– Его зовут… Всеволод, – отрезала Инга. – Он личность, а ты слизняк!
Она перебрала имена, не ассоциированные с вечными Ванями, Данями, Панями, и почему-то вспомнила про хоккейного тренера Боброва, которым восторгался ее начальник.
Денис сорвал пальто, запутался в ботинках и вылетел из квартиры. Инга пометалась по коридору, распахнула дверь и тоже выскочила с криком:
– Можешь не возвращаться!..
Она осеклась, налетев на флегматичного Степана, который выволакивал на лестничную клетку пылесос. В минутной паузе между соседями накалилось взаимное, но очень доверительное напряжение. Наконец молчание стало тягостным, и Степан бессмысленно спросил:
– Ругаешься с мужем?
Инга очнулась.
– Не твое дело! – рявкнула она, развернулась и хлопнула дверью.
4
На улице Дениса подхватила пурга. Он завяз в сугробах, выскочил на проезжую часть и едва не угодил под грузовичок, который вырулил из-за мусорного ящика. Понимая, что его жизнь распалась, он силился представить себя без Инги и не мог. Его мысли кружили в странном сумбуре. Приноравливаясь к чьему-нибудь соразмерному темпу, он нашел в толпе старика с собакой, взял краем глаза согбенную спину и поплелся следом, упорядочивая мысли.
Старик свернул в подворотню, Денис повлекся за ним. Их связка заплутала через арки и проходы, и скоро Денис обнаружил, что какой-то плоский, как глиста, тип преследует старика на ювелирно выдержанной дистанции. Денис громко выругался и обнаружил себя. Преследователь обернулся, в его глазах мелькнула ненависть, а Денис испугался фортеля крысы, загнанной в угол. Наконец преследователь счел расклад невыгодным и шмыгнул за угол.
Старик ждал с видом, требующим объяснений, и Денис приблизился к нему.
– Он шел за вами, – оправдался он, сознавая, что и сам выглядит неоднозначно.
Из-под нерпичьей шапки, серебрящейся в фонарном свете, на Дениса посмотрели выпученные, как при дефектной щитовидке, глаза.
– Я не боюсь шпаны. – Старик поднял руку, и в рукаве его дубленки блеснул нож. – Если кого зарежу, я вне подозрений.
Он обмахнул от снега ближнюю лавочку, опешивший Денис покорно опустился на нее, а старик отбросил поводок и пнул собачонку:
– Пошла прочь!
Собачонка, визжа и подрагивая тщедушным тельцем, шарахнулась и исчезла, подхваченная пургой.
– Взял по дороге, чтобы руки занять, – объяснил старик, отряхивая ладони. – Экая пакость.
Пока Денис очухивался, старик повел крупным носом и нахмурился.
– Чем от тебя пахнет? – спросил он.
С одной стороны, Денис остерегся, как бы старик, которого он принял за номенклатурщика, обезумевшего на пенсии от безделья, не опрокинул и его в сугроб, как собачонку. В их районе попадались подобные персонажи. С другой, он необъяснимо потянулся к несимпатичному типу, который источал уверенность человека, привычного к первенству. Этот престарелый бандит заведомо знал ответы на все вопросы.
– От меня пахнет бедой, – выдавил он.
Ему надо было излить кому-то душу, и он рассказал старику, что случилось, а тот достал выглаженный платок и промокнул губы.
– Живете по-мещански, – проговорил он. – Вам кажется, что семья – это гнездо с клушей, которая обнимет, накормит и закроет крыльями. А семья – боевой корабль, который идет через бурное море. Жене позволено все, и нечего трястись над ней, как царь Кощей над златом. – Он ушел в отрадные воспоминания и проронил: – Моя жена переспала с прокурором, и я остался на свободе, а так бы гнил в лагере. – Он еще принюхался. – Рядом с тобой ведьма.
Денис вспомнил о Марго и вздохнул. Обнаружив, что порядком иззяб, он вытащил шарф, не надетый второпях, и на лавку выпал потешный документ, изготовленный для Аркадия Львовича. Старик, как коршун, завладел бумажным клочком.
– Зачем это? – спросил он, разглядывая правдоподобный милицейский протокол дебоша, учиненного первым космонавтом.
– Не терплю гладких биографий, – злобно сказал Денис, следя за бумагой. Он опасался, что старик положит ее в карман, и не нападать же на него, тем более что в рукаве у него нож, а дома – жена, переспавшая с прокурором. – Слепили икону из подопытной зверюшки. Могло же с ним происходить? Могло? Могло?..
Он затрясся в истерике. Старик покосился на него и отдал бумагу.
– Ты не годишься для игры, но ты не лыком шит, – произнес он глубокомысленно, и Денис похолодел, предчувствуя срок за подделку документов. – Архив? Коммунальный… не знал такого. Домовые книги, документы о прописке… кадастры? – Что-то сверкнуло в его глазах. – Москва, республика, федеральный? Да, милый, ты не прост. – Последние слова он процедил сквозь зубы.
– Международный, – сказал Денис.
Старик давил его таким превосходством, что он повеличался: – В подвале трофейные ящики с немецкими фондами, как свалили в сорок пятом, так и стоят.
Глаза старика вспыхнули, но тут же погасли. Возникла тягостная морозная пауза.
– Бери правильную бумагу, – буркнул старик. – Видно, что туфта.
Денис ждал любую реакцию, но не такую.
– Вы странный, – проговорил он. – Кто вы?
Старик надменно фыркнул и выдвинул челюсть.
– Я представитель. – Он бесстрастно пояснил: – Вы называете его сатаной, лукавым, князем тьмы, а в деревнях зовут по-домашнему, кумом, куманьком. Я из преисподней, дурья голова.
Старик был так органичен в своем безумии, что Денис испугался за свой разум и прикинул, как бы незаметно вызывать психиатрическую скорую.
– Ясно, – кивнул он, стараясь не раздражать собеседника. – Вы покупаете души?
– Кому они нужны, – отрезал старик. – Я подбираю игроков и устраняю помехи… а победитель получает все.
Он переменил тему и пустился в рассуждения о шрифтах и делопроизводстве, а Денис заподозрил в нем спекулянта, промышляющего антиквариатом и сбрендившего на почве конспирации. Это объясняло многое, в том числе прокурорский интерес. Заодно Денис узнал, что старика зовут Гордеем Фомичом и что он занимает пост с титулатурой, которая темному Денису ни о чем не говорила. Потом старик еще пошевелил ноздрями и загадочно сказал:
– Запах, архив, и рядом ведьма… тобой стоит заняться.
Он поднялся и оставил собеседника, не прощаясь. Когда он скрылся, Денис представил Ингу с абстрактным прокурором и содрогнулся.
Ноги понесли его по переулку, мимо снежных гор, воздвигнутых добросовестными дворниками. Вокруг сновали люди с авоськами и портфелями. Денис обходил всех, не глядя, и едва не налетел на дерганого прохожего в шапке-чулке. Он поднял глаза – это оказался Аркадий Львович.
– Везде тебя ищу, – выпалил запыхавшийся амант. – Объясни своей теще, что Андрей на меня клевещет! Твой шурин интриган, – его осенила идея, и он стукнул Дениса по рукаву. – Пойдем – подтвердишь, что у меня своя квартира. Какие у меня бывают люди, о-го-го!
Денис мандражировал возвращаться к Инге и позволил втащить себя в подъезд со сломанным лифтом. Аркадий Львович волочил его по ступенькам и бормотал:
– Таланты, личности, элита… ты, брат, в своем занюханном архиве таких не видел. Андрей напрасно брезгует, скажи ему, что он неправ…
Аркадий Львович отпер дверь, и на Дениса, ядовито отметившего, что гулянка происходит без хозяина, обрушился праздничный гул.
Играла ритмичная музыка, шлялись бородатые люди. Пробежал растрепанный ребенок лет пяти, его догнала женщина в длинной юбке. В коридор вышли двое, и один сказал другому возмущенно:
– Ваш Мусин – жулик, деляга. Дядя-эмигрант сделал ему имя на западе, а то расписывал бы детские садики и не жужжал. Подумаешь, барин – дипломаты ездят в коммуналку, скупают мазню. Будто он один умеет рисовать смятую газету «Правда».
Аркадий Львович провел Дениса в сумеречную комнату, где на комоде, покрытом вязанной скатертью, стояли водочные бутылки, тарелка с хлебом и консервы. Этой нехитрой снедью угощались несколько человек, среди которых выделялся статный мужчина с бородкой. Он держал граненый стакан и прихлебывал водку, как чай. На его костлявом лице светились прозрачные глаза.
– Ты наглец, Мусин, – сказал ему кто-то из темноты. – Как еще соседи не стукнули.
Мусин растянул тонкие губы.
– Моя соседка, Домна Васильевна, боится иностранцев, как огня, – проронил он. – Я говорю ей, что у американцев песьи головы и зубы. Когда звонок, она прячется за шкаф, баррикадирует дверь и умоляет: не пускай ко мне эту страсть, касатик. Я живу в трясине, но пользуюсь массовым невежеством в хвост и в гриву.
Какой-то субтильный человечек вылетел к свету, выпятил грудь и пьяно заверещал, пошатываясь и брызгая слюной:
– Мусин, ты жлоб и проститутка! Твою мазню только в сортир, тебе посольские клерки в уши надули, но мы-то знаем, что король голый, пэтэушники, которые портреты Ленина малюют, и то лучше тебя справляются, а у тебя – ничто, пустота!
Величественный Мусин продолжал жевать бутерброд, а компания заколыхалась и зароптала. Какая-то женщина ухватила скандалиста за свитер и оттащила в сторону, приговаривая:
– Ша, Маричек, ша… ведь мама вам так говорит?
Денис убрался подальше от конфликта. Квартира Аркадия Львовича походила на лабиринт. Денис выбрал стеллаж, стал разглядывать книги. Прочитывая титлы на корешках, он услышал шорох и оглянулся. Молодая женщина наблюдала за ним, отставив руку с сигаретой. Денис пригляделся к ней: плоская, длинноносая, размалеванная, но необъяснимо шикарная, несмотря на бесформенный балахон.
– Ну? – проговорила женщина грудным голосом, от которого у Дениса по спине пошли мурашки. – Вы кто?
От этого голоса, жеста, наклона ее головы Дениса потянуло на глупости.
– Я граф Монте-Кристо, – прохрипел он, удивляясь сам себе.
– Бросьте. – Женщина покачала головой. – Это мания величия, у вас ни гроша за душой. Это было у Островского в какой-то пьесе… – Она вздохнула. – От вас разит серостью, профсоюзными путевками, очередью на холодильник. Полторы извилины.
– А вы кто? – спросил обиженный Денис. Женщина затянулась.
– Я Диана-охотница. – Она что-то заметила в его лице и засмеялась. – Правда, меня зовут Диана.
– Ваш граф Монте-Кристо – фуфло! – провозгласил толстяк в кожаном пиджаке, бросаясь в кресло. – Представьте, Дианочка, что в Москве кто-то выбросил в розницу тонну золота и ящик бриллиантов. Этого пижона в два счета найдут и выпотрошат, как котенка, а что такое тогдашняя Франция? Три Москвы, тьфу. Сбыт – дело высшего пилотажа, а тем более камни.
Появился Аркадий Львович со стаканом.
– Вадим Германович, не обижай моего гостя, – проговорил он, ухватив обрывки разговора.
Он подсунул Денису стакан, обнял за плечи и повел на кухню.
– Бумага, – вспомнил Денис. Водка умиротворила его. – Я встретил спеца по писчебумажной промышленности, он пообещал подкинуть старых документов.
– Ты бы не трепался каждому встречному, – буркнул Аркадий Львович с досадой.
– Так вот, Гордей Фомич сказал… – начал Денис.
Аркадия Львовича перекосило, и вокруг повисло молчание, которое прервал болезненный стон – женщина в длинной юбке начала оседать на пол.
– Люша! – закричал Аркадий Львович, забыв про Дениса.
Бородачи подхватили Люшу под руки и повели в комнату, а Денис услышал чей-то негромкий голос:
– А говоришь, лапоть… ты кого привел?
Денис оскорбился и отступил к стене с гобеленовой тряпкой. Все захлопотали вокруг Люши и забыли про него. Из комнаты вышел Мусин, посмотрелся в зеркало, горделиво проследовал в туалет. Денис оглянулся и убедился, что ловить нечего. Лапоть, полторы извилины, серость. В его мозгу крутилась фраза «Андрей напрасно брезгует…» Значит, Аркадий Львович уже приглашал к себе Андрея?
Когда он добрел до подъезда, то с детской площадки доносилась пьяная разноголосица, а его друг Саня приплясывал от холода и поглядывал на часы.
– Звоню две недели, и ни ответа, ни привета, – парировал он Денисово удивление. – Что случилось? Посмотри на себя, ты весь зеленый.
– Ко мне нельзя, – сказал Денис. – У меня полный абзац.
Он рассказал, что его застукала жена. В этом было что-то молодцеватое, гусарское, достойное бахвальства, но Саня больше заинтересовался Гордеем Фомичом. Услышав про самозванца из преисподней, он загорелся не на шутку.
– Это игра! – обрадовался он. – Как миллион в лотерею! Что за крендель, как его найти?
Денис еле от него отделался и только в подъезде вспомнил, что не узнал, зачем Саня, собственно, являлся.
В квартире он услышал пластиночный голос, бубнящий Асину сказку. Денис прошел в комнату и сел на кровать. Инга, с головой укрытая пледом, вздрогнула, но не оттолкнула его, а осмелевший Денис заговорил, что семья – это боевой корабль, идущий через бурное море. Что он любит только Ингу, но не возразит, если она отважится на интрижку с этим, как его, Всеволодом… потому что доверяет жене и знает, что она его друг. Инга молчала; Денис разделся и лег рядом, легкомысленно вообразив, что прощен.
5
Ночью измученной Инге приснилось, что она выходит замуж, но ее венчальное платье куда-то исчезло. В конце концов Денис приносит ей пропажу, Инга примеряет это платье, но оказывается, что оно не сшито, а только сметано на скорую руку, а Денис убеждает ее, что это последняя мода и все теперь выходят замуж в платьях, сметанных кое-как.
Проснувшись, она вспомнила недавний кошмар. Домашние разговаривали с ней, как с обреченной. Римма Борисовна изображала улыбку на каменном лице, Андрей и Алена тактично не лезли в душу, Денис был сама любезность, и Ингу убивала общая предупредительность. Безмерная обида жгла ее, мешая осмыслить выход из тупика. Любовь тюфяка-мужа она, неотразимая красавица, считала данностью, а сейчас все встало с ног на голову.
Так продолжалось несколько дней. Оглушенная Инга ходила по улицам, загадывая, какими историями полнятся отвратительные жизни прохожих. Она разговаривала с коллегами, подозревая, что все они скрывают любовников и любовниц. Она смотрела телевизор, уверенная, что журналисты, актеры и передовики всевозможных производств лгут, утаивая грязные проделки.
Шло время. Пока она перетерпевала мужнин удар, семья приободрилась, и Инга постыдилась заговаривать о разводе. Но мучительная мысль засела в ее сознании, и она поклялась отплатить Денису тою же монетой, причинив ему равную боль. Лишь скороспелый экспромт вязал ее по рукам и ногам: среди ее знакомых не было ни одного Всеволода. Она кликнула клич через подруг, те поскребли по сусекам и доложили, что объект найден. Приятельница, выловившая этого зверя, сообщила, что он красив, выгодно женат и избалован дамским вниманием. Услышав пикантное предложение, он заявил, что он не племенной жеребец, но в виде одолжения согласился.
Он назначил свидание в ресторане гостиницы «Двина», и по дороге Ингу замучила бредовая мысль, что она добивается близости с незнакомым, пусть и красивым человеком. Но потом она убедила себя, что Всеволод подобен зубному врачу, и что короткую встречу с ним надо пережить, а потом забыть.
У ресторанных дверей обида понесла ее вперед, принуждая игнорировать длинную очередь. Мосты были сожжены. Инга уже покичилась перед семьей, что встречается с Всеволодом, но загадала, что, если тот не явился, она развернется и уйдет.
Пробившись через толпу, она обратилась к швейцару. Всеволод был здесь. Поежившись от страха, Инга отдала гардеробщику пальто, посмотрелась в зеркало и убедилась, что цветастый батник выгодно облегает ее бюст. Метрдотель указал на столик у колонны. У Инги потемнело в глазах. Она еще колебалась, но посмотрела на Всеволода и успокоилась. Во-первых, он тоже нервничал, ватные плечи его пиджака подергивались, а пальцы барабанили по скатерти. Во-вторых, Инга давно не встречала такого красавца с голубыми глазами, мужественной челюстью и ямочкой на подбородке. На его пальце красовалось увесистое обручальное кольцо, подтверждающее выгодный брак.
Кавалер выглядел недовольным, но увидел Ингу и смягчился.
– Вообще-то странно, – заговорил он, когда они покивали друг другу смущенно, как первоклашки. – Я говорил Элке: хоть бы фотографию, а то неизвестно, какой крокодил. Я ведь не должен – понимаешь, да? Нет, я всегда за, раз такое дело. Но, черт возьми, я же не мужчина по вызову, я нахлебался с дурными тетками по горло.
Он не походил ни на агрессора, ни на грубого мужлана. Как и она, он опасливо поглядывал на шумную компанию, которая прыгала перед эстрадой. Подошел официант, Инга взялась за меню, а Всеволод достал из сумки скоросшиватель.
