– Ладно, пойду тоже освежусь. Скажи Ники, чтобы без меня не уходила. Заблудится.
В подтверждение, из бездны кровати вынырнул кулак с поднятым вверх большим пальцем, и тут же снова утонул в мягкой белой пучине.
– Ну кто-то из нас должен это сделать?! – прислонив ладонь к микрофону трубки, Шанталь говорила сдержанно но настойчиво, – Это такой прекрасный случай! Кто бы мог подумать, что она здесь окажется! – ее тон сменился на игривый: – Ну котик. Да не беспокойся ты так, всё будет о’кей! Ты уже скучаешь? Точно? Ну ладно. Це-лууу-юююююю.
После нескольких, кажется, сотен поцелуев на обоих концах провода, Шанталь положила трубку. Вздохнула. Ее глаза блеснули. Она открыла дверь и вынырнув из “телефонной кабинки” быстро поднялась по лестнице.
В проходе, между гостевыми спальнями, царила тишина. Одна из дверей медленно открылась, и из нее выглянула Арлен. Убедившись, что снаружи никого нет, она вышла и аккуратно закрыла за собой дверь. Беззвучно прокравшись по ковровой дорожке, Арлен негромко постучала, или точнее, поскреблась в спальню напротив.
Через минуту история повторилась. Теперь из своей спальни выглянула Ивон. Убедившись, что в коридоре пусто, она мягко закрыла за собой дверь и быстрым шагом направилась к лестнице.
Стоя перед зеркалом Николь внимательно вглядывалась в свое отражение. За ее спиной, на необъятных просторах царства подушек и перин, дремала Каролина.
В спальню, на этот раз вообще не утруждая себя условностями, ворвалась Люси:
– Ники!
Николь резко развернувшись к Люси, прижала указательный палец к губам и кивнув в сторону Каролины, сложила ладони, показывая, что та спит.
Люси двумя пальцами красочно изобразила в воздухе шаги и решительно махнула головой в сторону выхода.
Николь, прихватив портсигар и стараясь не шуметь, вышла следом за Люси, и бесшумно закрыла за собой дверь.
Подруги прошли к лестнице и спустились в холл.
– Так, – в Люси просыпалась собака-ищейка. – Пошли в столовую, там обязательно будет прямой выход на кухню.
– Уверена?
– А как, ты думаешь, на стол попадают блюда?
Они вошли в столовую.
– О-ля-ля! – только и смогла вымолвить Николь. “Вид столовой поражал своим убранством” – штампануло у нее в голове. Нехотя она остановилась, заглядевшись на большущий букет цветов в центре необъятного круглого стола темного дерева, сервированного серебром и лебедями, искусно сложенными из накрахмаленных салфеток. В ожидании гостей вокруг стола были выстроены стулья с высокими спинками украшенными витиеватой деревянной резьбой. Зал был украшен гобеленами, а окна закрывали тяжелые бархатные портьеры пурпурного цвета. Колоссальная золотая люстра со множеством хрустальных подвесок была изящна. По размерам, она, кажется, не уступала столу, и поражала тем, что, до сих пор не рухнула, под тяжестью всего ее великолепия.
– А-а-а. Да, да, – остановилась Люси, заметив, что рот Николь постепенно открывался все больше и больше, пока она оцепенев, разглядывала и впитывала в себя окружившую ее красоту. – Нора, она такая! Она может!
– Как же она собирается пускать сюда людей? – удивилась сама себе Николь, но почему-то это первое, что пришло ей в голову. – Сюда ж без визы пускать нельзя.
– Это только для почетных гостей столовая. С другой стороны есть чуть поменьше и попроще.
Вдруг подруги услышали приглушенный женский смех, доносящийся из-за двери, как они предполагали, на кухню.
– О! Люди, – подняла указательный палец Люси. – Пойдем, спросим.
Дуэт следопытов направился на звук. Подойдя к двери, Люси хотела было открыть ее, но та резко распахнулась и из нее вылетела Ивон. Зацепив Люси плечом, Ивон быстрым шагом пересекла столовую и вышла в холл.
– Извиняться надо! – крикнула ей вслед Люси и повернувшись к Николь, заметила: – Горло пришла промочить. Не выдержала.
Николь развела руками, изобразив недоумение.
– Да! – указала Люси вслед убежавшей Ивон. – Но она-то – первая прискакала!
Пройдя по коридору, соединяющему столовую с кухней, подруги, наконец, достигли своей цели.
При их появлении Марьяна взяла луковицу и, не очистив ее, разрезала пополам.
– Марьяна? – обратилась Люси к горничной, стоявшей к ней с Николь спиной.
Марьяна обернулась. Ее глаза слезились.
– Лук? – Люси подошла ближе.
– Да, вот – мужу помогаю, – ответила Марьяна и попыталась улыбнуться.
Люси кивнула:
– Марьяна, скажите, а нет ли у вас чего-нибудь, вроде “Мартини”? Для души грешной.
– Ой, конечно. – засуетилась горничная. – Я вам сейчас приготовлю.
– Это совсем необязательно, – остановила ее Люси. – Нам главное, исходный продукт. Стакан, лед, “Мартини” и водка…
– Оливку или луковичку? – уточнила Марьяна.
Люси с восхищением посмотрела на нее:
– Наш человек!
Марьяна вытерла руки о передник и пошла к холодильнику.
Повеселевшие Николь и Люси, с длинными стаканами в руках, шли по коридору между гостевыми спальнями. Проходя мимо одной из них, они услышали доносящийся из-за двери возбужденный женский стон. Подруги остановились, подошли ближе к спальне, переглянулись.
– Ого! – тихо сказала Николь. – Не успели приехать.
Люси осторожно прислонилась ухом к двери, прислушалась и вдруг подзадоривая крикнула:
– Давай, девочка, давай!
Николь вздрогнула. Люси подхватила ее под локоть, и они, смеясь, побежали в спальню спящей Каролины.
Глава 4
Зажженная люстра наполняла и без того величественный зал столовой магическим светом. Блеск хрустальных подвесок создавал впечатление сверкающих бриллиантов, играющих на солнце. Переливаясь всеми цветами радуги и отражаясь в хрустале бокалов и серебре столовых приборов свет умножался, словно волшебный фейерверк, разгорающийся в каждом уголке зала.
Ужин был в самом разгаре.
Глаза гостей тоже блестели, но за этим блеском стояло отнюдь не волшебство люстры.
– Я такой утки сто лет не ела! – Люси откинулась на спинку стула. – А этот ягодный соус! Объеденье!
– Жермен закупает птицу у фермера в деревне, так что, утки эти – самые, что ни на есть, органические, – не без гордости пояснила хозяйка.
– И нежные. – Люси закатила глаза от удовольствия. – М-м!
– Наш сосед, художник, тоже берет у него птицу, несмотря на то, что находится довольно-таки далеко.
– И расплачивается рисунками[8 - Автор намекает на Пабло Пикассо, который в 1957 году приобрел на юге Франции Ch?teau de Vauvenargues.]? – подмигнула Люси. – А Жермен – это повар?
– Замечательный повар! Он и кондитер, и пекарь! А Марьяна еще и соленьями занимается. Удивительная пара!
– Они женаты? – поинтересовалась Ивон.
– Лет двадцать, как она за него вышла, когда во Францию переехала.
– Откуда она? – вступила в разговор Жаклин.
– Из Словакии. Ой девочки, с помощниками мне повезло. Люка, например.
Мажордом, следивший за гостями неподалёку от стола, услышав свое имя, взял с комода бутылку вина, подошел к Элеонор и остался стоять справа от нее.
– Он и водитель, и садовник, и плотник. Весь дом на нем держится! – Элеонор подняла глаза на мажордома. – Наш Люка – просто прекрасный работник. И человек.
– Вы очень добры, мадам, – слегка поклонился мажордом. Он добавил в бокал Элеонор вина, и вернулся на свой “наблюдательный пост”.
– Ох, подруга, какую ж работу ты провернула! Дом просто не узнать. Игрушка! Твой-то помог? – Люси потянулась за бокалом.
– “Мой”! – с ноткой иронии ответила Элеонор, – Мой теперь с другой! Ты же знаешь. И игрушки его другие интересовали.
– Да-а-а. Лихо они тебя с этой его секретаршей, – задумчиво сказала Ивон и в ее голосе прозвучала скрытая обида.
– Представляешь?!! Мне, говорит: “детей хочется”. Вдруг!!!
– Усыновили бы, – робко вставила Шанталь.
– Девочка моя, да разве ему дети нужны были? – кажется, что рана, нанесенная разводом, еще не зарубцевалась в душе Элеонор.
– Он себе секретаршу “усыновил”, – вздохнула Люси. Она отпила вина. Задумавшись, Люси продолжала крутить бокал в руке, глядя как бордовая волна оставляет маслянистый след на хрустале.
– Да что уж теперь, – уверенность возвращалась к Элеонор. – Трудное это дело – быть женщиной!
– Да. Приходится с мужиками общаться, – с иронией добавила Люси.
Секундная тишина взорвалась громким смехом.
– За это надо выпить! – подняла бокал Каролина.
– За нас, любимых! – провозгласила Элеонор и сделала хороший глоток.
Гости последовали ее примеру.
– Люка, – обратилась Элеонор к мажордому, поставив бокал на стол, – распорядись, насчет десерта, пожалуйста.
Мажордом поклонился:
– Да, мадам.
На кухне Жермен и Марьяна занимались подготовкой к подаче десерта. Пара подносов на столе и сервировочный столик могли бы побороться за место в энциклопедии кондитерского искусства. На них было, если не всё, то многое из того, что могло бы заставить любую женщину забыть, хотя бы на время, о диетах и проблемах; помочь успокоить детей и подружиться с соседкой; снова сесть на диету и снова забыть о ней; установить мир во всем мире.
Тут были эклеры, тарталетки с нежным заварным кремом и фруктами, профитроли с шоколадным ганашем, не меньше десятка разных цветов макаронов, брауни и рулеты, миндальные финансье, горячий яблочной пирог, мороженое и, цвета горелых сливок, флан под карамелью из жженого сахара в маленьких серебряных розетках.
Один взгляд на эту красоту мог запросто вызвать у человека послабее приступ тахикардии, но Элеонор любила сладкое и любила своих подруг.
В кухню заглянул мажордом:
– Графиня просила готовиться к подаче десерта. Все очень довольны едой, особенно мадам.
Голова мажордома исчезла из дверного проема.
– “Мадам” – саркастически передразнила Марьяна ушедшего мажордома. – Еще бы она не была довольна! Она только и делает в последнее время, что довольствуется тобой!
– Марьяна, что ты такое говоришь? – недоуменно посмотрел на нее повар.
– Ты думаешь, я не замечаю? “Жермен – то, Жермен – другое! Ах какой кудесник!” – с издевкой прогнусавила горничная.
– Марьяна.
– Ты думаешь, я не вижу, что она постоянно возле тебя околачивается?!
– Ей нравится, как я готовлю. Ты должна быть рада, что у нас есть работа, – повар был спокоен и надеялся, что его голос повлияет на его жену.
– К черту ее, эту работу, если из-за нее я должна потерять мужа! – выкрикнула Марьяна.
