих,
Как правило, у тех, кто с глянцевых страниц.
Я вспомнил то, что мы с рождения похожи,
Законы всем равны, но для иных равней,
Наверное, теперь немного подытожим:
Без денег ты неправ, хоть где поклоны бей.
И мира чистота внезапно сократилась:
У нас лимит во всем – у этих безлимит,
Да хоть бы та жара воды с небес напилась,
Не деньги, так вода пускай хоть зазвенит.
Для каждого своя тропинка до порога,
Тут правды лишь на зуб, иссякла – не взыщи,
