– А скучать не будешь, – прошептал ей на ухо и резко оттолкнул. Она выпрямилась и стала истерично рассматривать запястье, на котором тут же отпечатались следы пальцев.
– Ты что творишь, совсем одичал, как раньше?
– Раньше? По-моему я прикасаюсь к вам в первый и в последний раз.. Дверь слева, – улыбнулся я и потянул к себе чайник.
– Глаз слева, – улыбнулась она ехидно.
Гремя толстыми каблуками, выскочила на улицу.
– Ведьма, – сказал я, вполне громко и налил себе горячего чаю.
Не успела она выйти. Тут же появилась острая боль в левом глазу. Чертовка проклятая! Я поднялся, зажав глаз и выбежал следом за ней на крыльцо, она уже была у ворот.
– Остановись, Клара! – крикнул ей вслед. Она медленно повернулась, пока я, схватившись за сердце по привычке добежал по лужам к ней. Хотя отдышки на удивление не было. Шумящий ливень стоял столбом, я остановился в шаге.
– Что ты сделала с моим глазом, ведьма?
Она громко расхохоталась.
– Cтрашно? «Страхов много, а смерть одна» – прошептала она, еле сдерживая тихий смех.
– Ты что несешь..
– Еще один раз увидимся, пока все осознаешь, пока дни отсчитаешь, – цинично улыбнулась она, поджав бледные губы, и выбежала за ворота..
Не слышал звука заведенной машины, вероятно она ушла пешком, под сносящим ливнем..
Я стоял в недоумении, от удара ливня о землю поднимался пар, лужи пузырились, за пару мгновений промок насквозь.. Эта уличная серость угнетала. Проскользнул в дом, не желая идти на заднюю веранду. Завалился мокрый за стол. Одежда хоть выжимай.
Около получаса длился мой завтрак, во время которого, я ни на секунду не отвел глаз от композиции из листьев. Никто не вернулся с веранды, видимо, там было очень интересно. Но я не разделил их трепета по отношению к сестрам, все они стоят друг друга, уверен. Избалованные, высокомерные.
Я поднялся и переоделся, не хватало подцепить пневмонию. Полежав еще часа три, накинул жакет, вышел на открытый балкон и вспомнил странную ухмылку Клары. Что-то она темнит, не нравится мне. Заметил, что и веранда уже пуста. Вероятнее всего, гостья ушла. Я поторопился вниз, узнать к какому решению они пришли. Как я ожидал, мама и Богдан довольные сидели в гостиной и грелись у камина, накрывшись пледами. Мне показалось они переглянулись, как только я спустился.
– Ну что? – подошел торопливо я.
– Хочу сказать, что разочарована твоим поведением. Но ты же все исправишь? – резко сменила мама гнев на милость.
– Сначала скажи, что решили?
– Завтра идем на поклон бабуле..
– Я не пойду!
– Тебе и не нужно, – процедила мама и отвела взгляд в сторону камина. – Вдруг, снова какая непредвиденная ситуация и ты перенервничаешь. Побудь дома, побереги себя, мы только в начале пути, – эти слова заботы словно встряхнули меня.
– Нет, ну что ты мама! Все ради тебя и твоего благополучия! – без тени сомнения вылетели из меня эмоции.
– Ну раз так, завтра приступаем, – прищурила она глаза.
Я подошел ближе и присел между креслами мамы и Богдана на ковер, скрестив ноги, глядел в сторону камина, где огонь беспечно сжигал дрова. Мама плавно провела по моему плечу ладонью, душа за секунду прогрелась. Такого теплого, уютного вечера не помнил после шести лет, когда мы еще жили втроем, я, мама и папа. Все молчали, на душе безмятежность А дождь тарабанил весь оставшийся вечер и ночь..
***
Я лежал, глазами уткнувшись в потолок. Глаз остро болел. Считал часы, чтобы встретится с чертовкой и спросить, что она натворила, что означает ее болтовня о смерти? Она так говорила, словно знала меня..
Утро было таким туманным, словно густой дым от жженных сырых листьев гулял по городу. Бродил по комнате, рассматривая узоры персидского ковра, надев костюм, который подготовила мама. Темно-зеленый с оливковой рубашкой, откуда такие предпочтения? Но я не стал отпираться.. Вышел на балкон подышать, а мама уже была внизу у ворот, взглянула на меня и резко отвела глаза.
По привычке, мы поехали с наемным водителем, хотя, и у меня и Богдана были права. Но мама хотела соответствовать.
К четырем мы подъехали к поместью, он еле виднелся, среди густого тумана, который не рассеялся даже после полудня.
Управляющий нас проводил в столовую. В гостиной никто из хозяев не встретил нас. Только Клара в горчичном платье, уже стояла на балкончике второго этажа, у подножья лестницы ведущей на третий. Скрестив руки, проводила меня взглядом.
Мать семейства и обе сестры резко поднялись, увидев нас в столовой. А вот бабули не было. Ровно, как и малявки сестры, она все-таки не соизволила спуститься. Поприветствовав, нас стали рассаживать по определенным местам за пятиметровый стол.
Касаясь пола, свисала молочная скатерть с замысловатым орнаментом бордового цвета. Cервировка тоже своеобразная. Вычурные бокалы, расписные тарелки и серебряные вилки да ножи, с интересной гравировкой. Впрочем, изысканно, как каждый член семьи.
Мне становилось понемногу душно. Я расстегнул пуговицу одну и вторую, мама тревожно взглянула на меня. Мы сидели так далеко, она даже не смогла сказать: «выйди подыши», лишь намекала глазами.
Только я поднялся, ноги еле удержали и мать их семейства сказала, то, чего я никак не ожидал.
– Бабушка ждет вас на втором этаже, Артем! Вы же сопроводите ее, – хитро взглянула на меня.
– Да, конечно, – с последним глотком воздуха я проглотил каплю воды, еле удержал стакан в трясущейся руке. Глаза налились слезами от нехватки кислорода. Я каменными ногами зашагал в сторону лестницы.
Поднявшись на восемь ступеней, я уже шел на смерть. Рубашка насквозь промокла. Плевать на все.. Маму не могу разочаровать! Дойдя до колонны, ведущей к площадке второго, где прежде стояла Клара, я оперся на колено, так как силы уже покинули. Хотел вдохнуть, а нечего, нечем, организм не принимает кислород. Потянулся рукой к левому карману брюк, чтобы достать лекарства, которые можно принимать лишь в крайнем случае, так как организм уже привык и к ним.
Но резко острая боль в глазу, присел, схватившись за него и сердце ушло на второй план.
– Ааааа, – горько простонал я, зажмурив оба. Боль оглушила. Словно удар током.. Ледяная рука, внезапно, схватила меня за шею, разжала челюсть и просунула мне под язык таблетки. Я почувствовал легкое, неуловимое дыхание возле щеки.
– Вы же не умрете от передоза, если я дала вам больше двух, – прошептала Клара, коснувшись дыханием к мочке уха. – А теперь дыши, – прошептала она, на удивление сегодня от нее несло, чем-то приторным.
Она держала меня крепко за шею, до тех пор, пока мое дыхание не стало ровным. Я открыл глаза, увидел, как затягивала сигарету, выпуская дым мне в лицо. На ней уже было велюровое платье, едва прикрывающее бедра, зеленого цвета, как мой костюм, туго затянутое поясом, на ногах плюшевые тапки. Ее колено снова уперлось мне в плечо.
– Страшно, когда смерть на пороге?
– Ненормальная, – сказал я и резко поднялся, ухватившись за колонну. – Где спальня бабки?
– На втором этаже. Она не любит, когда ее так называют. Она не бабка, – усмехнулась она, – зачем идти на жертвы – если ты сам жертва, – прогнала она дым через ноздри. – Третья дверь налево, – расхохоталась, и ушла демонстративно вниз, глаза ее сейчас ядовито блестели.
И снова, резко, острая боль в глазу, открыв его через мгновенье понял, что вижу им уже не совсем отчетливо.
С трудом, сделал еще два шага наверх и оказался на втором этаже.
Встал в темном коридоре метров двадцать в длину, бордовый ковер, вдоль стен штук пятнадцать бра с приглушенным светом, словно все плыло. Насчитал третью дубовую, резную дверь. И прильнув головой к ней, сжав кулак, постучал два раза. Спустя секунду:
– Да-да, – писклявый голос бабки, – Артем, это вы, я готова, входите.
Я толкнул и дверь распахнулась.
Просторная комната в классическом стиле. На стенах узорчатые обои цвета шампанского, справа кровать с балдахином, слева туалетный стол, забитый парфюмерией, косметическими средствами и статуэтками. Высокие потолки, кружевная тюль, вычурные шторы темно-вишневого оттенка. Терпкий аромат табачных духов ударил в лицо. Бабка красовалась перед зеркалом и распылителем жадно наносила парфюм. Седую голову украшала бриллиантовая брошь, а перед ней стояли три шкатулки с украшениями, она подозвала меня рукой:
Я сделал три неуверенных шага и оказался напротив зеркала, заметил, как заплыл кровью мой несчастный левый глаз, влажные волосы сползли на лоб и частично прикрывали измученное лицо.
– А вы, красив, Артем, слишком, я бы сказала! Точеный, высокий, какая у вас изящная шея. Как элегантно проявляется каждая мышца на ней. Cловно, ограненные скулы. И горбинка на характерном удлиненном носу, без преувеличений могу заявить, даже благородные вельможи не могли бы похвастаться такими генами, вы ведь не так просты, – рассуждала она внимательно глядя, приподняв голову и обратив взор на меня.. – Уж что сказать о ваших тонких, но ярко-бордовых налитых кровью губах..
– Честно….. вы смутили меня, – эта бабка насторожила…
– Что мне надеть сапфир, изумруд или рубин? – спросила она, взглянув на украшения, я даже не мог сосредоточиться на вопросе, – это мне вчера подарили, – похвасталась она.
– Эээм… наденьте кольцо с украшающим его сапфиром, он подчеркивает оттенок ваших глаз.
– А разве мои глаза синие? – подняла она их, – присмотритесь.
– Тогда изумруд.. – даже не пытался всматриваться в ее мутные глаза.
– Разве ж, они зеленые?
– Тогда рубин!
– А к чему же походит он?
– К осени, за вашим окном бордовые кленовые листья, – задумчиво взглянул я, в стрельчатое занавешенное окно. За которым чахло грустили кленовые деревья. – Взгляните, и правда, как ржавые цепи печалятся под дождем..
– Она с трудом пыталась натянуть кольцо на набухшие пальцы с распертыми фалангами. Но тщетно. – Помогите же мне, – потребовала она.
А я уже не мог оставаться в этом помещении. Не терпелось снова увидеть эту Клару и спросить: что происходит с моим глазом?
– Боюсь, я смогу только навредить, – отказался.
– Да помогите же, – протянула она руку.
Я нехотя схватил кольцо и прокрутил вокруг ее безымянного, оно еле втиснулось на распухший от возраста палец. Кинул взор, в надежде, что она довольна. А бабка с подозрением глядела.
– Какие у вас мягкие ладони, – я резко отдернул руку и ухмыльнулся. – Ну что ж, спустимся вниз, – схватившись cнова за мою ладонь, резко поднялась бабуля, скрестив свою ладонь с моей, – я был ошеломлен, – а надо бы надеть изумруд под цвет вашего костюма, Артем? – прошептала она, оценивающе взглянув на меня с ног до головы еще раз, – вы нервничаете?
– Немного..
– Не стоит, сегодня об аквариуме беседовать не будем, поговорим об Агнии, – хитро улыбнулась она. – Об Агнии и Аврелии.. о жизни, о вас!
Она не упомянула о малолетке..
Подняла свободную руку и указала на дверь.
– Трость не пригодится, воспользуюсь вашей сильной рукой, сжала она мою ладонь еще крепче, словно я сейчас сбегу. – Стоя, она мне слегка выше сгиба локтя.
Около пятнадцати минут занял наш спуск на первый этаж. Она то и дело прислоняла седую голову к моему плечу, а я отворачивал свою.
Проводил ее до гостиной, где ее встретила Агния, мило подмигнув мне. Передал бабулю внучке, которая не хотела выпускать мою онемевшую руку. И все же Агния ее увела. Мечтал выйти немного отдышаться на улице и почему-то помыть руки.
– Сейчас бы окунуться в ледяную воду, да? Да вот только, глаз болит и пыль в глаза надо напустить сестричкам, – прошептала с издевкой Клара, которая оказалась за с моей спиной и как я ее не заметил. А сердце то болит, то – нет, – расхохоталась она. Я резко схватил ее за запястье снова и потянул к себе.
– Ты чего добиваешься, что у тебя на уме? Что с моим глазом?
– Вам бы, в уборную, умыть лицо, осознать реальность, – провела она, еле касаясь ледяной рукой по лбу, затем не спеша по глазу и вниз, я чуть не задремал от прохлады.
– Катись ты, – откинул ее руку и направился в уборную.
Прогуливаясь по бескрайним холодным коридорам, на минуту задумался, на что мне это все, что я делаю здесь? Все ради мамы! И только ради нее.
Дошел до уборной. Наткнулся на запертую дверь прачечной, откуда, как мне показалось доносились голоса. Я прислонил голову к двери и закрыл глаза, чтобы усилить возможности слуха, удивился, узнав голос мамы, положил руку на ручку и не успев открыть, услышал:
– Он все равно скоро умрет, – произнес равнодушно Богдан, – ледяной холод пронзил тело, он говорил о моей смерти, так беспечно..
– Сколько врач дает?
– Месяца три или срочно пересадка. Видишь, это последний шанс..
– Но Агния выбрала его. Судя по всему. Хотя, надежды не было.. Аврелия отметается..
– Думаешь, Агния всерьез увлеклась им, и она поможет?
– Думаю, да! Сейчас не время для церемоний выяснения отношений, – успокоил меня ее голос. Ведь только ее мнение важно.
– А как же я, мама? Он должен был просто присутствовать, а теперь в доле?
– Он не оставит тебя и меня, он же как собачонка – предан, все выполняет словно дрессированный, – cказала мама про меня…
Я был обескуражен.
В этот момент, в груди, появилась поглощающая дыра и стала расширяться с ее каждым словом. Я перестал дышать, чтобы не нарушить шепот брата и матери, пока они так обреченно вычеркивали меня из жизни.
– Убеди его отказаться от Агнии. Я помогу с операцией, мне удастся ее убедить. Главное, ему испариться с горизонта! Или я буду вынужден..
– Он согласится?
– Он слушает только тебя, наверное, хочет внимания и любви. Прикажи ему отказаться от Агнии! – потребовал Богдан.
– Я пыталась его полюбить, но он словно чужой, – прошептала мама. – Сердце не принимает его, наверное, разлука, – прервавшись продолжила она, – лучше бы не рожала вовсе, – и тут, колени смягчились и согнулись. Я просто сполз по двери, задев ручку, и она, заскрипев открылась.
Они заметили меня. Не дыша, резко оглянулись, увидел, как лицо мамы побагровело за мгновенье и от стыда отвел свои глаза. Я же все ради нее, ради них, и плевал я на эту семью, их деньги…Все, ради нее.. ее внимания..
Думал, сердце разорвется на мелкие кусочки и разлетится по всему поместью, вот такое напряжение разрасталось в груди. Руки тряслись, я не мог поднять лицо и посмотреть на них. На четвереньках прополз метра два, ухватился за дверь уборной и еле поднялся, расстегивая пуговицы жилета, которые сдавили грудь.
– Артем, – услышал я голос матери, когда целеустремленно направлялся в их столовую, смахивая непрекращающийся поток пота с висков, хотел сесть на прежнее место, но бабка меня усадила рядом, похлопав по плечу.
