«Вот теперь точно конец», – поняла я. Магия на него не действует, оружия у меня нет, бежать некуда. Остаётся только дождаться, когда он бросится на меня, выставить руки (долго ли продержусь против таких клыков и когтей?) и надеяться на чудо, которое едва ли произойдёт.
– Так просто ты меня не получишь, кто бы ты ни был! – яростно выкрикнула я, присев и упёршись ногами. Тяжёлое тело, покрытое жёсткой шерстью, налетело, сбило меня на землю; в лицо пахнуло зловонием из пасти, по прокушенным рукам заструилась кровь. Вне себя от злой обиды я стиснула зубы – боль от укуса была такой, что я едва удержалась, чтоб не завыть подобно дикому зверю. В глазах в который уж раз за сегодня потемнело. Акман утробно заурчал и сильнее сжал челюсть. Хрустнула кость – и тут, не вытерпев, я всё-таки взвыла нечеловеческим голосом, медленно погружаясь в темноту беспамятства…
И вдруг хватка исчезла, а вместе с ней – и вес вдавившего меня в землю тела. Боль ослабла, стала терпимой, и разум немного прояснился. С трудом разлепив залитые кровью глаза, я повернула голову, сквозь заполненные пеленой усилившегося дождя сумерки вглядываясь туда, откуда теперь доносился яростный рык крылатого чудовища.
В десятке шагов от меня, освещаемые частыми всполохами молний, в смертельном поединке сошлись две фигуры. Одна, хорошо знакомая, нападала, рассекая льющие сверху потоки крыльями и целя когтями. Вторая, высокая, тонкая, чем-то неуловимо напоминающая странных пришельцев, в одежде, обтягивающей каждый мускул гибкого тела, ловко уворачивалась от атак и, орудуя двумя хищно изогнутыми скимитарами, покрытыми какой-то сверкающей вязью, наносила ответные удары. Лицо бойца скрывал глубоко надвинутый капюшон, но, кажется, он не особо мешал ему биться – клинки, разбрызгивая вокруг рассечённые надвое капли дождя, то скрещивались, встречая когти акмана, то, наоборот, ускорялись в смертоносной атаке – и в этом бою монстр безнадёжно проигрывал.
Я невольно залюбовалась отточенными движениями незнакомца: стремительными уходами и атаками, вращениями и прыжками. Скимитары в его руках то закручивали лихие восьмёрки, быстрыми росчерками разрезая воздух прямо перед мордой акмана, а то вдруг резко бросались вперёд, норовя нанести смертельный удар. В какой-то миг мне даже показалось, что именно они ведут бойца за собой, направляя его.
Акман же, рыча и завывая, наседал на незнакомца, заходил то справа, то слева, ища бреши в сверкающем куполе защитных уходов и финтов, но всякий раз отступал, а на его шкуре появлялся ещё один длинный, кровоточащий надрез. Незнакомец не пытался убить монстра одним ударом, он неспешно и хладнокровно изматывал противника, зная, что тот рано или поздно ослабеет от полученных ран, и вот тогда-то и наступит пора решающего удара.
Монстр, кажется, тоже это понимал, атаковал всё чаще и отчаяннее. Но незнакомец, будто не знал ни устали, ни страха, бился так же спокойно и не допускал ошибок. А разъярённый акман – допускал. Вот он в который уж раз попытался было напасть сверху, ринулся на противника и был отброшен на землю, проскользил по ней, взрывая когтями дёрн, и тут же, растопырив крылья, снова бросился в атаку. Клинки сверкнули, поднимаясь навстречу, взрезали струи дождя и самыми остриями дотянулись до крыла, вспарывая его, точно пергамент. Акман взвыл, отпрыгивая, раненое крыло волочилось за ним по земле.
Теперь настала очередь незнакомца идти в атаку. Действуя всё так же, он продолжал изматывать истекающего кровью монстра. А тот пятился, хромал, изредка пытаясь отмахиваться здоровым крылом, и шаг за шагом приближался ко мне.
Ругаясь и шипя от боли, я перевернулась на живот и попыталась отползти в сторону, но израненные руки не смогли удержать вес тела. А акман, меж тем, предпринял последнюю, совершенно отчаянную попытку атаковать и, конечно же, был отброшен обратно, закувыркался, катясь по земле, забил крылом. Я ещё успела увидеть, как это крыло, встрепенувшись в последний раз, развернулось, закрывая собой небо – и с размаху опустилось на меня.
И от этого удара сознание моё окончательно погрузилось во тьму.
***
«Какого ка…» – уже привычно подумала я, открывая глаза, и осеклась.
Надо мной сияли звёзды, чьей-то могущественной рукой рассыпанные по тёмному небосклону. Умытые недавним дождём, они сверкали подобно кристалликам льда; тускло-голубым пятном неправильной формы гордо красовалась Младшая Сестра, будто предводитель, ведущий свои льдисто-холодные войска по небесной дороге. А над горизонтом уже виднелся краешек жёлтого диска Сестры Старшей – ещё немного, и она поднимется над ним во всей своей красе и затмит нежное очарование Младшей.
Я лежала на заботливо расстеленной холстине – под голову подсунуто что-то мягкое, – и пыталась оценить своё состояние. Болят раны на спине, болит рана на голове, болят колени, болят руки…
Руки! А есть ли они ещё у меня?
Я со страхом скосила глаза вниз и облегчённо вздохнула – хвала Отцу-Прародителю!Руки, туго перевязанные чистыми тряпицами, мирно покоились на животе. Я сильнее согнула их в локтях, чувствуя, как усилилась боль, пошевелила пальцами – вернее, попыталась. Пальцы левой руки слушались крайне неохотно, вместо привычных сгибаний-разгибаний выходило лишь неуклюжее подёргивание, но я надеялась, что это пройдёт. На правой же они не шевелились вовсе.
Я со страхом скосила глаза вниз и облегчённо вздохнула – хвала Отцу-Прародителю!Руки, туго перевязанные чистыми тряпицами, мирно покоились на животе. Я сильнее согнула их в локтях, чувствуя, как усилилась боль, пошевелила пальцами – вернее, попыталась. Пальцы левой руки слушались крайне неохотно, вместо привычных сгибаний-разгибаний выходило лишь неуклюжее подёргивание, но я надеялась, что это пройдёт. На правой же они не шевелились вовсе.
В глазах предательски защипало – ну как же так, остаться калекой, когда тебе едва минул двадцатый год?
– Сухожилия не повреждены, – голос раздался откуда-то сзади, настолько неожиданно, что я вздрогнула. – Кость срастётся, и руки станут слушаться, как раньше.
Я попыталась вскочить (со стороны это выглядело едва ли лучше слабого копошения только что родившегося слепого котёнка), кляня себя за беспечность – расслабилась, не догадалась, что таинственный незнакомец, победивший акмана и заботливо обработавший раны, никуда не ушёл. Всё это время он был неподалёку, с любопытством наблюдая за мной.
– Тебе лучше не двигаться, ты измотана и потеряла много крови.
Я повернула голову на голос, разглядывая хорошо заметный на фоне ярко-звёздного неба силуэт. Он стоял нарочито расслабленно, сложив руки на груди; из-за плеч хищно высовывались рукояти его необычных клинков, глубокий капюшон, который он так и не снял, надёжно скрывал лицо. Всем своим видом он будто показывал – я тебе не враг, опасности нет.
«Ну, не враг так не враг», – решила я и, с трудом разлепив потрескавшиеся губы, едва слышно просипела:
– Пить…
Незнакомец плавно шагнул ближе, опустился на колени, подсунул ладонь под мою голову, приподнимая её, и приложил к губам невесть откуда взявшуюся флягу.
Никогда не думала, что тёплая, застоявшаяся в кожаной фляге вода может быть вкуснее редчайшего и драгоценнейшего нектара. Я пила её жадно, давясь и кашляя, не в силах оторваться от потока влаги, льющегося в горло.
– Ну хватит, хватит, продышись немного, – незнакомец убрал флягу, невзирая на мои попытки схватить её непослушными пальцами. – Не надо пить всё сразу.
И, помедлив, добавил:
– Тебе очень повезло – ни разу не видел, чтоб кто-то выжил после нападения акмана. Как тебе удавалось так долго его сдерживать?
В вопросе слышалось неподдельное уважение и искренний интерес.
«Это ты ещё первую нашу с ним встречу не видел», – угрюмо подумала я, но озвучивать мысль, не стала – может, прямо сейчас незнакомец и вёл себя мирно, но кто знает, что взбредёт ему в голову в следующий миг.
– Жить хотелось, – туманно ответила я и решила сама начать задавать вопросы. – Тут были ещё двое, мужчина и женщина в странной одежде. Где они?
– А, эти, – незнакомец неопределённо махнул рукой куда-то в сторону. – Вон там валяются. Я отнёс их подальше, чтоб не смердели. Ближе к утру придут хищники, разделаются с телами.
– Ты их?
– Нет. Ты.
Я не почувствовала ничего: ни удивления, ни сожалений, хоть никогда раньше мне не доводилось убивать. Радужноглазые были врагами, они напали первыми, они собирались убить меня – и получили по заслугам. Моей ли рукой или рукой незнакомца – мне оказалось совершенно безразлично.
– Не помнишь? – незнакомец по-своему воспринял мою задумчивость. – Мужчине ты проломила переносицу, а женщину так вообще забила до смерти – у неё вместо лица теперь кровавое месиво из кожи и костей…
Я поморщилась – слушать об «аппетитных» подробностях не хотелось; всё-таки знать, что ты убивала, защищаясь, одно дело, а вспоминать, как именно – совсем другое.
– Где ты научилась так драться? – не обращая никакого внимания на мою гримасу, спросил он.
– В Степных Вольницах, – не моргнув глазом, соврала я, вспомнив, как Кайра наставляла нас, своих учениц, держать в тайне, кто мы и откуда, а если придётся о себе рассказывать, то притворяться вольниками. В этом был свой резон – о вольницкой жизни мы знали почти всё, и можно было не бояться ошибиться в деталях. – А ты? Я никогда не видела такой необычной манеры боя…
– У меня было много учителей, – уклончиво ответил он, и я поняла, что подробностей ждать не стоит – незнакомец тщательно берёг свои тайны. Ну да и ладно, разузнаю-ка я пока кое-что другое.
– А эти, – я глазами указала в сторону. – Кто они такие? У них очень странные глаза…
– Тайлерины, – презрительно бросил он. – Когда-то давно мы были с ними в родстве, но…
– Мы? – удивилась я.
Вместо ответа незнакомец вскинул руки, плавным движением сбросил с головы капюшон. Я вздрогнула – не было сил ни удивляться, не пугаться.
Тонкое костистое лицо с высокими, выделяющимися скулами, и глаза – совершенно, абсолютно не человеческие. Но вместо радужных переливов вокруг чернильных зрачков бушевало в яростном танце жаркое пламя, то вздымаясь вверх своими оранжево-синими щупальцами, а то опадая вниз грудой серо-красных угольков.
Эйо. Или, иными словами, огненноглазый – только теперь, воочию увидев одного из них, я, наконец, поняла, откуда взялось такое название, и – воистину! – оно подходило моему собеседнику как никакое другое.
– Удивлена? – лёгкая улыбка тронула его губы.
Я кивнула и, чтоб скрыть собственное замешательство, спросила первое, что пришло в голову.
– Я думала, вы и носа не показываете на Закате с тех пор, как создали Предел.
– Так и есть, – усмехнулся огненноглазый. – Но пару дней назад кто-то уничтожил защитные чары Портала. Я страж и должен защищать его, если такое происходит.
«Так зеркальная башня – Портал?» – удивилась я и прикусила губу, поняв, что чуть было не сболтнула это вслух. И, чтоб не выдать свою догадку долгим молчанием, спросила:
– А кто такие эти тайлерины?
Эйо усмехнулся, поднял голову, в задумчивости разглядывая небо – за время нашего разговора Старшая Сестра уже полностью взошла над горизонтом и по-хозяйски заняла причитающееся ей место на небосклоне, затмив Младшую и перекрасив льдисто-голубые снежинки звёзд во все оттенки жёлтого.
– В каком-то смысле они наша родня. Но это очень давняя история, – наконец, произнёс он. – И очень длинная. Но уверен, некоторые её события тебе известны – в том объёме, которым хранительницы древних знаний и тайн считают нужным делиться со своими не прошедшими ещё посвящения ученицами.
Незнакомец многозначительно посмотрел на мою измазанную грязью и кровью, изорванную в клочья, но всё ещё жёлтую тунику, останавливая готовые сорваться с моих губ возражения. Я почувствовала, как к щекам приливает румянец – выходит, существование Гартен-онарэ не такая уж и тайна, раз даже огненноглазые затворники по одной лишь одежде легко могут определить во мне их ученицу. Надо будет рассказать Кайре, мы-то об эйо знаем только, что они воздвигли свой Предел сразу после Войны Душ, и с тех пор не было никаких свидетельств, что они хоть иногда пересекали его, появляясь на Закате. Ежели не считать таковыми свидетельствами хвастливую болтовню гарнизонов имперских башен, выстроенных вдоль Предела.
– У нас тоже есть маги, онарэ, – глядя на меня, спокойно сказал эйо, безошибочно прочитав по лицу все мои мысли.– Есть разведчики, о которых вам, людям, неведомо. И, как и вам, нам тоже есть что хранить и что скрывать.
– Например, визиты радужноглазых? – не думая, ляпнула я и тут же пожалела об этом – эйо враз напрягся, замер, будто окаменел, молча буравя меня полыхающим пламенем взглядом.
– Ты неверно поняла мои слова о родстве, – наконец, холодно произнёс он. – Радужноглазых, пришедших в Шагрон, мы убиваем.
Мне стало немного стыдно за второпях брошенное обвинение.
– И часто они… приходят? – спросила я уже миролюбивей.
– Иногда. В большинстве случаев мне не приходится вмешиваться. Если, конечно, не появляется кто-нибудь вроде тебя и не взламывает защиту Портала.
– Почему тогда ты не живёшь рядом с ним? Что, если однажды они появятся, а тебя не окажется рядом? А ещё этот… акман, б-р-р…
Я поёжилась, представив, что будет, если такое чудовище доберётся до населённых земель.
– Это человеческие земли, – пожал плечами он. – Мне опасно находиться здесь.
– Как же ты тогда охраняешь Портал?
– Мне не нужно быть рядом с ним постоянно. Я всегда знаю, когда радужноглазые делают очередную попытку проникнуть в Шагрон, и в большинстве случаев башня справляется сама.
– А что, если люди её обнаружат? Я ведь справилась с защитой башни в одиночку, а представь, что на моём месте окажется с десяток имперских магиков.
Он усмехнулся.
– Они найдут всего лишь развалины. Пока башня защищена чарами, никто не увидит её истинный облик. Кроме стражей.
– Но я же увидела, – возразила я и пожала плечами. Из-за лежачего положения жест получился неловкий.
Эйо вздохнул, деланно возвёл глаза к небу, точно досадовал на моё непонимание.
– Давай лучше начнём со знакомства, – неожиданно предложил он. – Неловко разговаривать, не зная имени собеседника. Я Атиас Матте-де-Вара, третий лорд Высокого Дома Вара.Судя по его тону, окрепшему, когда он представился, я немедленно должна была проникнуться уважением и восхищением к упомянутому им Дому; но вот проблема – об эйо мне было известно настолько мало, что упоминание некоего Высокого Дома казалось такой же полновесной чушью, как и упоминание Низкой Хижины, Болотистой Тропы или какого-нибудь Птичьего Гнезда, – но никак не поводом для восхищения.
– Давай лучше начнём со знакомства, – неожиданно предложил он. – Неловко разговаривать, не зная имени собеседника. Я Атиас Матте-де-Вара, третий лорд Высокого Дома Вара.Судя по его тону, окрепшему, когда он представился, я немедленно должна была проникнуться уважением и восхищением к упомянутому им Дому; но вот проблема – об эйо мне было известно настолько мало, что упоминание некоего Высокого Дома казалось такой же полновесной чушью, как и упоминание Низкой Хижины, Болотистой Тропы или какого-нибудь Птичьего Гнезда, – но никак не поводом для восхищения.
– Аэр. То есть Аэрлирен, – представилась я.
– А имя семьи? – настойчиво вопросил он, будто ожидал, что моё имя будет звучать столь же длинно и вычурно, как его.
– Шалифе.
Огненноглазый удивлённо вскинул брови.
– Ну, это не совсем имя семьи, – немного смутившись, пояснила я. – Так, прозвище – мне его дала наставница, когда привезла в Гартен-онарэ. Семьи у меня нет. Вернее, я её не помню.
– Ты её потеряла, когда была слишком мала, чтоб помнить? – участливо спросил Атиас.
– Мне было десять или около того, когда я потеряла память, – я вдруг разозлилась. – Так что я не только о семье, я и о самой себе ничего не знаю. Когда попала в Гартен-онарэ, надеялась, что вот вырасту, всему научусь и войду однажды в круг каой, стану знающей и однажды найду способ вернуть свои воспоминания. А теперь…
Я скривилась от досады и замолчала.
В наступившей тишине вдруг стало слышно пение цикад и шелест качающихся на ветру трав – степь жила своей, особенной жизнью, и ей не было никакого дела до замолчавших человека и эйо: то ли врагов, а то ли, как знать, союзников.
– Прости, – первым нарушил тишину огненноглазый. – Я не хотел касаться болезненных для тебя вопросов.
Осторожно, чтоб не потревожить раны, я оперлась на локти, пытаясь сесть, и почувствовала, как руки Атиаса тут же коснулись спины, подхватили под лопатки, помогая подняться. Измученное тело не особо обрадовалось смене положения – в голове зашумело, но усилием воли я заставила дурноту отступить, согнула колени, обхватив их руками – в такой позе сидеть было легче, – и принялась рассказывать. Всё, с самого начала, не умалчивая ни о жизни в самом нищем квартале Скоррде, среди воров и дешёвых проституток, что подкармливали девчонку-заморыша на последние гроши, ни о том, как этот квартал по приказу императора сровняли с землёй, дабы «не портить красоту и величие столицы», ни о встрече с Кайрой, ни об испытании, которое вовсе и не испытанием оказалось. И даже о том, как заслужила своё прозвище – Шалифэ, – не умолчала.
Атиас слушал, ни разу не перебив, его глаза то вспыхивали языками пламени, то снова тухли, превращаясь в чёрно-серые уголья; лишь раз он дёрнулся и даже открыл было рот, чтоб что-то то ли сказать, то ли спросить, но сдержался – когда я рассказывала, как сумела найти выход из белого коридора.
– А потом я очнулась, – закончила я и вопросительно посмотрела на эйо – он сидел, не двигаясь, подобно огранённому искусной рукой мастера каменному изваянию.
На мгновение я испугалась – уж не привиделся мне этот огненноглазый в бреду. Да нет, не может такого быть – если бы он не появился в разгар боя с акманом, я бы уже успела дойти до потусторонних берегов, куда, говорят, все смертные отправятся в назначенный час, завершив земные свои юдоли.
– Выходит, ты пережила целых две встречи с акманом, – с неподдельным восхищением протянул эйо. – Ты и вправду заслужила своё прозвище. Знаешь, что оно означает?
Я покачала головой – откуда?
– Ша-алиф-э-э, – вдруг тихо, с горловым присвистом, в котором мне почудилось завывание штормового ветра, что играючи способен срывать прочные крыши и выкорчёвывать из земли стволы вековых деревьев, и рёв гневно бушующего пламени, пожирающего всё, что встречается на его пути, протянул эйо и пояснил:
– Огненная буря. Это очень древний язык, давно забытый. Удивительно, что он известен твоей наставнице.
– Она каойя, знающая. Но теперь твоя очередь рассказывать, – напомнила я.
– Спрашивай, – Атиас пожал плечами. – Моя история слишком длинна.
– У меня достаточно времени, – в тон ему ответила я.
Атиас вздохнул, возвёл глаза – вот же упрямая девчонка! – но спорить не стал. Меня несколько обескуражила эта покорность – эйо в любой момент мог просто встать и уйти, и я, ослабевшая от ран, ничем не смогла бы этому помешать. Да что там, он мог уйти сразу, как разделался с акманом, и бросить меня истекать кровью или вовсе добить, чтоб не мучилась – на мой взгляд, это было бы разумнее, чем возиться с девчонкой, увидевшей то, что ей видеть не следовало. Тогда огненноглазого, быть может, сдержало любопытство, но что останавливает сейчас?Глубоко вздохнув, эйо начал свой рассказ.
Атиас вздохнул, возвёл глаза – вот же упрямая девчонка! – но спорить не стал. Меня несколько обескуражила эта покорность – эйо в любой момент мог просто встать и уйти, и я, ослабевшая от ран, ничем не смогла бы этому помешать. Да что там, он мог уйти сразу, как разделался с акманом, и бросить меня истекать кровью или вовсе добить, чтоб не мучилась – на мой взгляд, это было бы разумнее, чем возиться с девчонкой, увидевшей то, что ей видеть не следовало. Тогда огненноглазого, быть может, сдержало любопытство, но что останавливает сейчас?Глубоко вздохнув, эйо начал свой рассказ.
…Тысячелетия назад, когда Шагрон был молод, и только драконы – крылатые владыки неба и облаков, бороздили его просторы, появились Порталы. Мир не изменился в одночасье – долгое время они бездействовали. Но однажды из одного из них вышел человек. Он выглядел как обычный путник в пропылённой одежде и стоптанных сапогах, но драконы – существа, хоть и не владеющие магией, но рождённые из неё, не могли не почувствовать его появление – сила, наполнявшая его, слепила даже привычные к ней очи крылатых владык.
