Игра с кумом. Повесть
Ольга Владимировна Покровская
Приключенческая повесть. 70 годы, поздний брежневский застой. Интеллигентные московские семьи живут в своем мирке и не замечают ничего вокруг себя. Они погружены в события личного плана: любовные чувства, супружеские измены,разбитые сердца. Тем временем в их жизнь исподволь вторгается мистическаянечисть, и в конце концов является человек, объявляющий себя посланцем дьявола.Данная повесть публиковалась в журнале «Новый мир» №2 2024
Игра с кумом
Повесть
Ольга Владимировна Покровская
Фотограф Ольга Владимировна Покровская
© Ольга Владимировна Покровская, 2024
© Ольга Владимировна Покровская, фотографии, 2024
ISBN 978-5-0062-5926-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОЛЬГА ПОКРОВСКАЯ
ИГРА С КУМОМ
Повесть
Пролог
Серые «Жигули» забирались в подмосковную глушь по дороге, местами обледенелой, а их сосредоточенный водитель тонул в невеселых мыслях. Близился Новый год, душа истосковалась по празднику, а праздника все не было.
«Жигули» принадлежали его теще, и Денис – так звали водителя – вздрагивал на поворотах и воображал, какую мину состроит Римма Борисовна, заметив на авто покойного мужа хотя бы царапину. Отвлекаясь от тещи, он досадовал на прочие заботы. Что заночует в продуваемой даче, где из щелей несет стужей. Что не знает, каким увидит отца, застрявшего в депрессии после смерти жены. Что сестра Таня не отдаст за его покупки ни копейки, и что жена Инга, подведя финансовые итоги, обязательно посетует, что ей не хватает на колготки.
Эти колготки были его навязчивым кошмаром. Семь семьдесят, если немецкие. Откуда такие сумасшедшие цены?
Дорога вывела его к станции. В сизом небе висели фонари, в воздухе вилась метель. На площади мельтешила буйная компания – визжали бабы в платках, реготали пьяные мужики в шапках и без.
– Гегемоны, чтоб их… – процедил он с опаской.
Один мужичок накренился на капот, но устоял и погрозил машине кулаком, а Денис облегченно выдохнул и подъехал к магазину, где за стеклом угадывалось трогательное убранство из обвислого серпантина и бумажных гирлянд.
Отец любил деревенский хлеб, и Денис поднялся в магазин, пропахший солидолом и хозяйственным мылом. Единственная покупательница разглядывала тазы, консервы, ящики с гвоздями. Продавщица нехотя выложила на прилавок пять буханок.
– Вы не в Топилино? – спросила она. – Женщину подвезете?
Денис ехал в именно Топилино, но он не любил попутчиков. Особенно женщин, вечно теряющих помадные тюбики или оставляющих в салоне ароматы, которые его теща и жена выявляли, как завзятые собаки-ищейки. Незнакомка искательно заулыбалась. В ее блудливой улыбке и цыганских глазах сквозило что-то нездешнее.
Она не понравилась Денису. Он что-то буркнул, и через минуту отъехал от магазина. Дорога привела его к закрытому переезду, и он скучно уставился на красный сигнал под козырьком. Вокруг высились сугробы, за которыми угадывался лес с синюшными еловыми лапами. Казалось, что вокруг нет ни души, но тут из темноты прилетел снежок и ударился о лобовое стекло.
Испуганный Денис понял, что не зря опасался пьяной команды. Преследователей было пятеро, они предвкушали расправу, и Денис увидел, что голыми руками от них не отобьешься, а лезть в багажник за монтировкой уже поздно.
– Что людей давишь, сука! – взвыл один, плосколицый, и перед Денисом мелькнули глаза изувера, почуявшего кровь.
На него налетели двое, вцепились в его пальто, и что-то треснуло, но рядом закричала женщина, и нападавшие ослабили хватку. Денис отступил и увидел, что незнакомка из магазина, истошно вереща, лупит хулиганов сумкой. Ее надрывный визг вызывал озноб. Нападавшие растерялись, плосколицый поскользнулся и упал. Потом небритый главарь, стоящий в стороне, процедил сквозь зубы:
– Ладно… забирай свою бабу и катись.
Атака сдулась. Забияки развернулись и побрели прочь, как честные работяги, сделавшие дело. Незнакомка подхватила чемодан. Все произошло так быстро, что Денис очнулся только от сирены, зазвеневшей на переезде. Красный огонек мигнул, мерно прогрохотал грузовой состав, стало тихо. Шлагбаум вздрогнул.
– Что это было… – пробормотал Денис, садясь в машину.
Незнакомка уже устроилась в кресле и расстегнула аляповатую дубленку с настроченными цветами. В салоне завоняло косметической отдушкой, а Денис нахмурился, переключил скорость и наткнулся на теплое колено, обтянутое капроном. За переездом машина провалилась в лес. Изучая выбоины, освещенные фарами, Денис вдруг заподозрил, что эта странная женщина подговорила пьяниц напасть на него, и обнаружил, что боится ее сильнее, чем деревенских агрессоров.
Она показалась ему ведьмой. Он утопил тормоз, и вставшую машину резко повело среди дороги.
– Ты их подбила, – сказал он. – Вылезай. Дойдешь.
Вокруг сгущалась чернота, выделяя лишь бледные сугробы, за которыми пенились заиндевелые ветки. В просвете дороги висело тусклое жемчужное облако, подсвеченное луной. Обстановка была жутковатая, и незнакомка задергалась на сидении, как кошка.
– Что ты надумал, я замерзну. – Она навалилась на его плечо. – Сказал бы, что возьмешь натурой… только отгони на обочину.
Она потянула его к себе, ее смугловатое лицо и жирные губы встали перед его глазами. Денис отшвырнул женщину, схватился за руль и дал по газам.
Когда блеснули огоньки Топилино, он поравнялся с первым домом и остановился.
– Вылезай, – повторил он. – Тут недалеко.
Хлопнула дверца, холод ударил ему в бок, и Денис, стряхнув наваждение, поехал дальше. Он сразу забыл и о теще, и об Ингиных колготках, и даже об отцовой болезни.
– Ведьма, – пробормотал он. – Настоящая ведьма.
Добравшись до дачи, он уткнулся бампером в снег и затребовал у Тани лопату. Загнав машину в гараж, притерпелся к ацетоновой одури и обследовал капот, а потом проинспектировал сидение и снял с него длинный волос, который Инга сочла бы безусловным криминалом. Потом сел на табуретку и облокотился на стол с верстаком. Здесь было уютно, и только холод помешал ему прикорнуть среди хлама, старых покрышек и промасленного тряпья.
Понукая себя, он все же вытащил сумки и отправился в дом, непривычно горевший всеми окнами.
– Познакомься, – процедила Таня, когда он снимал в сенях ботинки. – Это Марго, дяди-Петина жена.
Денис вздрогнул, увидев в дверях свою незнакомку, переодетую в брюки из дешевого сукна, уже собравшего весь домовой пух. Извалянная в этом пуху, Марго выглядела так нелепо, что в ней не было ничего ведьмовского.
От родственника дяди Пети, куркуля и жлоба, подвизавшегося где-то директором камвольной фабрики, семья воротила нос, как от паршивой овцы. Когда проворовавшегося дядю Петю посадили, избавив родственников от общения лет на десять, все выдохнули, но оказывалось, что радовались рано.
Марго кивнула ему и продолжила извинительную речь:
– Город маленький, все норовят глаза выклевать, а после конфискации ловить нечего…
Денис поежился. Когда Марго исчезла, он втолкнул Таню на кухню и зашипел:
– Вы спятили?
Расстроенная Таня развела руками:
– Это отец… я ее с квартиры выставила, так она сюда.
Потом Денис отправился к отцу, опасаясь, что Евгения Ивановича скандализировала жена уголовника. Но того больше интересовали сын и его окружение.
– Как Римма Борисовна? – спросил он первым делом. – Вот же стойкая дама, и вас кормит-поит, и еще преподает философию… а слышал, что передали про наших болванов?
На даче Евгений Иванович переходил с родного телевидения на вражеские голоса, потому что западные станции ловились на «Спидолу» лучше, чем телеканалы – на переносную антенну.
– Да, анекдот, – продолжал Евгений Иванович. – Мужик сидит в метро, напротив него другой, с некрологом в газете. Мужик его спрашивает… – Евгений Иванович изобразил молчаливый вопрос. – А тот отвечает. – Евгений Иванович отрицательно покачал головой. – Довели страну. Неудивительно, что у меня похитили изобретение.
Приезжая на дачу, Денис всякий раз клялся, что приободрит отца, но только закисал сам. Он пробежался по всем семейным новостям, упомянув даже друга Риммы Борисовны, Аркадия Львовича, которого ироничный шурин Андрей называл амантом. Амант, презираемый семьей, привечал Дениса как собрата по домашнему остракизму. Исполнив сыновнюю повинность, Денис сбежал от отца в кухню и подавился полусырой перловой кашей, которую безрукая Таня патологически не умела готовить.
Пахло плесенью и керосином, под крышей свистел ветер, где-то дребезжал наличник, и Денис не находил себе места. Он поднялся в недостроенный этаж, где Таня разместила гостью. Под стропилами было тепло, в буржуйке трещал огонь, а Марго сидела на полу и собирала рассыпанные монеты. От ее темного, выразительного лица исходил жар, и вдруг что-то случилось: Денис наконец почувствовал себя дома.
– Извини, так получилось, – проговорил он, заикаясь. – Я не знал…
Он примостился на лавке, пригрелся, и вдруг его прорвало: он заговорил с Марго, будто знал ее много лет. Он рассказал, что любит жену, но мается в тещиной квартире, которую семья сохранила с тридцатых годов, несмотря на гримасы истории, – и что его теща, коренная москвичка, гордится, что выросла в старинных переулках и не знает панельных казарм, уродующих душу. Что в ее доме царит культ ее репрессированного отца и она готова на все, чтобы прояснить его биографию. Что на этой почве он, архивный служащий, сошелся с Ингой, а теща – с Аркадием Львовичем, которого она выловила на бульваре, зацепившись языком. Что ему хочется своего дома, но его зарплата в жилищно-коммунальном репозитории так смехотворна, что кооператив ему не светит. Что только Аркадий Львович не глядит на него свысока, потому что интересуется историей. Что они от скуки изгаляются над властью, вписывая в домовые книги экзотических знаменитостей, и что исследователи удивятся, обнаружив в Москве следы Мохандаса Ганди и Эрнесто Гевары де ла Серна. И что он не знает, как вернуть отца к жизни. Потом Марго поднялась и вытерла испачканную ладонь, а Денис оказался рядом с ней.
– Извини, – повторил он, и его ноздри опять защекотал косметический запах. – Это ты натравила гопников? – Она пятилась от него шаг за шагом и наконец уперлась в стену, а он обнял ее и затвердил, как попугай, без смысла: – Сознайся, я знаю, что это ты.
Он остался у нее в недостроенном этаже, игнорируя семейные мнения, а утром уехал рано, ни с кем не прощаясь, чтобы не испортить ночное послевкусие. Бодрящий воздух был свежим, сугробы покрывала пороша, небо и земля казались парадно белыми, и Денис радовался дню, зиме, природе, машине. Он с некоторой оторопью проезжал через поселок, но вчерашние монстры спали, и по дороге ему никто не встретился.
1
Спустя месяц Римма Борисовна возилась в прихожей, сортируя перчатки и пересыпая шерсть лавандой. Домочадцы были на работе, а семейная иждивенка, невестка Алена, делала вид, что занимается дочкой. Стены сталинского здания добросовестно глушили децибелы, но потом что-то подозрительно защелкало, и Римма Борисовна приникла к глазку. У соседской квартиры топтались двое: один в ратиновом пальто и треухе, другой в бушлате и лыжной шапке. Их затрапезная одежда выдавала чужаков с планеты, далекой от респектабельного дома. Соседи недавно уехали в заграничную командировку, их квартира стояла пустая, так что возня у выморочной двери выглядела непозволительно.
Римма Борисовна ничем не выдала себя. Тем временем незнакомцы открыли хитрый замок, зашли в квартиру, как к себе домой, и захлопнули дверь.
Шокированная Римма Борисовна набрала ЖЭК, но услышала лишь короткие гудки. Тогда она позвала Алену, но невестка, подтвердив свою репутацию туповатой девчонки, только пошлепала губами и манкировала проблемой. Римма Борисовна позвонила приятельнице, но та выслушала ее со скукой, а, справляясь о внучке, назвала ее Настей – Римма Борисовна не выносила этого лубочного имени. Для нее девочка была Асей: лучше по Тургеневу, чем по сказке «Морозко».
Раздраженная Римма Борисовна заварила себе чаю и сделала дыхательную гимнастику. Радио выдало в эфир Шопена, и музыкальные переливы вернули Римме Борисовне почву под ногами. У нее были соседские ключи, но ей не улыбалось изображать добровольную охрану. Когда Алена собирала Асю на прогулку, Римма Борисовна наказала невестке доложить председателю ЖЭКа, что в подъезде объявились варяги, но Алена даже не сунулась в набитую контору и на голубом глазу доложила, что председателя не оказалось на месте. Римма Борисовна, знавшая невестку, не поверила ее отговорке и вечером пожаловалась сыну:
– На нее нельзя положиться. Нас перережут, а ей шуточки.
Андрей прожевал макароны, посмотрел на мать и с постным видом процедил:
– Зачем ты послала их в этот бедлам, чтобы на ребенка надышали гриппом? Подумаешь, попятят у Виктора Альбиновича его дурацкий антиквариат.
Вопрос закрылся, хотя Римма Борисовна еще осудила порочную практику, когда каждый сам за себя, но на имущество выскочки Виктора Альбиновича, не имевшего корней в их заслуженном доме, ей было, в общем, наплевать.
Она спала тревожно. Каменные стены гасили шорохи, и только из-за окна заявляла о себе улица, верещала сирена на проспекте, упавший снежный ком стучал о подоконник. Все это были привычные шумы, но под утро Римму Борисовну разбудила зловещая воронья перекличка, похожая на плач по покойнику. Римма Борисовна не выдержала и подошла к окну. На крыше напротив, за перекрестьем проводов, среди хлипких ограждений и кривых антенн, напоминающих кресты на брошенном погосте, кто-то двигался, и Римма Борисовна содрогнулась, вообразив, как этот человек рискует на скользком железе. Его силуэт напомнил ей о незнакомце у соседской двери, а в его руках Римме Борисовне померещилось нечто, похожее на ружье. Раздался хлопок – Римма Борисовна испугалась и отскочила от окна. Она легла, закрыла глаза, но вороны орали так остервенело, словно их резали живьем. У Риммы Борисовны заболела голова и, разыскивая таблетки, она твердо решила все же найти председателя.
Поутру она читала лекции, вернулась около трех, кликнула Алену и, когда она расширяла назиданием невесткин кругозор, в дверь позвонили.
Звонок был какой-то робкий, а в глазке фокусировалась женщина, поэтому Римма Борисовна нехотя открыла. Гостья была в грязных сапогах и шарфе, закрученном веревкой. Она горячо заговорила, ломая руки, но Римма Борисовна поначалу ничего не поняла.
– У него ранение. – Женщина чуть не плакала. – Умоляю, откройте… у вас есть ключ.
Алена сбегала за старшим по подъезду, и тот, ковыряя ногтем в зубе, сообщил, что Виктор Альбинович пустил к себе постояльцев. Женщина размахивала паспортом и надсадно выла, что ее муж скончался. Римма Борисовна отказалась участвовать в авантюре и потребовала милицию, с которой почему-то никто, и она сама, не захотел связываться. Всех останавливало допущение, что милиция повредит пресловутый соседский антиквариат сильней, чем любые воры. Но Римме Борисовне не улыбалось жить с трупом за стеной, так что после долгой склоки старший по подъезду притащил тетрадь и составил расписку, а Римма Борисовна принесла ключи.
В квартире их встретила тишина. Делегация заглянула в маленькую комнату и оторопела, увидев молодого человека, который преспокойно крутил гантели и даже не поднял глаз на вошедших.
Женщина в ужасе закричала, так что эхо разнеслось по необъятной квартире Виктора Альбиновича:
