– Якась ты не така стала.
– Кака не така? – спросила я её по-украински, чего раньше никогда не делала.
– Ще хвылина – и взлетишь! – ответила бабушка, сопроводив слово «взлетишь» воздеванием обеих рук к небу. Вернее, не к небу, а к низкому потолку нашей малогабаритки.
Моё окрылённое состояние бабушка подметила очень верно, но взлететь мне помешала Ляля, которая приехала на зимние каникулы из Ленинграда. Я взахлёб рассказала ей о нашей студии и притащила на очередное занятие. Ляля приняла активное участие в обсуждении этюдов, причём, будучи девушкой умной и наблюдательной, критиковала по делу. Например, Катя Весёлкина с Володей Фоминым показали очередной этюд на заезженную тему ссоры двух влюблённых на почве ревности. Этюд этот Ляля назвала малоинтересным, на что Катя, слегка обидевшись, предложила Ляле сыграть его самой. Ляля, на удивление всех присутствующих, сразу же согласилась. Она села за стол, якобы читая книгу, а Володя, взбудораженный новостью о коварной измене, влетел в аудиторию разъярённым ревнивцем, готовым задушить неверную.
– Ты, ты… – задыхаясь, произнёс Володя, и, вытянув вперёд шею, стал наступать на Лялю, вращая безумными глазами.
– Давай пить чай, – предложила Ляля совершенно обыденным голосом.
Володя от неожиданности обмяк, и растерянно ответил:
– Давай.
Мы все, не сговариваясь, зааплодировали, а ВА пришёл в полный восторг:
– Вот это совсем другое дело! Неожиданный ход! – и посмотрел на Лялю своим беспроигрышно-неотразимым взором.
Ляля ответила ему ускользающим взглядом смущённой девушки, и её смуглые щёки слегка порозовели.
– Перекур десять минут, – возвестил ВА и, подойдя к Ляле, стал что-то тихо, почти шёпотом, ей говорить.
– Пом поку? – обратилась ко мне Ларка, что на нашем языке означало «пойдём, покурим».
– Пом, – упавшим голосом ответила я, и мы направились в туалет, где за этим запрещённым в институте занятием нас не могли застукать преподаватели.
Когда после занятия мы с Лялей вышли на улицу, она сказала мне:
– Пока, – и быстрым шагом направилась вовсе не к своему дому.
Мне пришлось собрать в кулак все свои силы и использовать всё благоприобретённое актёрское мастерство, чтобы не выдать горечь ревности и разочарования. Через день Ляля призналась мне, что она в ВА влюбилась (кто бы сомневался!) и что они встречаются. Мне было невыносимо больно. Роль подружки-наперсницы давалась с огромным трудом, но Ляля ничего не заметила, или предпочла не замечать. Я тихо страдала, но реагировать, как старшая сестра в придуманном с Ларой этюде не могла, ведь, по большому счёту, Ляля любимого у меня не отбивала.
Несмотря на столь бурное начало, их скоропалительному роману дойти до финальной стадии суждено не было – вмешалась Лялина мама. Она устроила дочери скандал: «Ты с ума сошла! Он разведён! У него дочь в Ярославле растёт! И если ты не прекратишь встречаться с этим старым развратником, я пойду в театр и устрою там такой скандал, что он с работы в тот же день вылетит!». Сомневаться в том, что у Лялиной мамы достоверная информация, и что она своего добьётся, не приходилось. Фарида Митхатовна была дальней родственницей ну оч-чень высокопоставленного чиновника, которому даже пальцем не надо было шевелить, чтобы ВА из театра уволили. Так что карьера его повисла на волоске. Высказалась Лялина мама и в мой адрес, обозвав меня сводней. Мне было обидно вдвойне: во-первых, за то, что ВА по её мнению был старым (ему было лет тридцать, не больше), а, во-вторых, за сводню. Эх, знала бы она!..
Ляля ужасно за ВА испугалась и маму послушалась, к тому же и каникулы подошли к концу. Она уехала, а ВА утешился с моей новой протеже – бывшей одноклассницей Лидкой Матюшиной. Правда, об этом я тогда и не догадывалась, что сохранило мою нервную систему от новых потрясений.
С Лидой мы учились с первого класса. Она была немного странной, ни с кем не дружила. Возможно, она стеснялась унизительного прочерка в графе «отец» в свидетельстве о рождении. Хотя о прочерке было известно всем, но детям на это было наплевать. Мать её работала почтальоном, и жили они скудно. Родительский комитет регулярно выделял им материальную помощь, и об этом тоже все знали. В довершение всего, она была девочкой непривлекательной: к ширококостному аморфному телу прилагалась круглая голова с плоским, невыразительным, каким-то «стёртым» лицом, обрамлённым светло-рыжими волосами. Для комплекса неполноценности хватило бы и последнего. После окончания школы Лида никуда не поступила и устроилась работать курьером в какую-то контору.
Как-то, вскоре после отъезда Ляли, я случайно встретила её на улице и была приятно удивлена – Лидка выглядела совсем неплохо. Прежде всего, в глаза бросалась шевелюра великолепных густых волос, которые приобрели (скорее всего, в результате подкрашивания) цвет очень тёмной старой меди, благодаря чему её лицо, лишённое рельефов, уже не казалось таким невыразительным. Фигура Лидкина, как будто в стремлении компенсировать плоскость лица, приобрела заметно выдающиеся формы: бёдра стали крутыми, большая грудь высокой, ягодицы упругими.
– Лида! Классно выглядишь! – искренне восхитилась я.
Мы остановились поболтать, и я, естественно, рассказала ей о «Пузырьках». Лидка на мой рассказ прореагировала очень живо:
– Слушай, я можно мне в вашей студии заниматься?
– Не знаю. Приходи в пятницу, я тебя с Владимиром Александровичем познакомлю.
В пятницу я привела её в студию, но ВА сказал, что уже поздно, однако разрешил ей присутствовать в качестве зрителя. Так она у нас и прижилась – не то зрителем, не то вольнослушателем, участвуя иногда в этюдах и обсуждениях предстоящей премьеры.
21. Премьера
Уже в конце мая мы должны были предстать перед взыскательной публикой нашего института с «Пузырьками», а у нас всё ещё не было Еврумяна, который появлялся только во втором акте. Все пять мальчиков были заняты в первом отделении пьесы – Еврумяна играть было некому. Когда стало ясно, что весь спектакль нам поставить не удастся, у ВА родилась гениальная мысль:
– Наше выступление мы построим в виде отчётного концерта. Сначала покажем кухню актёрского мастерства: упражнения по ритмике и сцендвижению, затем беспредметные действия – это будет Милин «Подсолнух». Поработаем над лучшими вашими этюдами – время ещё есть. Покажем четыре-пять этюдов, а в конце первый акт «Пузырьков».
Его идея нам очень понравилась, и мы стали работать над концертом.
В день премьеры зал был набит под завязку. На первых двух рядах восседала администрация факультета и преподаватели. Мы все были неестественно возбуждены, как будто ведро шампанского выпили, и ВА заметно волновался.
– Владимир Александрович, не волнуйтесь вы так. Всё будет хорошо, – попытался подбодрить его Володя Фомин.
– Дай-то бог, дай-то бог, – отвечал ВА, нервно теребя чёрный ус, и покусывая по очереди то верхнюю чувственную губу, то нижнюю тоже чувственную губу.
Надо отдать ему должное: хоть наша студия и была по большому счёту его халтуркой, он относился к своей работе серьёзно и вложил в нас немало сил и, я бы сказала, души.
– Ну, ребята, я в вас верю! – сказал он и спустился в зал, где сел рядом со своим другом – известным местным композитором Богучарским, которого пригласил на премьеру для моральной поддержки.
Мы выстроились на сцене в ряд, и занавес открылся. По команде режиссера мы дружно и без запинок показали несколько упражнений по ритмике и движению. Для публики показ актёрской «кухни» был неожиданностью, и нам аплодировали довольно дружно. После этого был мой выход с «Подсолнухом». Как и в день приёма в студию, я почувствовала лёгкость в членах необыкновенную, в результате красиво распустилась и ещё более красиво завяла на сцене, чем сорвала бурные аплодисменты. Затем пошли этюды. Я участвовала только в последнем, и спустилась в зал, чтобы посмотреть на ребят.
Первый этюд назывался «Убийство муравья». Катя Весёлкина с Витей Сторыгиным вышли из-за кулисы, держась за руки.
– Как хорошо! Слышишь, кукушка кукует? – спросила Катя.
– Слышу. Давай отдохнём?
– Давай.
Они сели на пол, и Витя, запинаясь и краснея начал объясняться Кате в любви. Катя смущённо ему внимала, теребя подол платья. Вдруг Витя увидел на Катиной руке муравья и, не долго думая, прихлопнул его ладонью. Катя неожиданно возмутилась:
– Зачем ты его убил?
– Он же тебя мог укусить!
– Живодёр! – воскликнула Катя и, вскочив на ноги, побежала со сцены в зал, потом выскочила из зала в заранее открытую дверь и побежала по коридору, а Витя помчался за ней, крича:
– Катя-я-я-я, прости-и-и-и…
Звуки его голоса затихли где-то в конце коридора, а в зале ещё несколько секунд стояла полная тишина, которая взорвалась бурными, продолжительными аплодисментами, переходящими в овации. Вроде бы ничего особенного, но у них получилось так здорово, что у меня даже мурашки по телу побежали. Было по-настоящему жалко парня, потому что убийство муравья на самом деле оказалось убийством хрупкого первого чувства девушки.
После «Убийства муравья» следовало ещё одно убийство: Лара Бекмуратова с Володей Фоминым показали этюд на революционную тему. Володя был старше нас на год, учился не с нами, а на третьем курсе факультета французского языка, и нам очень повезло, что он в студию пришёл. Володя оказался по-настоящему талантливым, пожалуй, он единственный из нас всех мог бы стать настоящим актёром. Совсем не красавец: высокий, худой и нескладный, с пшеничными волосами, крупным носом уточкой и голубыми глазами, он походил на мультяшного Иванушку-дурачка. Себе на уме, однако. Лара была полной ему противоположностью: симпатичная метиска невысокого роста с узкими глазами и ладной фигуркой. Это не помешало им по сюжету этюда быть братом и сестрой, причём, из дворянского сословия. Он – белая контра, она – революционерка-большевичка. Если в «Убийстве муравья» ребята убегали из зала в коридор, то в этом этюде, наоборот: Володя гнался за Ларисой по коридору, потом они влетели в зал, взбежали на сцену и там он её, запыхавшуюся и обессиленную, припёр, наконец, к стенке. Лара обернулась к нему лицом, и они узнали друг друга.
– Вольдемар!? Володя! Донт щуут ми! (Не убивай меня!), – умоляющим голосом простонала Лара по-английски.
– Жё туа тюре кон ля шьен! (Я застрелю тебя как собаку!), – ответил ей брат по-французски.
Он медленно поднял «маузер», целясь Ларе прямо в сердце. В этот момент Витя Сторыгин должен был за кулисами громко ударить палкой по специально принесённой для этого этюда кастрюле, чтобы сымитировать звук выстрела. Но Витя замешкался – возможно, засмотрелся на их игру. Володя нажал на курок, но выстрела не последовало. Он поднёс свой маузер к глазам и с недоумением стал его разглядывать. В этот момент выстрел, наконец, прозвучал. Володя от неожиданности вздрогнул, уставился на непослушный маузер уже не с недоумением, а с испугом, потом решил всё-таки прицелиться ещё раз. Витя ударил по кастрюле, Володя нажал на курок (именно в такой последовательности), и смертельно раненая Лара, корчась от невыносимой боли, начала медленно опускаться. Но она не просто упала на пол, а буквально сползла со сцены в зал, и только там тихо скончалась у ног ошарашенной администрации факультета. Володя же бросил оземь свой маузер и, схватившись за голову, с диким воем убежал за кулису. Несмотря на накладку, этюд публике очень понравился – особенно зрители были тронуты мучительной кончиной революционерки, которую они наблюдали, вскочив со своих мест.
Про последний этюд, в котором участвовало шесть человек, включая меня, и не этюд даже, а маленький спектакль о жителях блокадного Ленинграда, ВА после премьеры сказал, что в зале многие плакали.
После этюда я почувствовала дикую усталость и опустошение – столько эмоций было вложено в роль дочери, только что узнавшей о гибели отца на фронте. Посмотревшись в зеркало, я обнаружила, что глаза у меня красные и нос слегка припух. «Это не Скрипицына», подумала я. Посидела минут пять, чтобы успокоиться, спустилась в туалет и умылась ледяной водой.
Мой выход был в самом конце первого действия, поэтому я, не торопясь, переоделась в школьную форму с чёрным фартучком и пионерским галстуком. На ноги натянула белые гольфы, приспустив один из них, на голове соорудила два хвостика с большими белыми бантами, взяла в руки портфель, и встала в позу гордой неприступности. Теперь это была Скрипицына – на все сто. Я вприпрыжку направилась к залу и остановилась у открытой двери так, чтобы меня никто не видел. До моего выхода оставалось две реплики. Когда я, размахивая портфелем, вбежала в зал, зрители дружно засмеялись и не удержались от аплодисментов: ни дать, ни взять – шестиклассница! Концовка акта прошла на ура, если не считать очередной маленькой накладки: у Лидки, сидевшей за кулисой, заело будильник, который должен был имитировать мой звонок в дверь. Мне пришлось с раздражением и нетерпением произнести: «Опять этот звонок не работает!», и колотить в «дверь» кулаками.
Когда мы все вышли на поклон, нам не только аплодировали, но и кричали «Браво!». Мы втащили Владимира Александровича на сцену, и он раскланивался вместе с нами. Было видно, что он не просто доволен нашим выступлением – он лучился от счастья! А уж мы! У меня, например, на какое-то мгновение появилось ощущение власти над людьми – ты стоишь на пьедестале, и тебе рукоплещут те, что слились в единую массу у подножия этого пьедестала. Ощущение это было мимолётным, но сильным. Наверное, подобные чувства испытывали древнеримские триумфаторы, с той только разницей, что они к этой власти стремились в течение всей своей жизни, добывая славу мечём и кровью, а мы завоевали её ненасильственным путём. Случился наш столь неожиданный успех, скорее всего, потому, что от нас ожидали меньшего, да и публика была благосклонна. Но, думаю, не последнюю роль здесь сыграла и наша непосредственность, и вдохновение, которое все мы испытывали, впервые в жизни выйдя на сцену.
Когда страсти улеглись, зам. декана по воспитательной работе Ирина Фёдоровна, поблагодарив ВА за прекрасное выступление его подопечных, от имени администрации вручила ему чёрного чугунного лося с раскидистыми рогами и памятной гравировкой на подставке.
Публика постепенно разошлась, а мы всё никак не могли успокоиться, бурно обсуждая своё выступление. Всегда придирчивый ВА признался нам, что он такого успеха не ожидал, и даже боялся провала, но мы – молодцы, нас просто и покритиковать не за что. Обращаясь ко мне, он сказал:
– А Богучарскому твой «Подсолнух» больше всего понравился.
Тут я решила, что самое время сообщить ВА о сюрпризе, который мы для него приготовили:
– Владимир Александрович, это дело нужно отметить. Мы небольшой банкет соорудили, на который вас торжественно приглашаем.
Мы не были уверены, что он примет наше приглашение, ведь, несмотря на явную взаимную приязнь, наши отношения не были панибратскими, но Владимир Александрович с готовностью согласился. Было видно, что расставаться с нами ему не хотелось.
– Ну, тогда вперёд, – скомандовал Володя Фомин.
Витя Сторыгин взял сохатого из рук ВА, преувеличенно напружился, а Володя, округлив свои хитрые глаза, спросил:
– Что это?
– Металл, – быстро среагировал Витя.
– Чёрный? Цветной? – подыграл Володя.
– А чёрт его знает. Тяжелый, – ответил Витя, и мы весёлой гурьбой высыпали на улицу.
22. Банкет и после банкета
Насчёт банкета мы договорились ещё за неделю до премьеры. Я уломала тётю Зою разрешить нам устроить вечеринку у неё на квартире – она жила в коммуналке на двух хозяев в деревянном двухэтажном доме недалеко от нас. Я обещала ей обеспечить полный порядок и сохранность мебели и посуды. Девчонки закупили продукты, мальчишки – вино и водку.
Когда мы шумной толпой ввалились к ней, тётя Зоя испуганно спросила:
– Вы что, уже напились?
– Да нет, что вы! Мы просто радуемся успеху.
– Громко больно радуетесь, – проворчала она и отвела меня в сторону.
– Вы тут потише, а то соседей злякаете (испугаете).
В отличие от мамы тётя Зоя иногда употребляла украинские слова. Я чмокнула её в щёчку и обещала, что соседи нас даже не услышат. Тётя Зоя посмотрела на меня с сомнением:
– Ну, ладно, я ушла к твоим. Когда закончите – позвони.
Банкет наш прошёл в лучших традициях русского застолья. Захмелели мы быстро, веселились от всей души – пели громко, плясали с огоньком. Девчонки водку не пили, поэтому были ещё более-менее, а вот ребята разошлись не на шутку. Самым неожиданным было то, что ВА очень быстро захмелел. Он сначала объяснился всем в любви, а потом чуть не подрался с Фоминым. За всё время нашего знакомства мы не видели ВА не то что пьяным, от него даже вчерашним перегаром ни разу не несло, поэтому вид руководителя, упорно сползающего с дивана на пол, оказался для нас открытием, приблизившим его, обожаемого небожителя, к нам, простым смертным.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70442335&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
