Элла молчала весь день. Андрей звонил ей пару раз – она не ответила. И конечно, не перезвонила: теперь она сердится на него, и специально будет мотать ему нервы! Тем более, вчера он сам подсказал ей, как это можно сделать, а она быстро учится.
Он чувствовал себя неважно, в каком-то расстройстве – наверное, устал. Прошлая неделя была напряжённая, потом эта поездка к Михаилу Андреевичу, аэропорт, самолёт – а он терпеть не может самолёты. И выходные на бегу: в субботу приглашали приятели, в воскресенье старшие Нечепоруки угощали шашлыками на даче. А теперь куча проблем на работе… И вчерашняя ссора с Элкой… Как же надоели эти ссоры! В последнее время они только и знают, что выясняют отношения, и она всякий раз демонстрирует ему свой характер! Она всегда несчастна, всегда обижена, а он – только во всём виноват! И отец постоянно её поддерживает, чуть только узнает, что они разругались: «ты мало заботишься об Элле», «ты не уделяешь ей внимания», «ты её расстраиваешь»!.. Ничего, что она вообще не уделяет ему внимания, ничего, что запросто расстраивает его самого! Что её постоянно где-то носит, и скоро она, наверное, уже будет жить в этой своей бильярдной! Нет, конечно, – это нормально. Потому что и в этом тоже виноват он: «Твоей жене скучно». «Если бы ей всего было достаточно, она бы не закатывала тебе истерики. Значит, ты чего-то ей недодаешь». И что ему возразить? Она привыкла выставлять себя жертвой, чтобы все её жалели, ну так пусть ею и будет! Пусть вернётся сегодня первой! Пусть сама его ждёт! Пусть действительно расстроится и поскучает!
Он прикинул варианты. Можно поехать к Славику: посидеть и взять по пиву. Или к парням на автодром: они как раз собираются сегодня, погода позволяет. Но ни к Славику, ни на автодром ему как раз и не хотелось. Тогда куда? Можно ещё что-нибудь придумать!.. Навестить кого-то из старых знакомых, с кем давно не виделись. Но эти старые знакомые любят изливать душу или же наоборот – хвастать, как у них всё шикарно, и как круто они устроились. Да если и нет, если не хочется слушать приятелей – сочувствовать им или завидовать, – то, в конце концов, в городе достаточно мест, где можно нормально провести вечер! И это будет очень хороший вечер – во всяком случае, уж точно не хуже, чем тот, что был вчера. Из-за вчерашнего вечера – не из-за усталости, не из-за перелётов и командировок, не из-за проблем на работе – Андрей и чувствовал себя сейчас так плохо, что кажется, впору умереть.
«Хватит уже вилять, – наконец, сказал он сам себе, – ты просто не хочешь идти домой! Не хочешь идти без Элки и слушать пустоту. Так иди тогда к ней!». Пожалуй, это был единственный выход. Он вздохнул и поехал к Артурчику.
В «Клубе зеро» было малолюдно, даже пусто: время для основной части посетителей слишком раннее. Двое парней за бильярдным столом разбивали «пирамиду», ещё один наблюдал, стоя рядом. Несколько девушек, видимо, из той же компании, сидели у барной стойки на высоких круглых стульях, пили коктейли, смеялись и щебетливо переговаривались. Заметив нового гостя, они дружно, как по команде, повернулись и устремили на появившегося в дверях Андрея чуть удивлённые, взволнованные взгляды, что, впрочем, легко объяснялось: он был вызывающе, до неприличия красив – на грани той степени, которая позволительна только женщинам. В нём и присутствовало что-то неуловимо женственное – слишком лёгкое и невесомое, чтобы вызывать отторжение, но в тоже время остро, нестерпимо дразнящее. Такое, что и заставляло девушек, подобно этим, оборачиваться и смотреть ему вслед, если не со сладострастным трепетом, то, по крайней мере, не без любопытства. Ему исполнилось двадцать пять, но лицо его, не утяжелённое тенью печалей и тягот, всё ещё сохраняло чистоту и юношескую мягкость линий. Волосы тёмно-кофейного цвета, безукоризненность черт, бархатная кожа – всё в нём было на удивление хорошо. Однако самое большое восхищение вызывали его глаза – такой пронзительной синевы, что невольно рождалось сомнение: не линзы ли это? Но нет: глаза были подарком природы. Сложен он также был весьма неплохо, хотя не выглядел ни мощным атлетом, ни стероидным «мачо», но довольно высокий, стройный и в меру спортивный. К заинтересованному, а нередко и весьма откровенному женскому вниманию Андрей привык давно, не так уж часто придавая ему значение, а сейчас, занятый своими мыслями, вообще не заметил ни девушек, стайкой расположившихся у стойки, ни того напряжённого нетерпения, с которым они проводили его глазами.
Он вошёл в комнату, смежную с основным залом. Здесь было светло – в соседнем царил полумрак, искусственно созданный тяжелыми опущенными шторами, – но дымно: Артурчик держал во рту сигарету и, судя по наполненной пепельнице, не первую. Щеголеватого вида парень, по годам – студент, не старше, вероятно, кто-то из «мажоров», частенько зависающих в этом заведении, что-то рассказывал и сам же смеялся своему рассказу. Элла также была здесь: сидела у стола, опершись подбородком на сцепленные пальцы.
Андрей поздоровался с Артуром и парнем, потом подошёл к жене.
– Привет, Элла.
Она подняла на него глаза, едва заметно кивнула, и сразу же снова отвернулась. Действительно, рассердилась она сильно. И возможно, надолго.
– Как успехи у моей красавицы? – спросил он не столько у неё, сколько у Артура.
Тот ответил:
– Никак. Она не играет сегодня: у неё депрессия. Что это с ней?..
– Не знаю. Просто нет настроения. Элла! Может, пойдём домой? – предложил ей Андрей не очень уверенно, опасаясь, что она не захочет, и придётся возвращаться одному.
Элла неопределённо передёрнула плечом, но и не отказалась. Он истолковал это как согласие. Протянул ей руку. Она приняла её – всё так же молча – и встала. Идя к выходу, они пересекли центральный зал вместе, и девушки у барной стойки моментально потеряли к нему свой охотничий интерес. Элла молчала в клубе, молчала, пока они шли на стоянку. Андрей ждал услышать её – хоть что-нибудь! Но, так и не дождавшись, заговорил первым, когда они сели в машину:
– Ты сердишься, да? За вчерашний вечер? Что я накричал на тебя?
Она взглянула на него и, наконец, откликнулась:
– Мне что, по-твоему, нужно радоваться?
– Я не говорю, что радоваться!
– Так скажи! Ты же так считаешь? Что можешь вешать на меня свои проблемы, своё плохое настроение!.. Что ты всегда срываешься на мне – как будто это я причина! А я должна всё глотать и не обижаться!
Элла всегда так говорила, это была её обычная отповедь. И ссорились они так всегда: на любые его слова она отвечала своими обвинениями, сваливая с себя любую ответственность, – крайним всегда оказывался он. Можно было уже давно привыкнуть, но Андрей тоже рассердился:
– Я не собирался тебя обижать. И не срывался! Я просто ждал тебя вчера весь вечер – я вечно тебя жду!
– А я?! Я разве тебя не жду?! Да я всё время только это и делаю! Я устала! – Её голос зазвенел, и на глазах показались слёзы. – Все смотрят на тебя и думают: как ей повезло, какой у неё муж! И у них даже мысли нет, что я тебе вообще не нужна, что ты обходишься без меня, сколько тебе надо! Что не подходишь ко мне неделями! Тебе легко это, а мне нет! Потому я и жду тебя! И вчера я пришла к тебе именно поэтому! Я так хотела побыть с тобой!.. А ты наорал на меня и выкинул! Так что отстань от меня! Хоть сейчас оставь меня в покое!
– Дура! – выкрикнул он в бешенстве и отчаянии. – Ты дура просто, Элка! Неужели ты совсем не понимаешь?! Я же тоже пришёл к тебе сейчас!.. Я же потому к тебе и пришёл!..
Кажется, теперь она поняла. Посмотрела в его лицо и тихо уронила это своё:
– Андрей!..
Он притянул её к себе – живую, трепетную под тонким шерстяным платьем (плащ она бросила сзади), с обжигающими слезами, с горячим, как жар, дыханием. С трогательным коротким завитком, выбившимся из тугого узла русых волос на затылке и упавшим ей на шею, – он чувствовал этот завиток у себя под пальцами. И с силой сжал её плечи. Теперь он и сам был живой и жаркий, как в лихорадке, и дрожал – тоже как в лихорадке. Она не злилась больше, просто нашла губами его рот. Он помедлил немного, но потом чуть отстранился и выговорил:
– Поехали домой.
– Да, – прошептала она и отпустила его, – пожалуйста, поехали домой.
6
Прошло две недели, если чем и отмеченных, так это скандалами.
Мария Крот получила комнату в помещении редакции и вступила в свои полномочия. Точнее, какими именно полномочиями её наделил Нечепорук, достоверно никто не знал: у неё не было конкретной должности и, соответственно, должностной инструкции. Он называл её своим советником, она в частных разговорах вообще приравнивала себя к нему и заявляла, что неподчинение ей равнозначно неподчинению директору. Обстановка накалялась – не только в редакции, но и на радио, и даже в самом «Инвест-трейде», поскольку Крот беззастенчиво грузила собственными указаниями всех, кто попадался ей на глаза и под руку. При этом вежливостью она не отличалась и вела себя совершенно по-хамски. Подчинённые Нечепорука, не понимая до конца ситуацию, остерегались возмущаться и терялись в догадках. Проще всего было бы объяснить невероятное положение Крот при Нечепоруке её статусом любовницы, но приписать им именно любовную связь представлялось абсолютной глупостью: слишком уж непривлекательно она выглядела, а человеком с выраженной экстравагантностью Нечепорук за все долгие годы себя не зарекомендовал. Вряд ли столь странный сдвиг произошёл с ним только сейчас, ближе к склону собственной активной жизни. Да и вообще в его отношении к ней не просматривалось намёков на близость, за исключением безграничного слепого доверия. По причине этого доверия он прощал ей самые странные выходки, граничащие с безумием, и самые нелепые ошибки, граничащие с глупостью: то, что она не умна, стало уже всем очевидно. Всем – но не ему: он по-прежнему восхвалял её невидимые «таланты» и возводил в образец для подражания. Любой поступок странной Марии Крот вызывал у него не поддающееся разумному объяснению восхищение, либо же, в крайнем случае, оправдание. Что случилось со всегда здравомыслящим шефом, никто не знал, а потому всё чаще стали поговаривать, что Крот владеет тайной магией. Конечно, это было абсурдом, но других, менее абсурдных версий не было.
Крот успела разругаться в той или иной мере почти со всеми, однако хуже всего у неё складывалось с редактором Еленой Светловой. Немало тому способствовало их непосредственное соседство – Крот фактически взяла редакцию под свой контроль, – но еще больше – её вопиющая безграмотность, остающаяся, впрочем, незаметной для Нечепорука. Она взялась написать несколько статей в газету, когда и обнаружилось, что пишет Крот со стилистическими ошибками, не говоря уже о том, какой дикой смесью штампов, громогласных заявлений и цветистых оборотов оказались эти статьи по смыслу. Светлова взялась их выправить, но выправила лишь отчасти. В итоге, когда после выхода газеты в «Инвест-трейде» потешались над данными публикациями, Крот заявила, что до столь уродливого вида их довели именно правки Светловой.
– Вы убили главный смысл моих материалов. Всё, что я хотела донести до читателей, вы выбросили! Из работы с научным подходом вы сделали жалкий бред! – кричала она редактору в кабинете Нечепорука, куда он вызвал их обеих.
Светлова отчаянно и безуспешно доказывала, что до её поправок статьи являли собой ещё больший бред. Крот стояла на своём. Нечепорук, вдоволь наслушавшись этой перебранки, вынес половинчатый и мягкий вердикт: отставить разбирательства и впредь продолжать работать вместе, но так, чтобы результат получался качественным. Обе конфликтующие стороны истолковали его слова по-своему и противоположным образом: Светлова сочла, что ей позволено редактировать материалы на своё усмотрение, Крот же ещё больше утвердилась в мысли, что главенствующая роль отныне принадлежит ей. В итоге конфликт оказался не только не потушен, но и разгорелся с новой силой: следующий выпуск газеты едва не был сорван.
Помимо дел в редакции Крот вела и ещё какую-то полуподпольную деятельность, в которую никого не посвящала. Однако, как рассказывала Ларисе Светлова, к ней приходили разные люди – мужчины и женщины, совсем молодые и древние старики, работяги и представители местной мелкой «буржуазии». Она общалась с ними, с каждым наедине, причём общалась на удивление обходительно, а некоторых даже провожала до самой лестницы, одаривая радостной улыбкой, – так выяснилось, что ей не чуждо представление о вежливости и даже благовоспитанности. Светлову напрягали все эти ежедневные хождения, которые, как она считала, дезорганизуют редакцию и мешают нормальному рабочему процессу, но положить им конец она не могла – так же как и вообще препятствовать Марии Крот.
– Вы не представляете, как действует на нервы весь этот люд! – жаловалась редактор. – Они шумят, входят не в те двери, дают нам задания, как будто мы подчиненные этой женщины, и требуют с нас спрос. Кроме того среди них встречаются весьма подозрительные личности! Я не удивлюсь, если из-за них случится какая-нибудь неприятность.
А вслед за Светловой Ларису навестил и Федотов, директор городского радио, редактор новостей и их ведущий в одном лице. Поначалу он, как и все, отнёсся к новоявленной советнице Нечепорука без уважения, однако сейчас вдруг заявил совсем иное:
– Представляешь, Крот эта, оказывается, такие дела заворачивает! Навербовала себе целый штат: собирать информацию. Везде расставляет агентов. Мне рассказали – я сначала не поверил. А сейчас сходил к ней, пообщался и вижу, что мы её недооценили. Думали, что с причудами. А шеф-то прав был – золотая голова, не то что наши, дубовые: сразу разглядел, что это ценное приобретение.
– Даже бесценное. Он назвал ее бесценной.
– Может, и бесценное. Смотря как она справится. Но мысли там – ого-го! Такие стратегии… – на его лице отразилось полное восхищение стратегиями Марии Крот, – закачаешься! Где она только набралась подобного?
– И что же она предлагает?
– Долго объяснять, но если в двух словах, то принцип как у сетевого маркетинга: внедрять своих людей по ключевым позициям в разных общественных организациях и движениях, в том числе и неформальных. Те набирают себе команду. В результате – та же пирамида, только не продавцов, а информаторов.
– Боже, какой ужас! Отдаёт антиутопией, – скептически заметила Лариса.
– Хм!.. Но зато как мощно! Кто ещё до этого додумался? А она – да!
– И Крот – на вершине пирамиды.
– Смешно, – теперь уже согласился он. – Но мощно. Настоящая сеть.
– Ты случайно не попал в эту сеть и сам? Не собираешься и меня завербовать?
– Не собираюсь, у меня пока других дел хватает. С работой бы разобраться: легко тянуть всё одному? Да и не вербовал бы я тебя, видишь же – честно поделился тем, что знаю: может, тебе пригодится. Раз она затеяла это, значит, для Нечепорука. И ты ведь на него работаешь. Значит, могли бы с ней работать вместе.
– Я сомневаюсь, что мы могли бы работать вместе. Не только из-за её стервозного характера – это можно было бы перетерпеть. Но она ж несёт бред! Пишет безграмотно. Говорит банальности – я её слышала. Что полезного для Нечепорука она может сделать?
– Но делает же! И что пишет безграмотно… Пусть себе пишет! Может, это для отвода глаз? Прикидывается, чтобы не вызывать подозрений. А сама в это время заворачивает большие дела.
– Зачем же она тогда чуть не сорвала выпуск газеты? – возмутилась Лариса. – Номер отвезли в печать в последний момент! Еще бы полчаса, и вообще бы не успели в срок, позор, такого никогда не было! Или это тоже для конспирации?
Федотов подумал, потом пожал плечами.
– Ну, не знаю. Может, не рассчитала что-то. А может, Светлова сама нагнетает обстановку! И с газетой ведь в итоге всё успели.
– Я не думаю, что Светлова диверсант в своей же редакции. Она пришла недавно, дрожит над этой должностью… Зачем ей срывать работу? А вот Крот не производит впечатления чрезмерно ответственного человека – скорее, наоборот.
– Да, ответственность… – Федотов отмахнулся. – Это мелочь. Главное, что она перед собой такие задачи ставит! Такой масштаб!.. Ну ладно, время покажет, кто прав.
Вечером Лариса отправилась к Марии Крот. Как ни странно, она была почти единственной, с кем та не поскандалила и даже соблюдала некую видимость дружелюбия. Другим человеком, с которым Крот не конфликтовала, была Вера Сотникова. Возможно, свою роль в этом сыграло то, что именно их двоих Нечепорук познакомил с ней первыми и лично. Возможно, она просто выжидала, а возможно, и в самом деле прикидывалась. Но какова бы ни была причина, факт оставался фактом.
Марию Крот Лариса застала одну в её комнатушке в редакции. Здесь было захламлено и неряшливо, как на перевалочном пункте, бумаги, книги, газеты, картонные ящики, набитые чем-то целлофановые пакеты были растыканы куда придётся. Стол тоже был завален бумагами – так, что хозяйку всего этого добра едва было видно. Зато компьютер стоял новый, очень мощный. И принтер тоже. И колонки. И огромный монитор. И ноутбук, который лежал в чехле на тумбочке, тоже был хорош на зависть многим: глобальные задачи требовали, как видно, достойного технического оснащения. Крот была в наушниках и священнодействовала за компьютером. Именно священнодействовала, поскольку имела вид жрицы. Кивнув Ларисе на расшатанный стул (похоже, из редакции ей отдали всю рухлядь), она ещё какое-то время возилась со своим чудом техники, после чего сняла наушники и изобразила улыбку – так же ловко, как и обычно. Крот бессменно носила всё ту же одежду, в которой явилась в «Инвест-трейд» в свой первый визит, правда, сейчас была без пиджака: он валялся на обшарпанном диване.
– Извините, Лариса Алексеевна! Заставила вас ждать. Но очень много работы, поверьте! Газета, статьи… Формирую массовое сознание! Так по какому вы вопросу?
Лариса начала издалека, тоже извинилась – за беспокойство, пожелала своей собеседнице успехов в её нелегком, но, несомненно, важном и нужном труде, и только потом рискнула перейти к сути:
– Я сегодня разговаривала с Федотовым.
– Он говорил вам обо мне? Говорил, что я набираю информаторов?
– Очень вскользь, я не совсем поняла вашу задумку. Поэтому, собственно, и пришла: чтобы правильно понять. Вы сами подчёркивали, что у нас с вами общие цели и задачи.
Крот оживилась:
– Моя задумка очень несложная, но крайне эффективная. Я хочу воспользоваться принципами сетевого маркетинга, применив их в сфере информации. Сейчас есть такая тенденция – вы, наверное, в курсе, – переносить принципы экономики в другие сферы. В частности, в общественные науки.
– А вы специализируетесь на каких? Экономика? Или общество? – уже чувствуя подвох, Лариса попыталась её подловить.
Попытка не удалась, Крот ответила, не моргнув глазом:
– Общество, социальные конфликты. Но и экономика тоже. В частности, я изучала экономику труда.
– Ничего себе! Какая многогранность! А что вы окончили?
– Несколько вузов, аспирантура… У меня престижное образование. Хотя я не люблю об этом говорить и тем более не люблю хвастать дипломами. Привыкла доказывать свои способности делами, а не бумажками.
– Но вы так и не раскрыли смысл вашей задумки.
– Ах, да! Всё очень просто: МLM. Многоуровневый маркетинг. Или сеть, пирамида – как угодно, хотя серьёзные сетевики не любят это слово. Я привлекаю людей, предлагая им стать дистрибьюторами. Другими словами, проводниками любой ценной информации. Я продаю им информацию – они распространяют её внутри своих коллективов. И продают мне свою, так же добытую в коллективах. «Продают» – я говорю условно. Смысл не в деньгах – больше в самом участии: общественная значимость, приобщение к общему делу. Если действовать таким образом, можно держать руку на пульсе. И управлять процессами.
– И много у вас людей? Информаторов, я имею в виду?
Крот лучезарно улыбнулась:
– Пока нет: немного. Но я работаю. Думаю, что уже в ближайшее время смогу существенно расширить их круг. Я приглашаю к себе всех желающих, провожу собеседования, но… – Она пожала плечами. – Знаете ведь, как бывает: кандидатов много, а выбрать некого. Я отобрала человек десять, может, у них получится добывать информацию. Но мне нужны помощники! Может быть, вы и Федотов? Тоже подключитесь к этому? – спросила она с надеждой. – Я так поняла, он заинтересовался.
Лариса качнула головой.
– Не могу сказать насчёт него. А вот я точно не смогу вам помочь: у меня совсем нет таланта к сетевому маркетингу.
– Но это не так уж сложно.
– Нет. Я же знаю свои способности. К тому же у меня всё-таки есть определённые сомнения в результативности вашего замысла: звучит он, согласитесь, несколько настораживающе.
– Жаль. – Кажется, Марию Крот это замечание оскорбило, и настроение её испортилось. – Жаль, что вы так считаете. Что не верите в малоосвоенные практики. Я всё-таки надеялась на вашу помощь.
Дальнейшие уточняющие расспросы Ларисы она решительно отмела, сославшись на якобы секретность тех данных, на которые она опиралась в своей работе.
– Я постараюсь найти для вас монографию, – добавила Крот уже с раздражением. – Вы почитаете и сами сложите мнение о характере моих начинаний. Хотя не обещаю, что найду: тираж был очень мал, издание эксклюзивное. У вас есть ещё ко мне вопросы? Простите, но как я уже говорила, я очень занята!
Изворотливость этой женщины казалась безграничной, отчего и Лариса начала терять терпение:
– Только один. Аркадий Павлович в курсе ваших экспериментаторских идей? Всё-таки эксперимент предполагает определённый риск!
– В общих чертах. – Крот не смутилась и сейчас. – Для руководителей его уровня важен только результат, зачем тратить его бесценное время на всякие мелкие детали? Думаю, вы тоже не станете отвлекать его по пустякам.
Расстались они с плохо скрытой неприязнью.
После этой странной, насквозь неискренней беседы, просто-таки сотканной из лжи и фальши, Лариса ещё больше укрепилась в мысли о каком-то нелепом, причудливом, почти шутовском шарлатанстве Крот. В то же время она не считала нежизнеспособными изложенные ею идеи: определённо, при чёткой, отлаженной организации они могли работать, другое дело, что их моральный аспект вызывал большие сомнения. Шарлатанство было не столько в идеях, сколько в самой Крот, виляющей и путающейся даже в том, о чём, казалось бы, должна иметь чёткие представление. Однако нет: ни на один прямой вопрос она не дала прямого ответа, уходя от всяких уточнений с нахальством мелкого жулика. От всех её наработок также веяло натуральным жульничеством – как от безграмотных газетных публикаций, так и от «собеседований» с «потенциальными дистрибьюторами». И, однако же, чувствовала она себя в такой ситуации весьма вольготно – так, словно ни на секунду не сомневалась в прочности своего положения: как чувствует себя шут, обезьянничающий на сцене, веселя и одновременно раздражая толпу. В итоге всё это создавало ощущение некой сценической постановки, к которой и относиться, наверное, следовало как к дешёвой комедии, но почему-то она виделась драмой. «Если Крот и впрямь получила индульгенцию на любые свои действия, чем это в итоге для всех обернётся? Мы же скатимся к провалу в результате её узаконенной глупости – с землёй, с рынком, с общественными слушаниями! Она водит всех за нос, как портной, который сшил платье голому королю и, тем не менее, получил рукоплескания придворных. Пусть все молчат, заблуждаясь или боясь недовольства начальства, но я не могу молчать: в конце концов, это просто бесчестно – видеть гибельную суть и притворяться, что ничего не видишь. Надо попробовать открыть остальным глаза», – решила для себя Лариса.
7
Она вошла, и он улыбнулся.
– Привет, Лара.
– Привет, Андрей.
– Садись, – кивнул он ей.
Она послушалась.
– Извини, что отрываю тебя от дел. – Чувствовала себя Лариса и правда слегка неловко.
– Ничего.
– Но тут такой вопрос… По-моему, очень важный. И спросить мне больше не у кого.
– Что за вопрос?
