Потом я обнаружила, что внуки Петра Петрович устроили на кухне бардак – пришлось еще некоторое время потратить на уборку. Но вот наконец я сделала тесто для блинов и, поставив на плиту сразу две сковороды, приступила к жарке. Мне даже показалось, что за час я управлюсь и смогу наконец лечь спать.
– А вы знали, что пауки время от времени линяют? – раздалось из-за спины.
От неожиданности я подпрыгнула чуть ли не до потолка. Обернувшись, увидела рядом с собой Мишу – правнука Петра Петровича. Он с упоением ковырял в носу и глазел на Митю, который уже скинул с себя плед.
– Извини, что ты сказал? – обескуражено переспросила я, ринувшись возвращать плед обратно на Митю.
– Пауки покрыты хитиновым панцирем, он мешает им расти, – выпалил Миша, следуя за мной. – Во время линьки пауки сбрасывают этот панцирь и увеличиваются в размерах.
– Замечательно! – пробормотала я, потрепав его по волосам. Я просто не знала, как реагировать на эту его лекцию.
– Маленькие пауки линяют два раза в месяц, а большие – раз в год, – с еще большим энтузиазмом продолжил вещать Миша. – Большим паукам надо несколько часов, чтобы вылезти из старого панциря.
От сковородок пошел легкий дымок, я бросилась обратно к плите. Быстро сняв почерневшие блины, налила на сковороды новую порцию теста.
– Я очень хочу вживую увидеть, как линяют пауки, – со вздохом произнес Миша, садясь за стол. – Я только по телевизору видел несколько раз. По телевизору не интересно. – Он задумчиво покачал ногой. – Вообще я просил папу и маму подарить мне на день рождения птицееда, но они подарили мне какой-то противный конструктор. – Миша вдруг насупился. – Дурацкие взрослые! Вот зачем они тогда спрашивают всегда, что подарить? Если все равно не слушают?
– Я уверена, они не хотели тебя расстроить. Просто за птицеедом нелегко ухаживать, – сказала я. – А ты еще маленький.
– Ничего я не маленький, – обиделся он. – Я осенью уже в школу пойду.
Я только сейчас заметила, что Миша уже в пижаме, на ней была нарисована целая куча маленьких паучков.
– А почему ты не спишь? – спросила я, взглянув на висящие в углу кухни часы, те показывали половину одиннадцатого.
– У меня бессонница, – глубокомысленно заявил Миша. – А еще я хочу есть. Вы же дадите мне блинов?
– Да, конечно! – Я скорей схватилась за лопатку, быстро перевернула очередную партию блинчиков. – Сейчас новые подоспеют как раз, прошлые подгорели.
Соскочив со стула, Миша подбежал ко мне и, схватив с тарелки один из подгоревших блинов, затолкал в рот. Я только руками всплеснула, а он уже помчался к Мите, который опять спихнул с себя плед.
– Смотрите, на нем паук нарисован! – восторженно заявил Миша, прожевав блин. – Очень красиво.
– Наверное. – Я снова побежала укутывать Митю в плед и опять спалила блины.
Миша куда-то смылся, но я на всякий случай выкинула все сгоревшие блинчики. Не хватало, чтобы мальчишка и их случайно слопал.
Минут десять спустя на кухню притопал Петр Петрович, увидев меня, глубокомысленно пошевелил седыми бровями.
– Чего это ты затеяла? – спросил он с укором.
– Блины жарю, к завтраку. Зоя же попросила.
– Ой, не надо ее слушать, – Петр Петрович поморщился. – Тоже мне заказчица нашлась. На завтрак можно бутербродов поесть или булочек из пекарни по соседству. Никто у нас в семье отродясь плотно не завтракал. Сама Зоя, сколько ее помню, одним кофе всегда ограничивалась по утрам. У ней же фигура, она за ней следит. Ты лучше супа свари, на обед.
– Э… ладно. – Я слегка растерялась, потом тряхнула головой. – Но не выливать же тесто. Сначала все-таки блины дожарю, а потом возьмусь за суп.
Я сняла на тарелку очередную партию блинов, быстро смазала их маслом.
– Пахнет, конечно, вкусно, – протянул Петр Петрович. Сделав круг по кухне, он подошел ко мне, подцепил с тарелки один из блинов.
Снова прибежал Миша.
– Смотрите! – воскликнул он, задирая футболку. – Нравится?
На груди у него теперь был нарисован огромный паук, слегка кривой, конечно, но узнаваемый.
– Что это? – спросил Петр Петрович.
– Татуха, – гордо пояснил Миша, махнул ладошкой в сторону Мити. – Как у этого.
Петр Петрович подхватил с тарелки еще один блин:
– Это ты фломастерами нарисовал?
– Ага, – Миша тоже ухватил блин. – Я хочу еще паутину на ноге нарисовать, но попозже.
– А мама ругаться не будет?
– Может, и будет. – Миша равнодушно пожал плечами.
Петр Петрович сделал себе и правнуку чаю, они сели за стол и стали методично подъедать мои блины. Жевали они намного быстрей, чем я жарила. Мне даже интересно стало, когда же они уже наедятся и перестанут набрасываться на каждый блин как саранча.
Прошло минут двадцать, Петр Петрович отодвинулся. Еще через десять минут он обратился к правнуку:
– Миш, ты бы не объедался так. Как бы у тебя живот потом не заболел.
– Не заболит, дедуль, не волнуйся. Я однажды целую палку колбасы съел, и у меня совсем ничего не болело. Только рвало потом немножко, но недолго. И, скорей всего, это из-за горошка, который я после колбасы ел.
Петр Петрович занервничал:
– Так, Миш, тебе точно хватит.
– Я прям только два блинчика еще съем и все, – жалобно пискнул Миша, но, конечно, съел не два, а четыре.
Когда он демонстративно отнес свою тарелку в раковину, на кухню пришла Настя, Мишина сестра.
– Чем это у вас так вкусно пахнет? – недовольным голосом спросила она. Заглянув в сковородки, Настя тут же достала себе огромную тарелку. – О, я тоже хочу блинов.
Аппетит у нее был хороший, в минуту она умудрялась поглощать столько же блинов, сколько ранее съедал Петр Петрович вместе с Мишей. А еще Настя поедаемые блины успевала фотографировать и, кажется, даже сняла с ними пару видео.
Когда Настя вроде бы наелась, она стала внимательно разглядывать получившиеся фото.
– Даже не знаю, что мне оставить, а что удалить, – вздыхала она. – Я везде ужасно классная, совершенно неясно, как выбирать.
– Ну и оставь все, – предложил Петр Петрович.
– Не могу, – хныкнула Настя. – Память забита.
Миша забрал у нее телефон и несколько минут тщательно пролистывал фото.
– Какая-то лажа у тебя получилась, – в конце концов, подытожил он. – Можешь все удалять.
– Дурак, что ли? – оскорбилась Настя.
– Просто у тебя фантазии нет, – попытался объяснить Миша, поправляя очки. – Вот я бы, на твоем месте, лучше сделал фото с блином вместо лица. Помнишь, мы такое видели в интернете?
– Точно! – Настя аж вскочила.
Схватив очередной блин, она проковыряла в нем дырки для глаз и рта, а потом налепила блин на лицо как маску.
– Дедуль, сфоткай меня! – Настя вручила телефон Петру Петровичу, встала у окна.
– Мне тоже нужна такая фотка! – закричал Миша с завистью.
Он быстро сделал себе аналогичную маску, нацепил ее под очки. В итоге дети устроили целую фотосессию: снимались и по отдельности, и вместе, за столом и под ним. Миша еще достал из холодильника всякого: кабачки, баклажаны, яблоки, стал использовать их как дополнительный реквизит. Из-за возникшей суматохи, Настя случайно разбила банку с вареньем, а Петр Петрович рассыпала горох. Тот разлетелся по всей кухне. Само собой, мне пришлось оторваться от плиты, чтобы прибраться.
Наконец дети выдохлись, сели передохнуть, Петр Петрович налил им чая. Миша и Настя на автомате съели еще по паре блинов. Вид у обоих стал осоловелый, и я подумала, что вот сейчас они точно уйдут спать. Но нет, Миша вдруг сказал:
– Дедуль, а давай мы и тебе тоже сделаем маску из блина, сфотографируемся все вместе?
Петр Петрович сначала воспринял эту идею в штыки, но потом, после долгих уговоров, все-таки согласился. Он сделал новый комплект масок из блинов для себя и детей, и следующие минут сорок фотографом пришлось быть мне. Вообще, это было довольно весело, я даже немного взбодрилась. Правда, при съемке пострадала куча блинов, пришлось их выкинуть. Еще пострадал мой фартук, о который Миша несколько раз случайно вытер руки, и ковер у дивана, на который упала Настя, предварительно не сняв блин с лица.
– Ну все, дети, пора закругляться, – наконец сказал Петр Петрович, отскабливая ошметки блина от ковра. – Уже давно за полночь. Если ваша мама узнает, что вы выбились из режима, мне несдобровать.
– Не узнает, – заверил Миша. – Она крепко спит, а мы проберемся к себе на цыпочках.
– Вы, главное, и утром не проболтайтесь про нашу вечеринку.
– Не проболтаемся, – с важным видом пообещала Настя. – Мы умеем хранить секреты.
– Очень на это надеюсь, – сказал Петр Петрович. – Мамка у вас шибко строгая. И меткая. Так что вы уж не подводите меня. Что бы ни случилось, держите язык за зубами.
Дети убежали на второй этаж, Петр Петрович ушел к себе. Я быстро дожарила остатки теста. Получилось только четыре блинчика. Я переложила их в контейнер и занялась супом. К счастью, в холодильнике имелся фарш – я налепила фрикаделек и сделала бульон с ними. Если бы мне сейчас пришлось варить мясо на косточке, я бы точно чокнулась.
Нелегко все-таки, когда у тебя сразу несколько «господ». Одним суп подавай, другим блины, третьим… мочалку. Да еще и за зеброй надо присматривать. И ведь никому не приходит в голову, что каждое поручение требует уйму времени.
Я еще раз умылась ледяной водой и стала нарезать овощи.
После двух часов суп был готов, и я наконец пошла к себе. Правда, совсем не помню, как добралась до дивана. Скорей всего, я заснула еще на пути к нему. От усталости мне даже и не снилось ничего.
Когда в половине седьмого зазвонил будильник, я почувствовала себя зомби. Голова гудела, я с трудом оторвала ее от подушки. Ощущения, в общем, были такие, будто меня самосвал переехал. Раза четыре.
Я кое-как приняла душ и умылась, а завтракать вообще не решилась. Только сбегала на кухню проверить, дышит ли человек-зебра. Тот дрых, как младенец, улыбался во сне. Я поправила ему плед и быстрей покинула кухню. Мне казалось, что стоит хоть немного там задержаться, как сразу набежит толпа с поручениями. Одним снова понадобится что-то погладить, другим захочется каких-нибудь сырников.
Переодевшись, я на цыпочках пробралась к выходу и выскользнула во двор. Еще никогда я не спешила на работу с таким удовольствием.
Глава 5. Борис
Утро началось странно. Обычно я просыпаюсь уже со списком дел в голове, с кучей идей по работе. А в этот раз, когда открыл глаза, в голове была только одна мысль: «Как же одуряюще пахнут ее волосы».
Некоторое время я продолжал лежать в постели, прокручивал в голове прошлый вечер. Вспоминал, как вчера Валентина принесла мне рубашки. Я ведь хотел еще подействовать ей на нервы, даже повод нашел для выволочки – плохо отглаженный воротничок. Но все пошло не по плану.
Я подвалил к Вале, когда она копалась в шкафу, придвинулся вплотную. И вдруг ужасно завелся. За секунду. Валины волосы оказались у моего лица. Я вдохнул их аромат, и мне вдруг мучительно захотелось вжать ее в себя, пробежаться руками по ее бедрам, поцеловать в шею. Я вообще не ожидал, что мое тело так остро отреагирует на какую-то проходимку. Я ведь давно не наивный пацан, не подросток.
Гребаная физиология! Даже вспоминая, как Валя стояла рядом со мной, я ощутил возбуждение. Все-таки Зоя права: мы, мужики, те еще кобели, заложники низменных инстинктов.
Вздохнув, я скатился с кровати. Умылся, оделся, спустился вниз. Чудаковатый мужик, которого дед приютил вчера, был на месте, точней на диване. По-прежнему дрых. Но сейчас он напоминал какую-то бабочку в коконе, потому что был укрыт пледом. Я задержал взгляд на последнем, и в груди будто царапнуло. Это был Валин плед, из ее комнаты. Она укрыла этого чепушилу, чтобы, видимо, не продрог под кондеем.
Неужели Зоя права, и он – любовник Валентины? Мерзость! Даже представлять не хочу, как Валя тискается с этим кренделем. Сколько ему лет? Сорок? Так сразу и не понять: вид такой, будто жизнь его изрядно потрепала.
Я подошел к дивану, чтобы внимательней разглядеть гнусную морду Полосатого. И вдруг, как молнией, меня пронзила новая мысль: а может, Валя тоже жертва, как и мы? Может, она нормальная девчонка, просто связалась вот с этим упырем, а тот ей мозги запудрил? Ну явно же именно он у нас лидер криминальной ячейки. Так часто бывает: ушлые мужички используют наивных дур в своих мутных схемах.
Меня захлестнула ярость. Захотелось стащить упыря с дивана и вытрясти из него всю правду. Я наклонился, чтобы стянуть с него плед, но тут за спиной раздалось:
– Дядь Борь, а мы на море пойдем?
Это было крайне неожиданно. Оглянувшись, я увидел на пороге кухни Мишу. Он зевал и тер глаза.
Я взглянул на часы, висящие на стене. Они показывали без пятнадцати восемь.
– Слушай, так ведь еще рано, – сказал я. – Мама вас, наверное, после завтрака отведет на пляж.
– Я не хочу с мамой, – возразил Миша. – Мы с папой всегда одни ходили по утрам. Папа говорит, только на заре вода такая прозрачная, что можно крабов разглядеть на дне. – Он подошел ближе, повис на руке. – Дядь Борь, давай сейчас сходим? Вдвоем.
Взгляд у него был жалобный, и у меня дрогнуло сердце. После развода родителей Мише явно не хватало общения с отцом.
– Хорошо, давай сходим на пляж, – сказал я. – Только ненадолго.
***
Дедов дом располагался в десяти минутах ходьбы от моря. Когда была жива бабушка, летом в доме постоянно кто-то гостил: тетка из Мурманска, дядька из Ухты, троюродные племянники с Алтая. Бабуля всегда отличалась гостеприимством: принимала и родственников друзей, и друзей родственников. Угощала всех своим вареньем и пирогами, а детей обязательно подкармливала фруктами из сада.
Мы с Мишей прошли к морю тем же путем, каким в детстве ходил я. Меня вдруг охватила ностальгия. Вспомнилось, как я пацаном спал в саду на раскладушке, как колесил по Анапе на велике. Зоя права: дедов дом это не просто старая развалюха, с ним связана куча воспоминаний.
Я собирался немного поработать на пляже, но просто не смог: побежал в воду следом за Мишей. Минут пятнадцать мы с ним брызгались и дурачились, потом стали плавать туда-сюда. Вода была отличная, почти без водорослей. Мы даже не заметили, как пролетел целый час.
Домой вернулись уже после девяти. На крыльце нас встретила Зоя.
– Ну слава богу, нашлась пропажа! – воскликнула она. – А мне тут уже мысли нехорошие в голову стали закрадываться.
В животе у Миши протяжно заурчало.
– Не завтракали? – Зоя нахмурилась. – Пойдемте тогда на кухню, покормлю вас чем-нибудь.
