– Возле озера гуляли, – пожал плечами тот и отвернулся.
Я напряглась.
– Рано ещё к озеру ходить, – упрекнула его. – Холодно. Ева может простыть.
– Мне тепло, – прошептала дочь, прижимаясь ко мне, – ты тёплая…
Виктор не оставлял меня одну дома, как будто боялся, что я снова полезу на чердак. Наше молчаливое противостояние продолжалось месяц, и никто из нас не собирался уступать. Мне нужна была та фотография. Я должна взглянуть на неё ещё раз: вдруг мне показалось, вдруг мужчина на ней просто очень похож на Виктора, вдруг это какая-то иллюзия…
– Милая, что в коробках на чердаке?
Я заплетала непослушные рыжие кудри дочери в косы. Ева вырывалась. Когда Виктор зашёл в детскую, мы обе замерли.
– Почему ты спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответила я.
– Думаю, нужно навести порядок там. Избавиться от всякого хлама, – небрежно сказал Виктор, будто никаких других причин провести ревизию на чердаке не было. Но я уловила в его голосе тревогу.
– Да, можно, – прошептала я и продолжила плести косу, опустив взгляд на макушку Евы.
– Можем сделать это вместе, – Виктор обнял меня сзади. Его ладони прошлись по моему животу и сплелись на нём в замо?к.
Я напряглась.
– Мам, мне больно! – простонала Ева.
Я отпустила недоплетённую косу. Волосы рассыпались рыжими блестящими волнами по спине дочери.
Виктор отодвинул меня в сторону и взял распустившуюся часть волос, аккуратно и быстро заплетая их в идеальную косу. Я вздрогнула, прикрыв рот ладонью. Почему-то эта картина привела меня в ужас, как будто это было что-то нереальное, отталкивающее. Как будто в реальном мире отец не мог с такой лёгкостью обращаться с волосами дочери. Как будто это было что-то противоестественное. Я напряжённо выдохнула, не моргая и не сводя глаз с Виктора, следя за каждым его движением.
Ева улыбалась, глядя вверх и пытаясь перехватить мой взгляд.
– Мам, папочка справляется лучше, чем ты, – рассмеялась дочь.
Я ничего не ответила, вышла из детской, схватила с комода в нашей с Виктором спальне пачку сигарет и ушла на балкон, закуривая на ходу. Дурная привычка. Я начала курить… в тринадцать – подбросила память. Снова закурила несколько лет назад, когда впервые нащупала в себе это ужасное чувство ревности мужа к дочери.
– Милая? – Виктор снова обнял сзади, сплетая руки на моей груди. Я не слышала, как он подошёл. – Ты в порядке? Ты снова куришь!
– Накажешь меня за это? – язвительно бросила я, выбрасывая окурок в пепельницу.
Он убрал руки и отстранился.
– Мы говорили с тобой об этом, Диана. Мне не нравится, когда ты куришь.
– А мне не нравится, когда ты выставляешь меня дурой! – я сорвалась. Руки затряслись. Ком подступил к горлу. Я закурила новую сигарету.
– Почему ты злишься? – Виктор тоже заводился. Он выхватил сигарету из моих пальцев. – Я же просил не курить! – повысил голос.
– Не трогай меня!
Я хотела уйти с балкона, но Виктор схватил меня за запястье и притянул к себе спиной. Я замерла. Поднялся сильный ветер, балкон был не крытым и маленьким, мне стало нечем дышать.
– Что происходит, Диана? Твоё поведение неподобающе прилежной жене и матери, – прошептал возле моего уха он. Этот шёпот был противным, как будто чьи-то липкие щупальца забрались в моё ухо и скользнули внутрь.
Я вздрогнула, отойдя от него на несколько шагов, и упёрлась спиной в стену.
– Отпусти, – тихо произнесла я ровным голосом.
Виктор отпустил мою руку.
Вечность
Прилежная жена и мать. Какая она? Что вообще значит – «идеальная семья»? Разве семья должна быть идеальной? Она просто должна быть. Полной.
– Мам, – Ева приоткрыла дверь нашей с Виктором комнаты.
Виктор уехал в город, должен был вернуться к ночи. Мы остались с дочерью вдвоём.
– Да, милая? – Я отложила книгу, над которой задумалась.
– Можно мне к тебе?
– Ты же уверяла меня, что не боишься грома, лгунишка, – я подняла край одеяла, запуская Еву.
За окном опять сверкнула молния. Дочь прижалась ко мне, обнимая за талию обеими ручонками. Я убрала книгу на тумбочку и поцеловала Еву в плечо, улыбаясь.
– С тобой мне точно не будет страшно, – пропищала Ева, уткнувшись носом мне между грудей.
– Хитрюшка, – я прилегла, потянув её за собой.
– Расскажи мне страшную сказку… – устрашающе прошептала дочь.
– Под гром и молнию? Чтобы ты напрудила мне в кровать? – рассмеялась я, вдыхая запах её влажных волос. Они пахли малиной: у Евы был детский шампунь с малиновым вкусом.
– Я уже большая! – возмутилась дочь. – Я не пружу в кровать!
– А как насчёт доброй сказки про Принцессу?
– А может тогда про Снежную Королеву? – Ева посмотрела на меня заинтересованно.
– Ладно, – сдалась я. – На чём мы остановились в прошлый раз?
Глаза Евы загорелись, она подскочила, выпутываясь из моих объятий:
– Когда Герда попала в за?мок Снежной Королевы и увидела Кая, который складывал из ледяных осколков слово… – она задумалась. – Какое слово складывал Кай?
– Он складывал слово, которое не имеет ни начала, ни конца, – улыбнулась я, давая ей подсказку.
– А разве что-то не имеет ни начала, ни конца? Разве может такое быть?
Еве уже исполнилось девять, но порой она задавала такие вопросы, на которые я не знала, что ответить. Зато Виктор всегда находил слова, чтобы заинтересовать её и подбросить новую пищу для размышлений. Это тоже вызывало во мне ревность. Виктор читал ей стихи наизусть, Ева с широко раскрытыми глазами, ни разу не моргнув за всё стихотворение, слушала его. А потом пересказывала всё своими словами. Это должно было казаться милым, но я, сжимая руки в кулаки и скрипя зубами, выходила из комнаты и уходила на балкон, чтобы выкурить сигарету и успокоиться.
– Мам? – Ева позвала меня. – Ты уснула?
– Задумалась, – я поцеловала её в румяную щёчку.
– Так что не имеет ни начала, ни конца?
– Это я у тебя спросила, – рассмеялась я. – Хитрая!
– Но я не знаю! – Ева нахмурилась. – Расскажи-расскажи-расскажи…
– Вечность, – выдохнула я. – Это слово складывал из льдинок Кай.
– И у вечности, правда, нет ни начала, ни конца? – Ева смотрела на меня тем самым взглядом, какими смотрела на Виктора, когда он читал ей стихи.
– Правда, – кивнула в ответ я, как будто этим кивком подтверждая правдивость своих слов.
– Мам, – Ева крепко обняла меня за шею и прошептала, я ощутила её тёплое дыхание, от которого по шее побежали мурашки, – а ты останешься со мной всю вечность?
Я замерла. Сердце забилось чаще. Я обняла её худенькое тело обеими руками. Как бы хорошо нам было вдвоём… Только я и она. Всегда. Вечно. И как будто в подтверждение моих мыслей в окно сверкнула молния.
– Куда я от тебя денусь, – я поцеловала её в оголившееся плечо и поправила ночную маечку, которая сползла.
– Мне иногда снится, что ты тонешь в нашем озере, а я не могу тебя спасти… – прошептала Ева. Её губы почти касались моего уха.
– Милая, – я испуганно отстранилась от неё, заглянув в любимые изумруды, – это всего лишь сны, понимаешь? Я всегда буду рядом.
– Обещаешь?
– Обещаю! – Я поцеловала её в лоб.
– И папа тоже?
Сейчас во мне снова всколыхнулось желание схватить Еву в охапку и бежать, пока мы не окажемся одни в густом лесу среди деревьев. Чтобы никто никогда не нашёл нас. Чтобы Виктор нас не нашёл.
Только она и я.
– И папа, – вымученно сказала я, крепче обнимая дочь.
Я смотрела, как она ворочалась во сне. Стояла на балконе и курила, наблюдая за ней в приоткрытую дверь. Дождь закончился. На улице было свежо и прохладно. Я куталась в тёплую шаль, которую нашла на чердаке ещё до встречи с Виктором…
– Чердак… – произнесла я, рука с сигаретой застыла, не донеся её до губ.
Уже почти полночь. Виктор ещё не вернулся. Успею ли я? Выбросила недокуренную сигарету и быстрым шагом, стараясь не шуметь, пошла к лестнице, ведущей наверх.
– Мне всего лишь нужно убедиться, что мне показалось… – шёпотом убеждала себя я. Прислушалась: звуков подъезжающей машины Виктора не было слышно, лишь громко тикали часы на кухне.
Я выдохнула и полезла на чердак.
Подсвечивая себе фонариком, ползком добралась до коробки, которую припрятала в самом углу. Другие коробки были помяты и сдвинуты, а некоторые раскрыты, в них явно кто-то рылся. Внутренний голос шептал мне оставить эту дурную затею и вернуться к Еве, прижать её к себе и уснуть, вдыхая сладкий малиновый запах. Но любопытство было сильнее здравого смысла. Поэтому я открыла коробку, направляя луч фонаря на содержимое. Ту самую фотографию я отыскала быстро. И на ней действительно был Виктор.
– Как… такое возможно? – сглотнула я, борясь с паникой.
Услышала, как скрипнула входная дверь. Вздрогнула. Показалось? Замерла и прислушалась, прижимая фотографию к груди обеими руками. Но я отчётливо слышала шаги, это была не игра воображения.
И какое оправдание своему ночному визиту на чердак я придумаю на этот раз? Мозг в панике подбрасывал варианты: услышала чьи-то шаги, с потолка капала вода, что-то упало…
Внезапный раскат грома прямо над головой заставил меня вздрогнуть ещё раз. Я громко вздохнула и зажала рот ладонью. Прикусила большой палец и услышала голос Виктора.
– Диана? – Он стоял прямо возле лестницы на чердак.
Я забилась в самый угол, где стояла коробка с фотографиями.
– Ты наверху, Ди?
Я отчаянно искала выход из положения, но ничего не приходило на ум: на снимке был Виктор, и я не понимала, как такое возможно. Спрятала фотографию в бюстгальтер под грудь и поползла к выходу:
– Да, я здесь, – ответила ему, – мне показалось, что на чердаке какой-то шорох. Решила проверить, вдруг крысы, – наивно улыбнулась я, спускаясь по лестнице. Голос дрожал, но я надеялась, что Виктор не заметит.
Он подхватил меня внизу.
– Проверила? – Виктор сощурился, изучая моё лицо.
– Да… глупая затея, не знаю, что я думала разглядеть там ночью.
– Видела крысу? – Виктор не убирал руки с моей талии и не сводил с меня глаз.
– Нет, конечно. Нужно будет наконец навести там порядок, – пожала плечами я. Почувствовала, как губы дрожат от волнения. Скорее всего, он заметил, что я нервничаю.
– Завтра со всем разберёмся, – он притянул меня к себе, уткнувшись подбородком в макушку. Я зарылась лицом ему в грудь, восстанавливая сбившееся дыхание.
Виктор развернул меня спиной к себе, запустив одну руку в волосы, а другой упираясь в живот.
– Я соскучился, – прошептал он.
Я замерла, если он вздумает коснуться моей левой груди, несомненно почувствует инородный предмет там.
– Я… тоже.
Дыхание снова сбилось, я хватала ртом воздух, ставший вдруг горьким. И тяжёлым. Ком подступил к горлу. Меня замутило.
– Ты чего дрожишь? – Губы Виктора находились прямо над моим ухом, его ладонь, которая была на животе, поползла вверх. Я прикусила губу, затаив дыхание.
– Еву… разбудим! – Я вырвалась.
