– Забавно! – бросил я в пустоту и отложил их.
Солнце почти скрылось. Редкие строения, дощатые сараи, разгрузочные площадки, пакгаузы – сменились пригородами Петербурга. Но глаза мои ни на чем не задерживались. Они были обращены внутрь. Я весь ушел в слух. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я невольно представлял себе, что буквально в нескольких сантиметрах, за этой тонкой перегородкой, находится девушка, молодая женщина очень приятной наружности и возможно скучает, как и я. Это было нелепо, неправильно и эта мысль не давала мне расслабиться.
Отчаявшись, я встал, прошелся несколько раз по купе ломая пальцы и вновь сел к окну. Проехав семафор и чересполосицу путей, поезд перешел на приморскую С. Петербург-Сестрорецкую железную дорогу. Это была частная железная дорога и по слухам, убыточная. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо барышня следовала в один из них. Я вспомнил юность, Тамбовскую губернию, Грязе-Царицынскую железную дорогу, связавшую город с остальным миром, что значительно способствовало развитию Борисоглебска…
И тут, мои воспоминания прервались. Я уловил, как недалеко, возможно даже в соседнем купе, едва слышно хлопнула затворенная дверь. Я даже подумал: не встать ли и посмотреть! Но это было бы бестактным и остался недвижим. И вдруг услышал легкие шаги, которые остановились у моей двери. Несомненно это был цокот женских каблучков. Мое сердце замерло от приятных предчувствий. Но дальше была тишина, долгая и мучительная и, наконец, я услышал едва слышный стук в дверь! Еще не вполне понимая, ощутил шорох юбок и боковым зрением уловил светлое одеяние моей изящной незнакомки, стоявшей в проходе.
– Прошу прощения! – приоткрыла она дверь и слегка смутилась. – К вам можно?!
На лице девушки играл румянец, глаза, окаймленные длинными ресницами трепетали и вся она была закрыта и открыта одновременно. У меня сразу захолонуло в груди.
– К-к-конечно! – подскочил я как на пружинах, чуть не стукнувшись головой о полку.
– Извините! – выдавила она, сильно стесняясь и краска бросилась ей в лицо. – Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете?
Я был тороплив и пытался быть излишне галантен. Мне удалось ловко справиться с бутылкой, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери на совершеннолетие. «Бедная мама! Знала бы она, для чего я его использую!»
– Пожалуйста, сударыня! – промолвил я чопорно, пытаясь всеми силами, оттянуть момент расставания и сверля ее взглядом.
Только теперь мне удалось рассмотреть свою попутчицу вблизи. Строгий овал лица красиво обрамлялся светло-русыми волосами. Они ниспадали ниже плеч, но лоб был открытый, с легкими выбивающимися прядками. Прямой нос, тонкие брови и чувственный рот дополняли картину. Но доминировали на лице голубые глаза. Они были восхитительно нежны и глубоки одновременно. Казалось они были готовы обнять весь мир. Да, барышня без всяких натяжек, была хороша. Как бывают хороши образованные воспитанные девушки не избалованные светом, интрижками и расположением многочисленных кавалеров. Небольшой доход и ранний брак, не позволяет им всецело насладится прелестями жизни и они так и остаются, не полностью оцененными, не раскрытыми, в тени мужа. Обычно они робки, застенчивы и ценят себя невысоко, пребывая в уверенности, что это и есть их удел.
– Здорово у вас получилось! – отметила моя попутчица, все еще смущаясь. – Я такого никогда не видела.
Пользуясь предоставленным случаем, со сдавленным от волнения голосом, я представился:
– Михаил. Михаил Громадин. Инженер, – слегка откашлялся я и поклонился. – Еду на Сестрорецкий оружейный завод. По служебным делам.
– Мария Александровна, – барышня потупила взор, – Маша. Следую на отдых, – ответила она, в том же ритме, вполголоса.
Мы помолчали немного. Я, передавая сельтерскую, задержал бутылку, не отпуская ее совсем. Она уловила этот жест, подняла глаза и взглянув строго, добавила:
– Замужем!
Это прозвучало, так, что сразу все ставило на свои места. И других вариантов быть не могло!
Я послушно отпустил бутылку, но она не уходила… пребывая некоторое время в нерешительности.
– Ах! Да! Еще пробочка! – спохватился я, поняв, чего она ждет.
– Благодарю! Вы очень любезны, – кивнула она и смущенно улыбнулась.
По всем правилам этикета она должна была тут же уйти… но этого не случилось. Я увидел легкую, еле уловимую растерянность, как тень, пробежавшую по ее лицу. Секунда, миг! Но это мгновение много поведало мне о душе моей новой знакомой. Ей, в глубине души, не хотелось уходить.
– Вам не скучно одной? – поинтересовался я, напуская равнодушный вид и как бы говоря это из вежливости.
– Что вы! Конечно, нет! – воскликнула барышня. – Я люблю скучать! Это же дорога! Она предполагает.
– Да вы правы, – согласился я. – Мерный стук колес, раскачивающийся вагон, унылый пейзаж за окном и ожидание конца пути. В этом есть своя прелесть. Все идет своим чередом. Навевает спокойствие.
– Вот видите, вы меня понимаете! – благодарно взглянула она на меня.
– Плохо мы не попали с вами в одно купе, – сказал я, не поднимая глаз. – Пообщались бы – и путь показался короче.
– Да нет! Что вы! О чем вы говорите! Тем более пассажиров мало. Зачем тесниться.
– Но в этом же ничего нет предосудительного!
– Возможно! Не спорю! Но пусть будет как есть! – запальчиво сказала она.
– А что если нам исправить эту ошибку – скрасить наше одиночество? – бросил я пробный шар, ловя ее ускользающий взгляд.
– Ни в коем случае! – заявила она сухо и немножко сжалась.
Но это прозвучало неестественно. Как в дешевом спектакле. Было понятно, что барышня, напротив искала повод продолжить общение.
– Это ни меня, ни вас, ни к чему не обязывает! – продолжил я уверенным тоном. – Спустя несколько часов, я выйду на станции в Сестрорецке, а вы проследуйте дальше…
– Я понимаю… – замялась она.
– Мы могли бы вместе поскучать?!
– Это да! – чуть смягчилась она. – Но все равно! Разве вы находите это удобным?
– А вы как считаете? – вопросом на вопрос, ответил я и прямо посмотрел ей в лицо.
Она не выдержала взгляд, потупилась, плечи ее опустились.
– Еще час назад меня провожал муж! – выдавила она и лицо ее стало немного растерянным. – Вы видели? … Такой высокий важный господин, с цилиндром на голове?
– Кажется, припоминаю, – соврал я и опять попытался встретиться с ней глазами, – он, по-моему, немолод? – наудачу ляпнул я, почти не сомневаясь, что мои предположения верные.
– Да! Да! Это есть! Но он очень хороший. Мне бы не хотелось так… – она замялась, не зная как продолжить начатую фразу.
– Я вас прекрасно понимаю. Не продолжайте. Дело ваше Мария Александровна. Хотя жаль… очень жаль, ваше общество украсило бы мой путь!
Мы еще раз обменялись взглядами. Она была слегка расстроена и почти не скрывала этого, но приличия были превыше всего. Другого – от замужней женщины, я и не ожидал.
– Может дать вам прессу: свежая, я почти прочитал, только объявления остались? – добавил я, оставляя надежду на перемены в ее настроении.
– Что ж! Как закончите – приносите, с удовольствием почитаю, – выпалила она скороговоркой и, покраснев, быстро, как ветер, удалилась к себе. Только шуршание юбок и легкий аромат молодого женского тела остался витать в воздухе, а потом и в моем сознании.
«Н-да! Неожиданный поворот!» – подумал я, и, достав из портфеля, бросил в рот кусочек мускатного ореха для освежения дыхания. Так я и стоял, ни присев больше ни на секунду, держась за хромированный поручень и нетерпеливо глядя в синеющее окно. Ожидание томило меня, заставляло учащенно биться сердце. Предчувствие нового, неоткрытого и одновременно несбыточного, и прекрасного туманило мое сознание, и всплывало в неясных образах в голове. Когда ты молод, тебе не нужны сухие дрова, щепа и даже спички! Тебе достаточно искры и пламя полыхает, сжигает тебя изнутри. С трудом, выждав десять минут, я собрал газеты, аккуратно свернул их в трубочку и, напустив нарочито небрежный вид, отправился к своей милой соседке.
– Разрешите? – учтиво поклонился я. – Я принес вам обещанное!
– Merci. Vous ?tes tr?s bons mon monsieur! (Спасибо вы очень хороший молодой человек. Фр.) – поблагодарила она, стараясь не улыбнуться при этом.
У нее был превосходный французский язык, четкое произношение и особый прононс, что обычно достигался долгими упражнениями.
– О чем вы говорите?! – небрежно произнес я. – Прочитанные газеты? Это для меня Мария Александровна ничего не стоит.
– Pouvez m’appeler Masha. (Можете звать меня Машей. Фр.)
– Замечательно, договорились, буду называть вас именно так. Но я не очень хорошо знаю французский. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.
– О! Я понимаю. Оружейный завод! Наверно страшно и опасно порой?!
Мне ее слова показались приятными. Мужчины все одинаковы. Внутри поднялась волна своей исключительности и превосходства.
– Не стоит преувеличивать. Хотя все бывает, конечно, – заявил я немного вальяжно и снисходительно.
– Как вы думаете, война будет? Все об этом говорят! Вот давеча читала ужасную вещь: «Ангел мира в опасности?!»
– Помилуйте! Это выдумки газетных писак, – заключил я убежденно. – Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие в изобилии наделано во всех странах. Нам грозит массовое уничтожение: победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы?! Цивилизованная Европа на это никогда не решится!
– Значит, вся эта шумиха, чтобы поднять тиражи газет? – предположила моя попутчица, почти расставшись со своей прежней застенчивостью.
– Ну не совсем. Подготовка идет. Видите к нашему паровозу прицепили санитарные вагоны. Да и моя командировка на оружейный завод, – многозначительно заявил я. – Все это звенья одной цепи! Нужно держать порох сухим.
– Вас, судя по всему, по срочному делу направили?
– Не сказать чтобы очень. Но нужно помочь. Есть шероховатости. Технические детали.
– И это наверно тайна?
– Увы! Государственная, Российской империи, – заверил я ее, – об этом лучше не распространяться.
– Вот видите! – она посмотрела на меня чуть восторженно. – Значит, на вас можно положиться, вам доверяют. А мне ничего нельзя сказать. Я болтушка! Все выложу.
В синеве позднего вечера показались низкие черные строения. Моя спутница встала, подошла к окну.
– Какая-то станция? – поинтересовалась она, показывая кивком на окно.
– Это Раздельная! Ох! Помилуйте! …, это Лахта, – поправился я. – Поезд обычно стоит здесь пять минут. А что вы скажите если мы закажем чай! – предложил я.
– Можно! У меня есть прекрасное варенье! Наша бабушка, Агафья, в вишневое добавляет, абрикосовые косточки и липовый цвет. Она его не кипятит, а только долго томит в русской печке и оно получается как настоящий английский джем!
– Английский джем?! Замечательно! Будем пить чай. … Будем пить и разговаривать.
– Нет! Просто пить, – немного растерянно возразила моя собеседница.
– Как скажете, – пряча улыбку, согласился я и пошел делать заказ.
Проводник, лукавый дядька, разглаживая мягкие рыжие усы, занес нам, спустя минуту, два кованых вороненых подстаканника. В них были простые стаканы из зеленоватого стекла и жидкий чай. Отдельно он держал посеребренный поднос со сдобой.
– Пышка, слойка, сдобные калачи, крендель, плетенка – все из Филипповской булочной, господа! На выбор! Если желаете! – протараторил он монотонную заученную фразу.
– Прямо оттуда? – усомнился я. – Неужели?!
– Обижаете милостивый господин! Настоящие парижские рецепты от придворного пекаря Филиппова. Не «сумневайтесь» сударь!
Я отложил всех наименований по одной штуке и сразу расплатился за все. Старик ушел очень довольный, подкручивая вверх кавалерийские прокуренные усы и что-то напевая под нос.
– Вы совершенно зря потратились, – сокрушалась моя прелестная спутница, – мне есть на ночь совсем ни к чему.
– Все нормально Мария Александровна, только возможно придется чай повторить. А как вы сударыня посмотрите на бутылочку Белого Сурожа из Массандры?
– Ой! Нет! Что вы! – искренне возмутилась она. – Это уж точно зря! Не выдумывайте!
– Давайте я принесу раз уж заикнулся, а там решим, а то неудобно получится.
– Но вы мое мнение знаете! – с покорностью произнесла она.
Маша зажгла лампу. Я сходил за бутылкой и дополнительно взял стаканы у проводника. Она смотрела за моими приготовлениями и неодобрительно качала головой.
– Оставьте себе! Вы такой молодой. Будет у вас еще повод и думаю друзья с кем ее распечатать!
– Вы про оружейный завод? Это смешно Мария Александровна! Не говорите пустое! Я часто там бываю. Поверьте – скукота там, полная. Если вы мне составите компанию, я был бы вам превелико благодарен!
– Все-таки вы напрасно это затеяли… – опять покачала она головой и с укором взглянула на меня, – и чай остынет!
– А мы и то, и другое будем. По очереди.
– Какой вы право! Так меня и уговорите! – продолжая пребывать в сомнении, заявила она и улыбнулась хорошей доброй улыбкой.
– Конечно. Давайте мне вот так, а вы немножко пригубите! – предложил я. – Поверьте! Вам точно понравится!
– Ну, хорошо! Вот прямо на донышке!
– А вы знаете, Маша, откуда оно получило это название? Что означает слово «Сурож»? – оживился я, придвигаясь к ней ближе и чувствуя легкий запах женских духов.
– Нет! Конечно нет!
Моя прелестная собеседница заинтересованно оживилась, приготовившись слушать и я окунулся в воспоминания осени прошлого года.
– Это древнерусское название города Судак. Видите, какое оно золотистое? А аромат? Ничего не напоминает?
– Что-то знакомое… Медовое или яблочное? – предположила она.
– Токайское! Не напоминает?
– Точно! Вы сказали, и я сразу вспомнила, – всплеснула она руками и засмеялась.
– Его делают из винограда сорта – Кокур белый.
Я рассказал ей, как мне недавно довелось побывать в Судаке. Про развалины Генуэзской крепости, глиняные водопроводы в горах, обычаи крымских татар. Она была хорошим слушателем. Кивала в такт моим словам, ресницы ее дрожали, а на лице читались заинтересованность и неподдельный интерес.
– Вы это все сами видели?!
