На Весту жалко было смотреть. «Ну вот, напугал девчонку, старый дурень!» – укорил себя Мирон и ласково посмотрел на девушку.
– Не бери в голову, всё хорошо. Ты же сама сказала, что впервые видишь такого хмурого Мудреца. А, кстати, много Мудрецов ты уже успела повидать?
– Штук пять или шесть. Ведь наша деревня недалеко от Заповедного края.
Мирон усмехнулся.
– И меня ты тоже в штуках посчитала?
Сначала она растерялась, потом смутилась, в конце концов, расхохоталась.
– Да ну тебя!
– Далеко нам ещё? Солнце к деревьям клонится.
– Скоро будет речка, а потом ещё треть от того, что мы уже прошли. Если поторопиться, успеем засветло. Учти, ночевать с тобой в лесу я не собираюсь. Ты хоть и Мудрец, а всё-таки, не гоже приличной девушке проводить ночь наедине с незнакомым парнем.
Эта тирада заставила Мирона подумать о себе, как о мужчине. Поворот событий был настолько неожиданен, что Мирон невольно замер, не зная, что ответить. Глупо было бы Мудрецу успокаивать девушку тем, что он её не тронет, а сказать ей сейчас, что у него и в мыслях такого не было, было бы, наверное, ещё глупее.
– Ну и что ты встал, как вкопанный? Или испугался чего?
В глазах этой бессовестной… заискрились радостные огоньки. Мирон почувствовал, что краснеет.
– Нет, ничего. Вот думаю, может заголить твою детскую попочку и отшлёпать как следует?
– И ты поднимешь руку на живое существо?
Никогда ещё Мирон не чувствовал себя таким беспомощным. Эта маленькая вредина прямо-таки вязала его своими словами по рукам и ногам, и Мирон не мог позволить себе сопротивляться.
Люди по-разному вели себя с ним. Одни боялись, другие благоговели, третьи пытались от общения с Мудрецом извлечь как можно больше выгоды для себя. Веста была исключением. Она боялась и играла с ним; восхищалась, но не давала спуску; она получила всё, чего хотела и даже больше и всё же, её выгода была бескорыстной.
Мирон шагнул к ней поближе и от отчаянья сказал первое, что ему пришло в голову:
– А вот возьму и поцелую!
– И не побоишься, что влюбишься? Дома, небось, жена заждалась?
Она всё ещё играла с ним.
– Не заждалась…
Мирон решительно притянул девушку к себе. Правда, держал некрепко, так, чтобы она смогла легко вырваться и отбежать подальше… Пигалица!
– Ненормальный!
– Странный. Так мы идём, или будем в лесу ночевать?
Веста фыркнула ему в ответ и заспешила впереди.
Вскоре действительно дорогу им преградила речушка. И тут девушка заволновалась.
– Вот брод, – показала она на утоптанное место возле самой воды, – до того берега всё время прямо. Иди первый.
Только теперь Мирон смекнул, что сюда девчонка перебиралась, видимо, нагишом.
– Тут глубоко?
Веста стукнула себя чуть пониже бедра. Если учесть, что он выше её… Мирон подхватил девушку на руки:
– Держись крепче!
Нет, можно было бы конечно посадить её на коня, но речка не очень широкая, зачем же лошадку по пустякам напрягать?
Оставшуюся часть пути они шли молча. В лесу начинались сумерки, и Веста взяла такой быстрый темп, что хоть галопом на Звонко за ней скачи. Мирон только удивлялся: откуда у неё взялось столько сил, ведь по всем расчётам девчонка прошла сегодня прили-и-ичное расстояние. Когда через некоторое время они вышли на опушку, и на той стороне поля показались крыши домов, Мирон поймал её за руку, пытаясь остановить.
– Дальше ты поедешь верхом!
Веста посмотрела на него тихим усталым взглядом, и приятное тепло пробежало по Мирону от макушки до самых пят.
– Ты точно никогда не жила в Заповедном краю?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Ты умеешь согревать взглядом.
Он помог девушке усесться на коня и весь дальнейший путь испытывал жуткие угрызения совести.
Деревня встретила их суматохой.
Большая толпа народу, собравшаяся возле одного сарая, гудела словно улей.
– Что происходит, дядька Макар? – крикнула Веста, слезая с коня.
– Да видишь ты, голуба моя, Клавдия сдержала-таки своё слово.
Мирон развернул Весту к себе лицом.
– Это какое такое слово Клавдия сдержала?
– Понимаешь, Платон мужик хороший, только выпить очень любит.
– А пьяному, видишь ты, ему лучше под руку не попадаться, – подхватил дядька Макар. – Избу по брёвнышку может раскатать. Вчера у пастуха нашего день рождения был, так Платон до того «напоздравлялся», что быку его чуть рога не оторвал! Вот Клавдия собрала вещички и ушла сегодня в обед к матери. Да, видишь ты, в соседнее село. Километров десять будет. Платон вернулся вечером – Клавдии нет. Ну, он и заперся в сарае, спалить всё грозится и себя, видишь ты, тоже. Наши уж помчались за Клавдией. Да…
«Успеют ли?» – пронеслось у Мудреца в голове.
– Что же дверь никто не выломает? – спросил Мирон, видя, что окошки в сарае слишком маленькие – не пролезть.
– А что толку? Он дверь сеном привалил, и свеча с ним.
Можно, конечно, попробовать дождаться Клавдию, но… Даже отсюда, через стекло Мирон ощущал, как зловеще потрескивает огонь. Мудрец вздохнул и стал протискиваться сквозь толпу. Когда народ остался позади, какая-то старуха кинулась ему наперерез:
– Остановись, добрый человек! Свеча у него, а там сена полно. Никого он не к себе не подпустит, только Клавдию одну!
Мирон ласково погладил встревоженную женщину по голове.
– Успокойся, матушка, ты устала, иди, отдохни! Всё хорошо.
Он пошёл дальше, а женщина закрыла лицо платком, оседая на землю. Её тут же окружили соседки.
Мирон тем временем подошёл к сараю и постучал в окно.
– Пусти, хозяин!
– Ты кто такой? – раздался из-за двери сиплый голос. – Уходи, запалю!
За стеклом замерцал огонёк. Толпа охнула.
– Не запалишь, хозяин!
Мирон пристально посмотрел на свечку, и пламя потухло. Огарок выпал у буяна из рук. Кивнув на дверь, Мирон крикнул через плечо:
– Ломайте, мужики!
Ломали долго. Видимо, хозяин был хорошим мастером, когда трезвый. И всё это время Платон тихо сидел на стоге сена в углу и мерно покачивался из стороны в сторону.
Когда Мирон наконец-то остался с Платоном наедине, мужик словно очнулся от зыбкого сна и взглянул на Мудреца растерянно и беспомощно. Мирон тихо вздохнул:
– Это ты что же такое удумал?
– Не могу я без Клавдии…
– А пьёшь зачем?
– Это не я.
– А кто же?!
– Они, – Платон протянул вперёд мозолистые и такие безвольные сейчас руки. – Я и не хочу пить, а они сами за рюмкой тянутся…
– А ты отруби их.
– Это как?
– Топором. Зачем тебе такие непослушные руки?
– Что же это я без рук-то? – мужичок оживился. – Без рук не могу!
– Ну, ты немного подумай как тебе лучше: с Клавдией или с руками, а я пока топор принесу, – Мирон сказал это тихо, буднично: так, словно всю жизнь только и занимался тем, что руки рубил.
Платон изменился в лице – поверил. Конечно, где это видано, чтобы Мудрецы врали?
Уходил Мирон медленно, неспеша. Зато когда вышел наружу – заторопился. Последний луч заходящего солнца вот-вот должен был коснуться прощальным жестом засыпающей Земли, и Мирон хотел использовать этот миг в своих целях. Вот и закат, как нельзя кстати, выдался багряным, словно подыгрывал Мудрецу в его авантюре. Назвать свои действия по-другому Мирон просто не мог. Ох, и попадёт ему за эту выходку дома. При воспоминании о доме сердце тоскливо защемило, и это заставило Мирона действовать ещё быстрее, – он не имел права на ошибку.
Народ не расходился. Люди по-прежнему стояли у сарая, правда, отошли чуть подальше. Когда Мирон попросил топор и водку, кто-то ойкнул испуганно и удивленно, но требуемое принесли быстро, без разговоров.
А вот назад Мирон возвращался поторапливаясь. В одной руке – водка, в другой – топор. В сарай он вошёл стремительно и, чтобы не дать мужику опомниться, уверенно прошёл к окну. Прислонил к стеклу топор, рядом поставил бутылку, вытащил из кармана стакан и, чуть стукнув донышком, решительно опустил его на подоконник. Быстро, почти в полной тишине (слышно было только бульканье наливаемой жидкости), наполнил стакан водкой до самых краёв, затем отступил на шаг и повернулся к Платону.
– Выпей для храбрости!
И в это время топор словно налился кровью. Солнце сделало своё дело: отразясь от заточенного до блеска лезвия, сияющий алый свет наполнил сарай тревожным ожиданием.
В другой раз Мирон полюбовался бы этой красотой, содеянной Природой и руками человека, но сейчас Мудрец пристально всматривался в лицо стоящего напротив мужика, стараясь угадать его мысли. И с облегчением вздохнул за секунду до того, как Платон отшатнулся от водки.
– Не буду я больше пить!
Мирон стремительно развернулся, схватил топор и сильно ударил им по стакану. Послышался звон, во все стороны брызнули водка и осколки стекла так, что Платон с ужасом отскочил от окна. Но Мирон не давал ему освободиться от страха – резко протянул топор ошалевшему мужику вперёд топорищем:
– На, бери, и молись Богу, что руки у тебя целы и здоровы! И голова на месте! А если узнаю, что Клавдию обижаешь, – ВЕРНУСЬ! – сказал громко, чуть не выкрикнул, и быстро вышел вон.
Свиснув Звонко, Мудрец вскочил на коня и, не на кого не глядя, галопом поскакал в лес.
Мирон лежал, уткнувшись лицом в траву, обняв ствол старой берёзы. Ночь выдалась ясная. Ярко светили звёзды, где-то совсем рядом заливался соловей, ободряемый светом жёлтого полумесяца, но Мирону было сейчас не до прелестей жизни.
– Мальчишка! Как ты смел так рисковать?! – кричал он сам на себя, благо, что никого рядом не было, и никто не мог его услышать, кроме верного коня. – Как ты смел орать на этого запутавшегося человека?
Слёзы готовы были вырваться из его глаз наружу, но Мирон не позволял себе такого удовольствия. Ещё и ещё раз вспоминал он события минувшего вечера и сравнивал себя со старшими Мудрецами. Уж они ни за что не позволили бы втянуть себя в подобное безумство.
– Не ведаешь, что творишь!
Звонко цеплялся зубами Мирону за воротник, пытаясь поднять хозяина с земли.
– И не утешай меня!
Конь грустно фыркнул и опустился рядом.
– Нет, ты скажи, – Мирон повернулся лицом к коню, – разве отец позволил бы себе что-нибудь подобное? Никогда! Ошибка за ошибкой – стыд-то какой! Сначала Веста… И кто тянул меня за язык со своим поцелуем? Девчонка потом всю дорогу бежала от меня как ошпаренная! Потом Платон!.. Хорошо, что не пришлось действительно рубить ему руки! Но кто дал мне право влиять на его поведение в будущем, да ещё при помощи угроз?!
Мирон представил себе как чинно, спокойно, без лишнего шума и суеты отец разобрался бы с этой ситуацией, и всё закончилось народным гуляньем с песнями и плясками, – и застонал от бессилия. Да, он действительно устал и очень хотел домой, отдохнуть. Но впереди было ещё как минимум два несделанных дела: свадьба и посещение сына дяди Егора. А всё это требовало от Мирона огромной силы Духа.
– Свадьба завтра.
