– И как ты, неофит, собираешься преодолеть собственную узость разума, чтобы перейти на высший уровень?
Гилберт смотрит на Продавца путей, надеясь на подсказку. Но Джари абсолютно равнодушен: раскручивает остролист, чтобы выдохнуть горький дым; на глаза надевает очки с тёмными стеклами, чтобы нельзя было прочесть одобрение или неодобрение. Он из тех, кто не вмешивается в исполнение чужих решений. Кажется, он внимательно слушает разговор Гилберта и фантома, но это не так. Пальцы его сложены особенным образом – так делают те, кто молятся Зервану, господину времён, прося ускорить время. Нужно отвечать, но Гилберт не знает – как, от него требуется полная откровенность, потому что бессмысленно хитрить с тем, кто поселился в твоей голове.
– Не знаю, Диго Драмин. Продавец путей обещал мне особенный путь, и это вся моя надежда.
– Глупец …
Хранитель Трага смеётся, путаясь в складках живота. Он сотрясает вакуум, цепляет виртуальным телом силовые воронки и позволяет чёрным дырам смеяться вместе с ним. Даже нерождённая сверхновая улыбается наивности юноши.
– Твой ответ – самое глупое, что я слышал за триста циклов!
Он собирается ещё кое-что сказать, но в это время что-то происходит со Змеем, что заставляет Диго Драмина оборвать дребезжащий смех. Гилберт падает, потому что пол уходит у него из-под ног. Джари Дагата ударяется о консоль и ломает свой посох, который спрятан у него под лучемётом из мира Саркасс. Проклятья Продавца путей так ужасны, что Мэгану хочется заткнуть уши, и кажется, что боги должны немедленно испепелить сквернослова, но, видимо, на Саркассе говорят правду: боги слепы и глухи. Посох сломан, лоб Гилберта разбит в кровь, но пол наполняется теплом и вибрирует. Потом они слышат металлический голос, вырывающийся из динамиков звездолёта:
– Никто не смеет называть моего господина глупым! Умри, прозрачная тварь!
Следует слепящая вспышка, слышен продолжительный вой, и всё затягивается тьмой. Теперь Гилберт Мэган готов присоединить свои проклятья к ругани Джари Дагаты, потому что катается по полу и набивает болезненные шишки, не понимая, что происходит. Когда вращение звездолёта прекращается, контиец смотрит на то место, где находился Диго Драмин и видит остатки капсулы и растаявшие капли; обрывки пульсирующего света и разлетающийся в стороны дым. Кажется, чёрных звезд стало меньше, но это может быть обман глаз.
– Что происходит, Джари? – шепчет Гилберт, вытирая кровь со лба. Его светлые волосы стали красными, а нос синим от ударов.
– Наш звездолёт распылил хранителя Трага, – смеётся Джари Дагата, – я готов ему простить сломанный посох.
– Но разве такое возможно? Ведь страж Трага – не материя, а лишь голограмма?
– Кто знает, Гилберт! Технология симбиотов – полная тайна. Вероятно, они снабдили свой звездолёт оружием против виртуальной опасности, какой и являлся Диго Драмин. Эй, Змей, никто не давал тебе приказа аннигилировать дух Драмина!
– Я сам определил такую необходимость, – снова льётся голос из динамиков, но теперь он тише и имеет приятный низкий тембр. – Это отвратительное световое пятно смеялось над моим господином!
– Змей ожил, Джари! – Гилберт в восторге, он уже забыл о своих шишках и, смеясь, кружит в весёлом танце. – Ты совершил чудо!
– Это не я, а чип Мистериуса.
– Всё равно. Но почему он признаёт меня господином?
– Возможно, белые волосы делают тебя похожим на Лайтрона Викса, его прежнего господина. Поговори с ним.
– Змей, ты готов защищать меня от любых врагов?
– Змей готов, господин, только требуется больше энергона, я истратил на пробуждение почти весь запас.
Ещё долго Гилберт развлекает себя беседой со звездолётом, принимая военную присягу у симбиотского звездолёта. Утомлённый, но счастливый, он уходит в свою каюту и слышит, как Джари бормочет, заваривая чай из остролиста:
– Странно, что он признал парнишку хозяином. Дело, конечно, не в волосах! Вот и выпала тебе удача, Джари Дагата, – узнать, каким был великий Мистериус. Хотя, судя по легендам, не слишком умным, а важным и своевольным… И всё же, первое, что он сделал, это защитил контийца, хотя Диго Драмин не представлял реальной опасности.
Что он имеет в виду, Гилберту Мэгану непонятно. Какая связь была между Мистериусом и Лайтроном Виксом? Ответа нет, и он идёт спать, переполненный чувствами. Стража Трага, виртуального младенца по имени Диго, ему лишь слегка жалко. Гилберт обращает внимание на пятна света, которые скользят по потолку. Они стремятся друг к другу, но гаснут прежде, чем появляется возможность объединиться. В них уже ничего нет от Диго Драмина, разве что вечное любопытство.
Глава 3
Миры Дальней волны, Траг
Траг неспокоен, как любой мёртвый мир. Хаос в нём желает стать порядком, но время ещё не пришло. Траг ревностно относится к тем, кто смотрит на его падение, кто пришёл из мира, где кипит жизнь, в пустыню, полную мусора и холодных ветров. Молочные тучи сгущаются над пришельцами, переговариваясь короткими очередями молний. Если гости настойчивы, тучи выливают на них тонны ледяной воды, выпускают плазменные шары величиной с гору и сыплют градом, надеясь, что незваные посетители оставят в покое неприветливый мир. Кажется, атмосфера Трага взбесилась, но это не так, просто тучи не любят посторонних. Злой ветер рвёт одежду и осыпает мусором тех, кто не является магистром трагила-сай.
– Джари, попроси ветер не злиться! – Гилберт Мэган едва стоит на ногах, так неприветлив Траг и так сильны его ветры. – Я ничего не вижу: в глазах песок и весь промок до нитки, что с этой планетой не так?
– Планета всё ещё жива, хотя планетарный принцип давно ушёл во Внеграничье. Не обижайся на Траг, у него особое мнение насчёт гостей. Такие малые препятствия, как ветер и дождь, не должны остановить тебя, великого воина, отважившегося пуститься в путь в поисках антиривайра. Подумай лучше о встрече с магистром.
– Я должен опасаться магистра трагила-сай?
– В этом эоне они не дают бесплатной информации.
Форма контийской армии не спасает Гилберта Мэгана от дождя Трага, он мёрзнет и дрожит, взобравшись на небольшой холм. Джари Дагата снова выглядит, как бродяга, который появился на Саркассе: старый, грязный, сгорбленный и одет в лохмотья. Он с трудом взбирается на высокий камень и садится, опустив голову.
– Чем мы будем платить, Джари? У нас ничего нет!
– Если хорошо подумать, у нас есть что предложить. Мы можем отдать Змея!
– Нет, не можем. На чём мы полетим искать антиривайра?
– Тсс! Ещё есть твоё молодое здоровое тело. Я слышал, некоторые трагилы ставят эксперименты на живых организмах…
– Ну уж нет! – Гилберт Мэган так обижен, что даже ветер затихает, и тучи перестают метать молнии. – Я не могу пожертвовать своим телом!
– Можешь предложить его в качестве сексуального объекта.
– Мы так не договаривались, Продавец путей! Сам дари конечности магистрам и сам с ними кокетничай! – Гилберт садится на камень поменьше, спиной к Джари Дагате.
– Посмотри на меня, юный герой. Я стар и уродлив, мои органы нельзя продать, а тело никому не интересно. Я одноглазый калека, я воняю, и на мне живут колонии насекомых.
– Ты притворяешься!
– Каждый выживает в этом эоне, как может, Гилберт. Такова реальность.
Они долго сидят, не шевелясь, и Гилберт Мэган не решается спросить, чего они ждут. Тучам кажется, что это не два гуманоида, а статуи из слёз единорога, который жил когда-то в этой долине. Траг отзывает дождь, и появляется нестабильное солнце, совершенно не греющее планету. Но всё же это лучше, чем холодный ливень. Контиец смотрит на того, кого недавно считал учителем, и думает, что Джари Дагата ищет выход из ситуации, размышляет над тем, чем можно заплатить магистрам трагила-сай. Но когда оборачивается, видит, как плывёт в воздухе, окутанный туманом, треугольный предмет с грифом и струнами: он видел такие инструменты на Земле.
За ним плывут еще несколько металлических деталей странного механизма, два зонта ярко-оранжевого цвета и женское платье из бархата. Мэган вздыхает: его спутник спит, и, как всегда, то, что ему приснилось, материализуется здесь, на Траге, который и так заполнен мусором.
– Джари, как такое возможно? Ты видишь во сне, а я вижу наяву твои детали сна?
– Что? – Продавец путей нехотя просыпается и смотрит на свет нестабильной звезды. – Дождь прекратился. Нам пора идти. А насчёт сна, всё просто: реальности не существует, говорится в учении сиджана-ки, реальность – не более чем детальный сон. За счёт мелочей он становится непрерывным, и тебе кажется, что ты бодрствуешь. Но и во сне можно управлять деталями, и тогда не будет разницы между двумя состояниями: сном и явью. А если обладать полным контролем над своей жизнью, можно перемешать сон и обычную жизнь, создать мост между грёзами и повседневностью. Разве не так творят боги, Гилберт? На страже стоит Гипнос, бог сна, но и с ним можно договориться. Я слышал, что целые миры, населённые живыми существами, приходили из сна кого-то всесильного и вливались в реальность. Я также знаю две расы, которые ушли во вселенную грёз и остались там навсегда, бессмертные и мудрые. Когда я смотрю на контийцев, то думаю, что скоро Гипнос отправит их всех в мрачное сновидение вместе с их агрессией и озабоченностью пустыми победами. И тогда мир вздохнёт спокойнее. Возможно, они уже живут в грёзах, а не в объективной реальности, потому что в их истории есть много подтверждений тому, как постепенно менялся и искажался мир. Они жаждут крови, не ценят дар богов и свою жизнь, они озабочены только прибылью и властью. Так что они живут во сне, точно.
– А мы?
– Ты был с ними, а теперь в другом сне.
– Всё это сложно представить, Джари. – Гилберт подаёт руку Продавцу путей, чтобы он осторожно спустился с камня. Он только что видел Джари в отличной форме, но сейчас тот слаб и немощен, как старик. Это не похоже на игру, а скорее на трансформацию, которая делает хитрого пришельца то слабым стариком, то полным сил мужчиной. Гилберт не задаёт вопросов, потому что ответы пугают его больше, чем неизвестность. Он просто выполняет то, что должен в этой ситуации.
– Тогда не ломай голову, пойдём, встретимся с магистром.
– Идём, я готов. Но если цена окажется непомерной, я откажусь.
– Конечно, мой мальчик. Есть и другие пути. Я не позволю трагилу отрезать твои руки или ноги.
– Мне кажется, отец был прав: ты взял меня с собой, чтобы выполнять грязную работу, как говорят земляне.
– Что ты, сын Земли, о работе ещё не было речи!
***
Один раз в несколько циклов, в ночь, когда три спутника планеты выстраиваются в ряд, магистры трагила-сай делают свою мудрость доступной простым смертным, не идущим магическими путями. Во время фиолетового заката они становятся благосклонны и отвечают на вопросы учеников, предсказывают будущее и учат просить богов о просвещении. Будущее, что хранит великая Микротена, редко бывает таким, как предскажут маги трагила-сай, но вот настоящее они видят намного яснее, чем обычные разумные существа, погрязшие в низких страстях.
Раньше, когда Траг процветал, когда были слышны стройные гимны учеников, а купола храмов сверкали в ярких лучах, – множество желающих стояло в очереди, чтобы получить ответы у мудрецов. По мосту, соединяющему две планеты, Окутану 2 и Траг, шли воины и ученые; звездолёты заполняли всё околоземное пространство, чтобы выпустить на горячий песок Трага учеников и неофитов. Поток никогда не уменьшался, и далеко не все успевали увидеть магистров, но это был дар Трага всему миру. В этом эоне едва ли кто помнит о старых традициях. Сотни циклов проходят впустую, и никто не появляется, чтобы задать вопросы мастерам трагила-сай. Первосвященник принимает решение о том, что сегодняшние сутки будут последними, и если никто не прилетит на Траг, чтобы задать вопросы, традиция прервётся.
Двое путников видят старую женщину, восседающую на фиолетовом плато. У неё закрытая одежда и суровое лицо, волосы туго стянуты на затылке, тело плотно укрыто чёрной тканью. Черты лица простые, глаза прикрыты, смотрят с презрением на смертных, что явились в последний час сумерек. Луны выстраиваются в ряд, и вся долина Единорога залита ализарином – фиолетовым светом, от которого кружится голова. Перед ней стоит зеркало, как и предписывает ритуал, в зеркале ничего не отражается, ни будущего, ни прошлого, ни настоящего, оно темно, как и спящий разум существ в мирах Дальней волны. Где-то вдали горит костёр, и ветер разносит пепел, покрывая голову магистра серой мглой, от чего кажется, что она – не живое создание богов, а искусная подделка, статуя, каких раньше было множество в долине Единорога.
– Мудрой жизни тебе, патронесса, и всем трагилам. – Продавец путей опускается на колени, и хотя под его дряхлым телом острые камни, он терпит боль и не встаёт, пока патронесса не ответит.
Гилберт Мэган едва скрывает свою радость и тоже опускается на колени. Эта женщина кажется ему столь правильной и строгой, что вряд ли допустит вольности или потребует расплатиться органами. Он ещё так юн и наивен, что вызывает у магистра лёгкую усмешку, в которой больше сожалений, чем радости. Юный контиец ощущает глубокое и искреннее уважение к женщине в чёрной одежде, ведь он впервые в своей короткой жизни встречает магистра древнейшего искусства трагила-сай.
– И тебе мудрой жизни, Продавец путей. Можешь встать, – отвечает она не сразу, и её низкий голос едва слышен. – Я чувствовала твоё приближение, но ты пришёл во время ритуала. Почему ты выбрал фиолетовые сутки для своего визита?
– Так получилось, госпожа. Я прошу прощения, что нарушил порядок. Если патронессе не угодно видеть меня и моего ученика, мы немедленно покинем Траг.
Гилберт Мэган хочет возразить. Ведь магистр – его единственная ниточка к антиривайру, он не может улететь без ответов. Но Джари Дагата толкает его ногой, и тело Мэгана пронзает острая боль, так что он молча корчится, склоняясь в поклоне ещё ниже, чтобы не показать гримасы, что сейчас на его лице.
– Нет, Продавец путей. Ты не раз приводил к нам достойных учеников и продавал нам нужные для войны вещи, так что мы помним твои услуги.
– Тогда, великая патронесса, ты должна помнить, что я ни разу не брал платы за свои услуги.
– Да, это так. Ты удивил магистров трагила-сай, ведь всем остальным ты продаёшь учеников, всему космосу известно о твоей корыстной натуре.
– Моя жадность, госпожа, не сделала меня богаче. Как видишь, я всё тот же нищий бродяга. И я искренне уважаю клан трагила-сай…
Ещё долго Джари Дагата рассыпается в похвалах, но вскоре патронессе надоедает слушать лживые речи и смотреть, как гуляет усмешка на губах Продавца путей. Она встаёт во весь рост и становится гораздо выше контийца и бродяги Джари. Порыв ветра уносит чёрный плащ трагила, а под ним – самое невероятное платье, что доводилось видеть Гилберту Мэгану. Оно сшито и склеено из скелетов мёртвых рыб, из сухих листьев разной формы, из чужих волос и украшено минералами разных миров, самый крупный из них – нефритовый стержень, редкий даже для Саркасса. Ветер срывает части платья, и, падая в почву, они прорастают лишайниками и мхом; в воде, что осталась от волны, зарождается жизнь. Она так величественна, что Гилберт готов отдать за неё жизнь, и, несмотря на холодный взгляд и преклонный возраст, сила патронессы заставляет думать о ней, как о желанной женщине.
– Ты пришёл получить плату, Продавец путей!
– Нет, госпожа. Только просить о небольшой милости.
– Для юноши, чистого сердцем, что всё ещё стоит на коленях и не смеет поднять голову?
– Да, патронесса.
– Что ж, я приму его в ученики. Ты ни разу не ошибался, Джари Дагата, и…
– О, нет, госпожа. Его судьба не принадлежит трагила-сай. Посмотри в его сердце и увидишь.
– Да, кажется, он отравлен твоими легендами, бродяга. Так чего же ты хочешь?
– Задать вопросы, госпожа и получить честные ответы от клана трагила-сай.
Он склоняется в нижайшем поклоне и бормочет о мудрости трагилов и их магической силе, о благосклонности богов и великом сиянии повелителя мистерий Меродаха. Патронесса знает, что это всего лишь лесть, но не перебивает Джари Дагату. Она одна из немногих, кто опасается Продавца путей. Иногда она слышит обрывки мыслей бродяги, и в них нет ничего человеческого, как и в его старом теле притворщика. Однако она не доверяет себе целиком, и это делает её слабой. Иначе она бы мгновенно уничтожила колдуна, что рядится под немощного бродягу, если бы смогла.
– В эти сутки, когда три луны выстроились в ряд, каждый может задать вопросы магистру трагила-сай и получить правду в ответ. Но времени совсем мало: скоро придёт гигантская волна, которая сметёт всё живое с поверхности Трага. Это очищение, которое получает планета. Для вас волна смертельна.
– Не беспокойся, трагил, – говорит Джари Дагата, он выпрямляется, и в его голосе звучит неожиданная сила, – я договорился с Трагом. Волна подождёт. Я удалюсь, чтобы не мешать вам.
Он уходит, низко поклонившись, но никакого смирения или уважения в этом жесте нет, скорее холодное равнодушие. Гилберт Мэган не видит лица Джари и смеет поднять голову, лишь когда патронесса обращается к нему:
– Поднимись, юноша, и посмотри на меня.
Она медлит, ожидая волны, которая унесёт два трупа, но волны нет, словно планета уснула. Стоит невероятная тишина, звёзды на небе столь ярко светят, что ночь похожа на сумерки. Патронесса читает память Гилберта Мэгана, как открытую книгу, но не находит там ничего, кроме банальной истории контийца. С интересом она узнаёт о мире Земля и планете Саркасс, нефритовой горе и о том, как Продавец путей вырастил в пустыне дерево из своего посоха. Все эти факты не могут объяснить, почему Птах обратил свой взор на двух жалких существ, вообразивших себя всемогущими. Её вопросы роятся, как рассерженный улей, но ответа нет. Зеркало перед ней показывает контийскую военную базу, танк Гая Мэгана, Змея и дождь в пустыне, но это не те ответы, которых ждала патронесса. Она думает о том, как заглянуть в мысли Джари Дагаты, но зеркало опять мутнеет, и в нём ничего не видно.
– О чём ты хотел спросить магистра трагила-сай?
– Я хочу знать, может ли в этом мире быть антиривайр? – Гилберт встаёт с колен, в которые впились острые камни. Но всё равно ему очень далеко до патронессы, которая стоит на фиолетовом плато, что выше всего на Траге, – там даже не летают птицы. Дотянуться до неё нет сил, но Гилберт пытается. С платья патронессы срываются сухие листья и больно бьют контийца по лицу. Ветер рвёт волосы, и где-то на тёмном горизонте собирается чёрная волна, несущая смерть.
– Всё может быть. Этого я не знаю, юноша. Кто возьмётся опровергнуть или подтвердить то, о чем ты говоришь?!
– Что вы знаете о них?
– Один магистр из нашего клана видел Синюю Спенту, великую пророчицу и мученицу. Она говорила о том, что знала существ, в венах которых течёт не кровь гуманоидов, а энергожидкость урождённых на Антириве. Эти существа на четверть антиривайры, но могут ли они поглощать чужие души – неизвестно. Впрочем, я бы не стала доверять Синей Спенте, ведь она пленница светового шара, который находится на Дне миров. Как нужно было согрешить, чтобы стать рабой самого низшего уровня?
Гилберт едва сдерживает нахлынувшую радость. Слова Джари Дагаты подтверждаются. Только теперь он может признаться сам себе, что мало верил в легенды.
– Как мне найти Синюю Спенту, великая патронесса?
– На Дне миров ты не сможешь существовать, поэтому никак. Впрочем, есть один шанс. Говорят, в мире Гвал, царстве порока, есть портал на Дно миров, скрытый от простых смертных. Я бы не советовала тебе, юный контиец, искать ответы у Спенты. Она так занята своим несчастьем, что вряд ли будет отвечать.
– Спасибо, патронесса. Сколько я должен заплатить за твою информацию?
– Сегодня я здесь, чтобы отвечать на вопросы неофитов. Это традиция, платить не требуется.
– О! Тогда я ещё хочу спросить о Тронне и симбиотах Птаха, которого называют богом и…
– Прости, Мэган из мира Саркасс, но затмение кончилось, уже утро, и твоё время истекло.
– Я понимаю, госпожа. Может быть, я могу оказать вам, великая патронесса, какую-нибудь услугу или быть чем-то полезным?
Патронесса смеётся неестественно высоким голосом, её альт пугает ночь, и тьма рассеивается. Ветер раздувает её платье-колокол. Скелеты рыб обрастают плотью, сухие листья становятся скользкими водорослями, где рыбы плавают, как в воде. В её распустившихся волосах просыпаются совы, вылетают пчёлы из ноздрей, и в ногах скаты бьют электрическими разрядами. Патронесса гудит и жужжит жизнью, словно шар первородной энергии, а потом её плащ, что унёс ветер, возвращается, и она заворачивается в него, вывернув наизнанку: теперь она в красном плаще, на котором горит ярким огнём символ Меродаха солнцеподобного. Гилберт Мэган лишь на миг прикрывает веки, чтобы пауки, летящие на ветру, не попали в глаза, но, открыв, понимает, что патронессы больше нет на Траге. Насекомые, которые упали с её платья, зарываются в землю, начинают обживать долину Трага и размножаться в невероятном количестве, чтобы прожить ровно до прихода новой гигантской волны высотой в сто алмазных этажей, но и этого времени для них вполне достаточно.
Гилберт потрясён живым платьем патронессы. Кажется, всё это сон. Как и говорил Джари, сон и реальность перепутались, и он уже не знает, где именно находится. Но вот эта наступающая волна совсем не похожа на грёзы, скорее на кошмар. Чёрная стена воды до самого серого неба. На неё можно смотреть очень долго, бежать бесполезно, спрятаться негде. Гилберт Мэган готовится к смерти, потому что волна совсем рядом, он чувствует, как заполнен влагой воздух, как шумит вода и как вздрагивает Траг, предвкушая очищение. Змея не видно, и, скорее всего, Джари Дагата бросил его здесь… Но что это? Прямо перед ним открывается гиперокно, небольшая воронка, бурлящая энергией, и рука бродяги хватает Гилберта за воротник контийской формы, чтобы втянуть на звездолёт. Волна жадно накрывает поверхность, но не находит гуманоида, которого наметила в жертву.
Конец ознакомительного фрагмента.
