Безобидное соглашение
Дарья Прокопьева
Один странный вечер меняет жизнь Уильяма Вудвилла, графа Кренберри, до неузнаваемости. Вчера он объявлял себя закоренелым холостяком, а сегодня уже вовсю ухаживает – и за кем! – за главной возмутительницей спокойствия во всём Лондоне, драконьей наездницей Энн Харрингтон.Что движет этими двумя – любовь, страсть? А может, кажущееся безобидным соглашение, благодаря которому один надеется избавиться от внимания противоположного пола, а другая – это внимание обрести?
Дарья Прокопьева
Безобидное соглашение
Интерлюдия I. Большие надежды
Интерлюдия
I
. Большие надежды
Лето 1808 года
Предместья Лондона, Англия
– Ты сумасшедшая!
Она только рассмеялась в ответ, заливисто, беззастенчиво – запрокинув голову и обнажив горло. Всё её естество противоречило правилам приличия, даже смотреть на неё было стыдно: на некогда идеальную причёску, взлохмаченную порывистым ветром, на измятый низ светлого платья, а хуже всего – на острые щиколотки и босые ступни, танцующие по драконьей спине.
Энн Харрингтон меньше всего сейчас соответствовала статусу леди, но, тем не менее, ею являлась. За острыми плечами стояли семья с богатой историей, громкое имя, приданое в пять тысяч фунтов и, конечно, дракон – последний, оставшийся после трагедии, о которой не принято было говорить. Тот самый дракон, с которым Энн обращалась, будто с домашней зверушкой.
– Так и будешь стоять и смотреть? – она опустилась на спину зверя: юбка задралась, открыла взору не по-девичьи сильные ноги.
Малькольму потребовалась вся сила воли, чтобы поднять взгляд на протянутую ему ладонь. Если он хотел жениться на мисс Харрингтон, то обязан был принять приглашение – Энн и её дракон были неотделимы. И оба отказывались понимать, как можно опасаться огромного огнедышащего хищника, способного одним укусом переломить твой хребет.
– Мал, ну же! – требовательная девочка, его требовательная девочка.
Он отверг её руку, но лишь для того, чтобы опустить ладонь на лестничную перекладину. Дракон заворчал, почувствовав лишний вес, и Малькольм поёжился: со зверя сталось бы прямо сейчас взмыть в небо, заставив незадачливого наездника болтаться между жизнью и смертью. Но только его – не Энн.
Она летала так, словно родилась верхом. Вот и сейчас, пока Малькольм надёжно закреплял себя в седле, чтобы не дай бог не встретиться с праотцами раньше времени, Энн восседала на драконе безо всякой страховки. Ещё и предлагала Малькольму за неё держаться.
– Готов? – оглянулась она через плечо и, заметив краем глаза кивок, похлопала по чешуе в основании драконьей шеи.
Зверь послушно поднялся, переступил с ноги на ногу, расправляя крылья. А затем оттолкнулся от земли так резко, что у Малькольма крик застрял в горле. Пожалуй, за это дракону следовало сказать спасибо – Малькольм не хотел бы так опозориться перед Энн.
Благо, тяжёлым был только взлёт. Выл ветер, в ушах закладывало, из всех звуков вокруг оставался лишь невнятный гул да стук собственного сердца. В такие моменты у Малькольма вся жизнь пролетала перед глазами – ещё одна причина не любить полёты на драконах. У Малькольма была паршивая жизнь, бедная, полная изнурительного труда и пренебрежительных взглядов. В последние годы он изо всех сил пытался отречься от прошлого, и рядом с Энн это порой удавалось. Её беззаботность распространялась на каждого, с кем она соприкасалась, и вот это было благословение.
– Разве это не счастье?! – Малькольм скорее угадал, чем понял смысл её крика, едва различимого за шумом ветра.
У него сжалось сердце, когда Энн раскинула руки в стороны. Глядя на это, Малькольм невольно сильнее стиснул ткань её платья, в которую всё же вцепился. Энн не обратила внимания – она отдавалась полёту так, словно в нём крылся таинственный смысл жизни.
Наконец, дракон замедлился. Могло показаться, что он застыл в воздухе, но плывущие далеко внизу пейзажи подсказывали – это не так. Тем не менее, на высоте стало спокойнее, тише. Пользуясь этим, Энн перекинула ногу через спину дракона, повернулась к Малькольму лицом в компрометирующей близости.
От Энн пахло лавандовой водой, но к аромату, любимому многими девушками, примешивалось что-то ещё. Забыв о том, где находится, Малькольм осторожно поднял руку, коснулся вьющейся прядки у её виска, поднёс к своему лицу. Вот оно: лаванда, а ещё – кожаная сбруя, свежескошенная трава и тепло.
Повторяя движение Малькольма, Энн костяшками пальцев коснулась его щеки. Провела сверху вниз, от скул к подбородку, который затем мягко сжала, направляя, подсказывая. Её тонкие губы на вкус были мягче и слаще, чем на вид, кожа оголившихся бёдер – нежнее и бархатистее, глаза – темнее и глубже.
Энн прерывисто выдохнула Малькольму в рот, приподнимаясь, чтобы удобнее расположиться в его объятиях. Губы его при этом скользнули ниже, вдоль линии челюсти, к сгибу шеи, от прикосновений к которому Энн особенно млела. Он лизнул солоноватую кожу и с удовлетворением почувствовал, как её пальцы сжались на его плечах.
В полётах на драконе Малькольм видел всего два плюса. Первый – решимость и отсутствие видимого страха возвышали его в глазах Энн. Второй – только здесь, на высоте в добрую сотню футов они оба могли делать то, чего на самом деле хотели. Она могла быть кем-то большим, нежели дебютанткой, единственная ценность которой заключалась в проходящей красоте и статусе. Он мог прикасаться к ней так, как, он знал, никто и никогда не касался.
Она вздрогнула, когда он поцеловал самый край благодатно глубокого декольте. А может, дело было в его пальцах, задравших юбку, скользнувших по внутренней стороне бедра к самому средоточию жара, уничтожавшего всё благоразумие на своём пути.
Малькольм поймал стон Энн поцелуем, проникая в неё – самую малость, лишь на фалангу пальца, но достаточно для того, чтобы разрушить всю её счастливую аристократическую жизнь. Энн знала это, но продолжала цепляться за него, продолжала встречаться с ним, продолжала позволять ему больше, чем следовало. Иногда Малькольму казалось, что ею движет вовсе не влюблённость, а жажда риска, пугающая и возбуждающая до чёртиков.
Он зарычал, прижимаясь губами к её горлу и страдая от невозможности оставить на ней свой след. Ему хотелось кричать, что эта леди – невыразимо богатая, желанная, приковывающая взгляды всякий раз, когда пересекает порог комнаты, – принадлежит ему, самозванцу без роду и племени. Малькольм знал: однажды он это сделает.
Пока же он держал её, теряющую контроль от оргазма, и не мог отвести взгляд. Энн кончала так же, как и смеялась: откровенно, самозабвенно, вновь запрокинув голову и глядя в безграничное небо. А потом неизменно обессилено опускала голову Малькольму на плечо, позволяя лениво перебирать волоски на покрывшейся мурашками шее и щекоча кожу тёплым дыханием. В такие моменты он начинал думать, что, возможно, только возможно, самую малость, но всё же в неё влюблён.
На земле необходимость притворяться возвращалась. Перед тем, как спуститься, Энн повернулась к Малькольму спиной и разгладила ладонями юбку – словно её можно было спасти. Он поцеловал выступающий позвонок в основании её шеи и отстранился на приличное расстояние. Она наклонилась, направляя дракона, и к зверь сиганул вниз так, словно надеялся разбиться.
– Сохранишь это втайне для меня, малыш? – уже спрыгнув на траву, Энн прижалась щекой к тёплой драконьей чешуе.
Малькольм не знал, слышал ли огромный зверь её шёпот, но ворчание его вполне можно было принять за согласие. Улыбнувшись, Энн похлопала зверя по морде, благодаря, и отстранилась – с полным сожаления вздохом. Малькольм надеялся, что хотя бы часть этого сожаления распространялась и на него.
– Поможешь? – Энн протянула ему руку, прося поддержки.
Опершись о предплечье Малькольма, она поочерёдно сунула босые, желтоватые от пыли ступни в туфли, казавшиеся теперь неправильно тесными. Ещё один жест, отрезающий их обоих от мечты и возвращающий в реальность, радовавшую куда меньше. Напоследок стиснув руку Малькольма, Энн отступила.
– Благодарю вас, мистер Робсон, – она присела в коротком книксене.
– Всегда рад прийти на выручку, мисс Харрингтон, – он вежливо поклонился.
Маски были надеты вновь. Энн оглянулась, подзывая компаньонку, тревожно ожидавшую на краю лётного поле. Девушкя, до того теребившая манжеты и нервно оглядывавшаяся по сторонам, поспешила к своей подопечной. Она не скрывала: для неё было большим облегчением видеть ту целой, невредимой, стоящей на ногах твёрдо и как можно дальше от любого мужчины.
– Мисс?
– Джинджер, – Энн улыбнулась ей так, как могла только она – открыто, будто компаньонка была ей ровней. – Не прикажешь ли снарядить карету? Думаю, нам пора домой: дядюшка и так достаточно поволновался.
– Конечно, мисс. – Однако Джинджер не спешила уходить, взгляд её тревожно скользнул в сторону Малькольма. – Почему бы вам не подождать в здании? Становится прохладно.
На самом деле пекло, как на сковородке. Джинджер даже не пыталась скрывать, что беспокоится больше за репутацию, чем за здоровье подопечной. На Малькольма она всегда смотрела неодобрительно, едва ли не с вызовом – словно чувствовала, что по крови он ближе к ней, чем к неприкосновенной Энн Харрингтон.
– Если тебе так будет спокойнее.
– Будет, мисс, – наконец, Джинджер потупила взор, как и полагалось.
– Тогда пойдём, – Энн развернулась на острых пятках. – Проводите нас, мистер Робсон?
Вопрос был риторическим: она говорила, а ловкие пальцы уже подцепили его под локоть. Джинджер оставалось только поджать губы и ускориться, позволяя Малькольму любоваться её раздражённо прямой спиной. Да, в отличие от неё, он сумел проложить себе путь к довольству и комфорту.
– Кажется, я не нравлюсь твоей компаньонке, – он наклонился чуть ближе, наслаждаясь тем, как Энн заливается румянцем от ощущения его дыхания на щеке.
– Ей не нравится любой, к кому не питает симпатии мой дражайший дядюшка. Но я не сержусь: в конце концов, пособие ей платит он.
– Странно слышать, что ты оправдываешь чьи-то поступки деньгами.
– Я не оправдываю, но понимаю. Моя свобода и безопасность тоже полностью зависят от его щедрости. За одним простым исключением: меня не так просто выставить за порог. Придётся придумывать объяснения, которые удовлетворят общество… – она неопределённо взмахнула рукой, намекая: найдутся и прочие сложности. – Дядюшка не захочет заморачиваться, и, пока это так, у меня остаётся пространство для вольностей.
«Вроде тебя», – не произнесла Энн, но Малькольм услышал. Ещё один вопрос, порой терзающий его разум: был ли он для неё лишь способом позлить родню или чем-то большим? И почему это его хоть изредка, а всё-таки волновало?
– Ну вот, я тебя огорчила! – её пальцы сильнее сжались на его плече, возвращая в действительность.
– Нет, просто заставила задуматься. – Малькольм вновь посмотрел в спину Джинджер, от которой они уже прилично отстали. – Возможно, я был к твоей компаньонке слишком предвзят.
– Ты просто смотрел на неё, исходя из своего положения в обществе. Я давно заметила: если поставить себя на место другого человека, можно быстро проникнуться к нему если не симпатией, то пониманием.
– Так ты поступила и со мной?
Она покачала головой.
– Есть люди, на чьё место я опасаюсь вставать.
Интуиция подсказывала Малькольму, что нужно свернуть разговор, перевести на тему более безобидную и приятную. Но любопытство – чувство сильнее благоразумия, в чём они оба уже не раз успели убедиться.
– Почему?
Энн посмотрела на него. Для этого ей приходилось задирать подбородок: она была невысокой, особенно по сравнению с ним. Удивительно, как кто-то столь маленький умудрялся оставаться настолько… заметным.
– Вдруг увиденное мне не понравится?
Они остановились. Малькольм посмотрел в её глаза, внимательные, изучающие, стремящиеся взглядом забраться ему под кожу.
– Например? – он сам не знал, почему понизил голос. – Чего ты боишься?
Её рука соскользнула с его локтя, пальцы вновь провели по щеке. Малькольму захотелось поймать их, прильнуть к тёплой ладони, закрыть глаза.
Он ничего не сделал.
– Я боюсь, что ты ничем не отличаешься от других.
Малькольм всё же поймал её руку, прижался сухими губами.
– Обещаю, этого ты не увидишь.
– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведёт меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.
Последнее слово она произнесла, будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: её дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернётся для неё сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.
– Надеюсь, ты пропустишь её слова мимо ушей.
– Безусловно, – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать свои мысли.
Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдёт, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.
– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий, и согласишься выйти за меня замуж.
Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.
Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец, повернулась вполоборота, взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.
– Ты сказал то, что думаешь?
«Похоже, что я шучу?» – хотел усмехнуться Малькольм, но сдержался. Он вдруг почувствовал себя так, словно сидел верхом на драконе без седла и страховки: одно неосторожное движение, и можно проститься если не с жизнью, то с будущим.
– Да.
