На рынке Денисов купил два ««Тетриса», апельсины и связку бананов для сестёр Егора. До дома, в котором жил Егор доехали быстро. По разбитому и заставленному машинами «карману» под руководством Егора он подъехал и остановился у последнего подъезда стандартной бетонной девятиэтажки.
– Здесь, – тихо сказал Егор и заёрзал на сиденье.
Он сидел напряжённо вглядываясь в окно, вобрав голову в плечи, синие озёрца погасли. Мальчик волновался и трусил.
– Мы о чём с тобой говорили, парень? – ласково спросил Денисов.
– Что ничего не надо бояться, да? – жадно заглянул ему в лицо Егор.
– Именно так. И начни это делать прямо сейчас. Человеку за всё надо отвечать и приходится отвечать. Нельзя спрятаться от жизни, она всегда найдёт тебя, где бы ты ни спрятался. У жизни фонарик есть волшебный, он высвечивает всех спрятавшихся. Не бойся, Егор, я с тобой. Ты, конечно, можешь сказать, что я уеду, а ты останешься, и всё в твоей жизни будет по-старому. Но, согласись, уже что-то изменилось, уже всё по-другому: новый день начался, Новый год ближе стал, новый век не за горами, новые друзья появятся. Непременно появятся! Ты уже обрёл трёх: тётю Марию, меня и тёзку Егора. Мы обязательно будем видеться. И вот, что я ещё хочу тебе сказать… ты не всегда будешь маленьким, время будет бежать быстро, не успеешь оглянуться, как станешь взрослым. Заживёшь самостоятельной жизнью, но к этому времени ты обязан накопить в себе энергию вдумчивости, хороший запас знаний, научиться ничего не делать с бухты барахты. Для этого нужно много читать, чтобы познать много нужного и полезного. Я знаю, Егорка, что тебе сейчас очень трудно, но ты должен приспособиться, должен научиться жить и выживать в этих условиях и ничего не бояться. Если ты будешь бояться, то страх может заставить тебя делать то, чего делать нельзя, что делают бесчестные, плохие и недостойные люди. Но это не значит, что нужно быть беспечным и безбашенным и рисоваться своим бесстрашием. И уж, конечно же, не нужно делать из страха такие поступки, какие ты совершил в этот раз, то есть подвергать себя опасности, уходить из дома. Это было, Егор, очень дурно с твоей стороны так поступать. И хорошо, что ты со мной встретился – люди бывают и злыми. Ты меня понимаешь?
Егор кивнул головой и тяжело вздохнул.
– Егор, сегодня твои сестрички маленькие, ябедничают, у детей это бывает. Но они тоже растут, совсем скоро станут барышнями и им не до ябедничания станет, – продолжил Денисов. – Брат твой отслужит в армии, станет жить отдельно, наверное, женится, ты в гости к нему будешь ходить, он тебе помогать будет, у него дети родятся – новые твои братья и сестрёнки. Постареют и мама Наташа с отцом, станут бабушками и дедушками, всё может повернуться по-другому. Ты живи и ничего не бойся. Твоя жизнь – это твоя жизнь, тебе нужно учиться, внимательно присматриваться к миру, постараться понять, что хорошо, а что плохо, быть честным, отзывчивым, прямым, и выбирать то, что хорошо – то есть выбирать добро, а не зло.
Неожиданная мысль пришла ему в голову.
– А ты, Егор, крещёный?
– Нет, папа хотел, а мама Наташа раскричалась: денег нет, денег нет. А сама девчонок в прошлом году покрестила. Но это бабушка заставила её, она пенсию ей свою отдаёт.
– Вот те на! – воскликнул Денисов. – Какие же это деньги? Это не день рождения, который каждый год празднуют и не свадьба. Это же один раз всего в жизни нужно сделать. Отлично! Не то отлично, что ты некрещёный, это как раз давно нужно было сделать. Отлично, потому что я с твоим папой поговорю об этом и, если твои родители будут непротив, то мы с тётей Машей станем твоими крёстными и расходы возьмём на себя. И тогда… и тогда мы будем чаще видеться, станем родственниками. Как тебе такая идея, Егор? Мне она нравиться. Ты возьмёшь нас с Машей в крёстные?
– А Егора можно в крёстные? – спросил мальчик.
– Надеюсь, что он выздоровеет к этому времени. Вот видишь, какие у нас планы наполеоновские на новый век образовались! Так что выше нос, планы нужно выполнять. Кстати, у крещёных людей есть ангел хранитель, так что ещё один крепкий защитник у тебя будет. Ну, что выходим?
– Выходим, – мальчик явно ободрился.
Денисов забрал с заднего сиденья пакеты, они двинулись к подъезду. Егор, заглядывая ему в лицо, сказал:
– Когда у папы была машина, такая же «шестёра», как у вас, он всегда снимал аккумулятор и прятал его в багажник.
– Воруют?
– Воруют, подлецы, – с серьёзным лицом ответил малыш.
Денисов рассмеялся.
Они вошли в открытую, подпёртую кирпичом входную дверь. В подъезде стоял кислый подвальный запах, краска на стенах неопределённого ядовито-зелёного цвета висела лохмотьями. Единственный лифт пришлось ждать долго. Наконец из него вывались компания подростков, четверо парней и девушка. Громко смеясь и поругиваясь, они двинулись к выходу. Девушка смеялась громче всех, визгливо и неестественно, будто её завели ключом.
Стены старого лифта были исписаны и перечёркнуты любителями настенных петроглифов. По всему молодое поколение вело между собой ожесточённую войну. Это была война любителей музыки Виктора Цоя и поклонников американского музыкального течения хеви-металл. Кнопки лифта какой-то варвар безуспешно пытался спалить. Егор нажал кнопку девятого этажа, лифт, помедлив, заскрежетал натужно и пошёл вверх
Разглядывая чьё-то творение на стене лифта, – поверх шприца, из которого вытекали капли, было написано по-английски White power, – Денисов сокрушённо покачал головой, думая: «Скорее «White death»». На лестничной площадке девятого этажа, где они вышли с Егором, на стене был тот же рисунок и та же надпись. «Подъезд неблагополучный», – заключил он.
– У нас в доме наркоту продают, – хмурясь, сказал Егор, поглядывая на него.
– Вот как. У вас тут оказывается супермаркет.
– Азеры, – хмыкнул Егор.
– Какая квартира? – взглянув ещё раз на рисунок со шприцем, спросил Денисов.
– 196-я, – Егор трусил, глаза его беспокойно бегали.
Они подошли к обшарпанной двери, обшитой вагонкой. Мальчик прижался к Денисову, на лбу у него выступили бисеринки пота, зрачки расширились. Нажав кнопку звонка, Денисов наклонился к его уху.
– Егор, мы ведь договорились…
Мальчик поспешно кивнул головой, но видно было, что сделал он это механически – глаза его напряженно смотрели на дверь. Он побледнел.
Денисов ещё раз нажал на звонок. За дверью происходило шумное сопение, поскрёбывание, беспокойные собачьи постанывания, а после грубоватый женский голос, прикрикнул: «Ну-ка, пошли вон от двери, заразы», но собаки не перестали волноваться. Послышался звук проворачиваемого замка, и мальчик юркнул за спину Денисова
За открывшейся дверью стояла женщина лет сорока в тёплом халате и шлёпанцах, черноволосая, с круглым одутловатым лицом, и рдеющими на нём красными пятнами, полные губы были недовольно сжаты. Позади неё рвались собаки и высовывались любопытные мордашки двух девочек. Женщина смотрела на Денисова недоумевающе и недовольно. Маленькая собачонка прорвалась за дверь и заскочила за его спину. Радостно повизгивая, и, сделав лужицу, она подпрыгивала почти до носа Егора. Он взял изнывающую от радости собачку на руки и вышел из-за спины Денисова.
– Ах, ах, ах! Вторая часть Марлезонского балета. Кого мы видим! К нам беженцы, – забегала глазами женщина.
Выражение недовольства испарилось с её лица, растерянности ей скрыть не удавалось
– Явился, не запылился! Где же ты был, щенок? Тебя вся питерская милиция ищет, полгорода на уши поднял, что ж ты такое вытворяешь-то?
Егор опустил собаку на пол, свесил голову на грудь, стал «рисовать» на полу носком ботинка.
– Здравствуйте, – улыбнулся Денисов, чуть не сказав, «мама Наташа». – С вашего позволения я сейчас всё вам объясню. Меня зовут Игорь Николаевич Денисов. Вы позволите мне войти?
Женщина замялась. Неохотно, настороженно разглядывая его, посторонилась. Денисов слегка подтолкнул в спину Егора, на которого напал столбняк, и они вошли в узкую прихожую.
Под густо увешанной зимней одеждой полкой-вешалкой были свалены в кучу ботинки, сапоги, тапочки. Денисов, поставил пакеты на пол, Егор стал с ним рядом. «Мама Наташа» молчала. Поняв, что его не приглашают раздеться, Денисов вздохнул:
– Если коротко, то дело обстояло так. Я проезжал на машине поздно ночью и на автобусной остановке увидел ребёнка. Он сидел на скамейке и спал. Это было в двух шагах от моего дома. Я усадил его в машину, он не просыпался, привёз его домой, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Скорую мы не стали сразу вызывать: нужно было быстро убедиться всё ли в порядке с мальчиком, ни обморожен ли он, её можно было вызвать домой, если в этом появилась бы нужда. Вы, наверное, не хуже меня знаете, что они могли бы приехать не очень скоро, а в таких случаях дорога каждая минута. После того, как мы с женой привели мальчика в чувство и убедились, что он не обморожен, я нашёл в его ранце дневник и в нём ваш домашний телефон. К сожалению, телефон ваш молчал, (губы женщины дёрнулись), я безрезультатно потратил полчаса, пытаясь дозвониться. Потом Егор крепко заснул, видимо сказалось утомление, а адреса он своего нам не назвал. Утром он нам сказал, что живёт в Весёлом посёлке и покажет свой дом… вот мы здесь. Понимаю, что вам пришлось пережить, но поверьте, я знаю не понаслышке, как сейчас работает медицина, и мне кажется, попади, мальчик, этой ночью в больницу, это могло стать для него тяжёлым стрессом. Конечно, если бы телефон ваш работал, мы бы встретились этой же ночью. Слава Богу, всё обошлось, вручаю вам Егора в целости и сохранности…
Денисов умолк, проговорив про себя: «Уф-ф! Как же долго пришлось объяснять «маме Наташе», что пасынок жив и здоров, а радость на её лице так и не прорезалась. Дар речи потеряла».
«Мама Наташа» молчала, и он неожиданно стал краснеть, стушевался, думая: «Оправдываться приходится».
Егор присел, он развязывал шнурки ботинок, поглядывая на мачеху. Когда он поднялся, Денисов погладил его по голове:
– Ну, вот ты и дома, Егор.
– Брысь в комнату, – бросила неласковый взгляд на мальчика женщина и он, опустив голову, пошёл в комнату, за ним двинулись девочки, которые всё это время стояли рядом и с любопытством глазели на неожиданного гостя. «Мама Наташа», подождав, когда за детьми закроется дверь, растянула губы в подобии улыбки:
– Вам, конечно, спасибо…
«Как это, «конечно»? В смысле – есть какие-то претензии?» – вытянулось лицо Денисова.
– Спасибо вам, – поправилась она. – Извините, что не приглашаю вас в комнату. У нас очень тесно, большая семья, беспорядок.
Она маялась, покусывала губы, шарила беспокойным взглядом по сторонам.
– Егор мне говорил, что у вас большая семья, – сказал Денисов и тут же пожалел о сказанном, подумав, что он этим мог навредить мальчику.
Женщина кривила губы, кисло страдальчески улыбалась, будто искала какие-то нужные слова и не находила их, обстановка становилась тягостной. Из комнаты, в которую вошёл Егор, вышла, худенькая, трясущаяся старушонка со слезящимися глазами. Не успел Денисов с ней поздороваться, как она низко поклонилась ему, проговорив тяжело, с присвистом дыша:
– Здравия вам, милый человек, кланяюсь вам до земли. Мы так вам благодарны за Егорку, я всю ночь плакала. Господи, Господи, он же такой глупыш, слава Богу, что всё хорошо закончилось. Наталья, пригласи человека хотя бы на кухню, чаю…
– Мама, там стирка у нас навалена на полу у стиралки, – раздражённо перебила её дочь, не дав договорить.
«То есть, пора откланяться? Да, гостеприимством здесь не пахнет. Вот оказывается, как тебе приходится жить, Егорушка! А я надеялся на разговор человеческий, на слёзы радости на лицах. Ладно, ладно. Но я обязан кое-какие детали прояснить у этой гостеприимной молчальницы, и малость технично вразумить её, не задевая её высокого чувства собственно достоинства, – думал Денисов, сохраняя на лице почтительность.
Старушка взглянула на дочь, горестно вздохнула и повернулась к нему.
– Простите, добрый человек, мне прилечь нужно. Спасибо вам, огромное спасибо, дай вам Бог всякого добра.
Неслышно ступая, опустив голову, она вернулась в комнату.
– Скажите, Егор впервые у вас уходит из дома? – не сводя глаз с дёрнувшейся нервно мачехи Егора, спросил Денисов.
– Да чего ему уходить-то?! Что за дурь на него нашла? – чуть не сорвалась она в крик. – Живёт, как у Христа за пазухой. Учиться, балбес, не хочет, лодырничает, грубит учителям, отцу. Всё для него делаем, в санатории отправляем. Бессовестный, бегать удумал, позорит родителей.
– Может, есть смысл к детскому психологу его сводить?
– Да сколько можно! Врачи говорят недоразвитый он. Он же семимесячным родился…
– Ах, вот как, – проговорил Денисов, думая: «Что-то не похоже, уважаемая «маман», что он недоразвитый, у меня глаза есть. Если очень захотеть, то диагноз нужный, конечно же, для успокоения совести всегда можно поставить человеку нелюбимому».
Разговор прервался из-за того, что из другой комнаты вышел, зевая и почёсываясь, грузный мужчина в трико и тельняшке без рукавов, с помятым от сна лицом.
Денисов оторопело на него уставился. Он не знал верить ли своим глазам, но когда мужчина сказал бесцветным голосом: «Чё тут такое, Натали?» – сомнения его вмиг испарились: это был наглец недавно ограбивший его! По всему и он узнал его, покраснел, заморгал растеряно глазами, нервно заправил майку в трико, вытащил её и опять заправил.
– Не понял я? А это кто? – уставился он на жену.
Денисову показалось, что он ей быстро подморгнул.
– Вот… Егора человек привёз. Ты бы поздоровался, Вася, – с удивлением в лице, раздражённо сказала женщина, нахмурив брови.
А он, промычав что-то невнятное, затоптался на месте, глядя куда-то поверх головы Денисова.
– Здравствуйте. Надо понимать, вы, отец Егорки? – с любопытством разглядывая нервно зачесавшегося Василия, – спросил Денисов.
Он полностью взял себя в руки, успокоился и даже улыбался.
– Отец… отец я, – пробормотал Василий, отводя глаза в сторону.
– Рад с вами познакомиться, Василий, а меня Игорем Николаевичем зовут. У вас хороший умный сынишка, – сказал Денисов и, обернувшись к женщине, продолжил:
– Ну, что ж, всё хорошо, что хорошо кончается. Понимаю, с таким обширным семейством забот у вас выше крыши. Не буду вас больше отвлекать. С наступающим Новым Годом, счастья вам и всей вашей семье, любви, здоровья, душевного спокойствия и финансового благополучия.
– Последнее нам совсем бы не помешало, – фальшиво хохотнула женщина баском, добавив, – спасибо ещё раз и извините – у меня куча дел. Вася, проводишь человека.
Она прошла в кухню, закрыв за собой дверь. Вася нервно топтался на месте босыми ногами.
– С ночной смены, Вася? Без ЧП прошло? Как ночной улов? Вот ведь какие чудеса в нашей деревне происходят. Думал ли ты когда-нибудь, Вася, что твои клиенты в гости к тебе будут захаживать? Выйди на пару минут на площадку, нам поговорить нужно. И не запирайся, когда я выйду, это было бы глупо. Нам есть о чём с тобой поговорить. Не о том… о Егорке, – тихо сказал Денисов.
Василий смотрел в пол. Из приоткрывшейся двери высунулась голова Егора.
– До свидания, дядя Игорь.
Он вышел из комнаты, опасливо косясь на угрюмо молчащего отца.
– Я на Рождество приеду вас поздравить, так что жди меня. Забери пакеты, девочек угости апельсинами и бананами. «Тетрис» сестрёнке отдай.
Егор с тревогой бегал глазами с отца на него, Василий молчал.
– Иди, Егорка, – сказал Денисов, – иди, малыш. Сестрёнки тебя, наверное, ждут.
Егор, подняв пакеты, тихо проговорил:
–Тёзке и тёте Маше передайте привет.
– Иди уже, бродяга, – недовольно проворчал Василий, и Егорка быстро юркнул за дверь.
– Я подожду тебя на площадке, – сказал Денисов и вышел за дверь.
Василий вышел через пару минут в растоптанных ботинках и солдатском бушлате, провожала его мама Наташа.
– Ты недолго, Вася, через пару минут брательник твой ментяра подскочит, он только что звонил, – выжидающе замерев в дверном проёме, сказала она, бросив на Денисова строгий взгляд.
«О, Боже, мир слетел с катушек, успели переговорить! Маман, по всему, знает о ночном промысле супруга, может даже и благословляет его перед выходом на «работу». Ловко сообразила напрячь меня, приплела на всякий случай для устрашения липового брательника, который умеет звонить на отключённый телефон. Ха-ха-ха, припугнула. А Василёк наш хорош. Осознаёт ли он, что будет с его детьми, если попадётся и его посадят, или нарвётся на пулю, сейчас у многих «бомбил» оружие есть? Дети останутся сиротами, а мама Наташа тут же сдаст Егорушку в детский дом, с глаз долой, из сердца вон», – думал Денисов, благожелательно улыбаясь мачехе Егора.
– Да, ладно, иди уже, – махнул на неё рукой Василий раздражённо.
Она прикрыла дверь, оставив небольшой просвет.
Хрустнув пальцами, Василий закурил и сразу всё расставил по местам:
– Короче. Что ты хочешь? На мне, где сядешь, там и слезешь. Денег? Денег нет, и не будет. В милицию пойдёшь? Ничего не докажешь. Я по ночам дома сижу у телевизора, прикинь? Мои подтвердят. А в драке я жестокий, если надумаешь чего такого. И весовые категории у нас разные, прикинь. За Егора спасибо, нет базара, от сердца говорю. Так, о чём говорить будем?
Они стояли у батареи. Василий затушил сигарету в консервной банке и тут же закурил новую, руки у него подрагивали. Курил он «Мальборо» и Денисов подумал, что это расточительно курить такие дорогие сигареты, когда ты безработный и у тебя столько детей.
И неожиданно, не выдержав, рассмеялся. Рассмеялся от того, что интуитивно ожидал от этого наглеца именно такого напора и поведения и угадал. Василий вздёрнулся, глянул на него подозрительно. Денисов полез в карман за сигаретами и вспомнил, что они остались в машине.
– Я дрожу от страха. Не прыгай высоко, Василёк, – падать больно будет. Дай-ка мне твоих импортных, я свои в лимузине оставил, – сказал он
Василий протянул ему пачку. Он кривил губы, глаз у него дёргался. Денисов прикурил от его сигареты, закашлялся:
